Идея ми
Праздновался мой "день" рождения.
Мой "день" рождения расположен среди множественных государственных праздников, поэтому отмечается с 1 по 10 мая. За это время он медленно преодолевает все фазы обычного однодневного торжества: приходят первые гости, кого-то ждут, кто-то опаздывает, кто-то сдаёт первым… Кто-то решил приударить за кем-то, кто-то ушёл… Всё, как в нормальном дне рождения, только растянуто на десять дней.
Я проснулся в пять часов утра. По стеклу крался первый луч. Сухость во рту и сердцебиение зачеркивали всякую надежду уснуть снова. Я стал думать. Предметы в комнате казались незнакомыми. Не так ли и вся наша жизнь? Ты думаешь, что понимаешь её. Но вдруг обнаруживаешь, что твои представления – всего лишь представления древних о громе как небесной каре. Мне тридцать лет. Я не понимаю, что было вчера. Куда там рассуждать обо всей жизни!
Я с трудом повернул голову. Рядом с кроватью, на кое-как постеленном матрасе спал мой друг. Он был накрыт длинным осенним пальто. Пальто в мае не добавляет ясности к картине мироздания. Наверное, именно поэтому я долго смотрел на него. На пальто, ну и, в какой-то степени, на мироздание. Но от этого взгляда друг проснулся.
Увидев на тумбочке стакан с прозрачной жидкостью, он с надеждой спросил:
– Вода?
Этот простой вопрос, ворвавшийся в мои нелёгкие рассуждения, вызвал неадекватную реакцию:
– Нет! Это идея воды! – уверенно сказал я.
В тот момент это казалось мне очевидным. Когда в таком состоянии человек смотрит на стакан с прозрачной жидкостью, он настолько мечтает увидеть там воду, что, даже если стакан пуст, можно смело утверждать, что он несёт в себе идею воды. Я бы даже сказал, что стакан всегда несёт в себе идею воды. Но иногда он несёт идею водки.
Однако данный тезис ничуть друга не смутил. Он полностью согласился со мной и предложил побеседовать об этом. Наверное, именно поэтому через некоторое время я дал ему прозвище "Невозмутимый как".
Мы пошли на кухню.
Перцовка из кофейных чашечек шла хорошо. На некоторое время установился тепловой баланс между лучом на окне и внутренними ощущениями. Элегантно прихлёбывая, мы вели беседу о том, чем вещь отличается от идеи вещи. Беседовали долго – 0,5 или 0,7 литра…
Чувствуя, что заходим в онтологический тупик, я предложил проиллюстрировать примером:
– Хорошо, – сказал я. – Чем камертон отличается от идеи камертона?
– Элементарно! – воскликнул он. – Камертон издаёт "ми". А идея камертона – идею "ми"!
Никогда ещё я не спал так спокойно и умиротворённо, как в это утро.
Дело труба
С шурином мы начали ремонты одновременно.
Я как временно безработный – своими руками. Он как время от времени посещающий работу – с помощью бригады из союзных республик.
Шёл август 1998 года. К счастью, сбережения у нас были в долларах.
Впрочем, я всё-таки успел совершить одну глупость. Купил предмет интерьера российского производства. На следующий день он, естественно, сделался почти вдвое "дешевле". Это меня очень расстроило. Тогда я стал по вечерам заказывать бытовую технику, фиксировать цену в рублях, а разменивал доллары и расплачивался за покупки утром. Так мне единственный раз в жизни довелось в прямом смысле слова "искупить свою вину".
Итак, я с азартом красил, клеил обои, забивал гвозди. Шурин с ленцой следил за тем, как-то же самое делают дородные женщины в грязных футболках и трениках с отвисшими коленками. Шурин всё делал с ленцой, даже ел. Что полностью поощрялось его женой Анной.
Аня – настоящая женщина. Образец и пример для подражания. До сих пор, когда при мне говорят "женская логика", я представляю себе именно Анну.
Особенно мне нравится, как она спорит. В качестве аргумента ею может быть принято любое высказывание, произнесенное уверенным тоном. Даже не имеющее отношения к спору. Чем шурин, естественно, вовсю пользуется:
– Дима, почему ты не купил масла?! (произносится нервно, громко, как любое н а чало с е мейного скандала)
– Ань, я шёл именно за маслом. Я уже переходил дорогу. Но на перекрёстке "Понтиак" врезался в "Ягуар". Выскочили мужики, хотели тащить меня свидетелем. Я еле убежал. Полчаса прятался в парадной… (произносится медленно, уверенно, с ленцой)
– Ну слава богу! (произносится с облегчением)
Другой вариант:
– Дима, почему ты не купил масла?! (произносится на повышенных тонах)
– Потому что сегодня заходил Воронин… Я задержался из-за этого на работе… У него, представляешь, мама купила кухонный комбайн, но при первом включении произошло короткое замыкание, и вырубился весь свет… Теперь Воронину надо ехать в Коломну, чтобы разбираться с электричеством и этим комбайном (произносится медленно, уверенно, с ленцой)
– Ааааа! Понятно. Что за комбайн-то? (произносится с облегчением)
Ремонты наши были закончены, настало время хвастаться.
