- Психопат, извращенец, поедает лягушек, мочится в постель, мечтает писать стихи. Таких я не убиваю, с такими я танцую. Высший класс, а не парень.
И Удодов отшатнулся. Лохматов одобрил его и отозвал в сторону.
Оставались Казимир Маркович и Доктор.
Астролог подошел не спеша. Остановился, как вкопанный, и долго думал. Потом вдруг подпрыгнул и почти завизжал, что ему было совсем не к лицу.
- У него нет звезд. Звезды от него разбежались в стороны. Ничего не могу прикинуть! Его судьбу не по звездам надо считать, а по черным дырам. Они окружают его вместо звезд. Звезды мои великие!
И астролог в духовном изнеможении отскочил.
- Интересно, - заключил Лохматов и тоже отозвал астролога в сторону.
Простецки, вразвалочку подошел Доктор. Стоял вдумчиво, но не пугался, не отскакивал.
- В монстре этом великая тайна есть, - сказал. - В нем не один, а несколько монстров, один другого хлеще. Но все они притихли там внутри и ждут своего часа. Не ровен час - двинутся!
Лохматов отозвал Доктора в сторону. Поманил Алёну, и все они, Лохматов и оставшиеся, сбились в кружок.
- Друзья, надо выпить в конце времен. Отличные высказывания! - он хлопнул в ладоши, и красивая девушка принесла бокалы и коньяк. Лохматов и ей предложил выпить.
- Пьем за картину, за Алёну - ее творца, - предложил он.
Доктор посмотрел на смущенную Алёну.
- Криминальный мир приветствует вас, - произнес он.
- Вне всякой