Мы с женой пришли к Димке. Как и положено, долго цокали языками и восхищались. Меня же всё время смущала вытяжка на кухне. Она висела одной своей частью над плитой, а другой – над холодильником, стоящим рядом. Поводом для такого расположения служила газовая труба, крадущаяся вдоль стены ровно посередине плиты. А вот причину, похоже, понимал только я. Лень! Потому любые вопросы были бессмысленны, и я молчал, но со страхом ждал ответного визита.
Шурин с ленцой вошёл в дверь нашей квартиры. Не спеша разделся, пока Аня восхищалась обоями в коридоре. Восхищений было намного больше, чем самих обоев. Поскольку коридор был весьма примечательных размеров: 1,62×1,70. Когда я покупал для него линолеум, меня спросили:
– У вас такой большой туалет?
Шурин сразу пошёл в комнату, поскольку там был накрыт стол с закуской и выпивкой. Аня (то ли из солидарности, то ли из любопытства) прошла на кухню. Именно оттуда и раздался истошный вопль:
– Димааааааааааааааааааа!
Я понял, что Анна увидела вытяжку. Точно такая же вытяжка висела над точно такой же плитой, за которой точно так же шла газовая труба. Дима лениво поплёлся на кухню…
– Димаааааааааааааааааа! – это было уже не начало семейного скандала, а самая его кульминация. – Ты же говорил, что нельзя вытяжку посередине повесить, потому что труба… А у них висит!..
– Аня! – фыркнул шурин, явно расстроенный необходимостью объяснять элементарные вещи. – Ну у них же ДРУГАЯ труба!
В поисках Команданте
Революция.
1. Быстрое и глубокое изменение основных устоев политического, социального и культу р ного порядка, произведён ное с преодолением сопротивления целых общественных групп.
2. Глубокое качественное преобразование в какой-л. области, ведущее к коренному обно в лению и усовершенствованию чего-л.
(Толково-словообразовательный словарь русского языка)
Значит, именно этим словом можно охарактеризовать то, что происходило с Денисом по вечерам. И касалось это не мифических "чего-л." или "кого-л.", а его самого. Каким ещё словом можно назвать мгновенное превращение успешного топ-менеджера средних лет, спрятанного в дорогом костюме, в хулиганистого подростка, завсегдатая дискотек?
Именно эта ежевечерняя революция, в ходе которой безупречный дресс-код сменяется футболкой, штанами-шароварами и расшнурованными кроссовками, позволяет не сойти с ума многим представителям российского среднего класса. Именно она позволяет сбросить оковы странной бизнес-логики, по восемь-десять часов господствующей в головах вполне нормальных людей. И – хотя бы несколько часов побыть самим собой. Или – "кем-л." другим, это уже не столь важно, иначе придётся всерьёз отвечать на вопрос "кто ты?" А это, обычно, приводит к запою.
Итак, по вечерам Денис превращался в вождя своей маленькой революции, в Команданте Че, биографию которого прекрасно знал. Рушились оковы костюма и галстука, их место занимала футболка с изображением Че Гевары. В московском клубе "Че" у Дениса был неограниченный кредит и персональное спальное место, на случай революционного привала. Ром лился рекой, на барной стойке отплясывали полуобнажённые девицы.
CUBA LIBRE!
HASTA LA VICTORIA SIEMPRE!
На мой день рождения Денис ехал с тайным революционным поручением – найти только что открывшийся в Питере клуб "Че" и осмотреться. Дислокацию было поручено выяснить мне.
Я долго рылся в интернете, нашёл адрес клуба, но даже не записал его. Он казался слишком простым для коренного петербуржца, чтобы записывать.
Чёрный берет Дениса выдавал его даже в толпе Московского вокзала. Команданте прибыл в город отнюдь не инкогнито. Мы обнялись и пошли к ближайшему бару. Потом – к бару, ближайшему к тому ближайшему. Потом ещё и ещё. Потом, помню, пили на островах, потом – на месте дуэли А. С. Пушкина. Он, по мнению Дениса, тоже был революционером.
К вечеру третьего дня Денис спросил:
– Ну что, где тут у вас клуб "Че"?
Я порылся во всех уголках революционно настроенной памяти, но адреса не нашёл. Отыскалась только странная цепочка ассоциаций: "Че – Центр – П". Видимо, имелась в виду какая-то улица в центре города, название которой начиналось на букву "П". Ну не Пушкинская же!
Признаваться в том, что не справился с революционным поручением, совсем не хотелось. И я брякнул первое, что пришло в уже утомлённую классовой борьбой голову:
– На улице Плеханова…
Денис надел берет и ушёл.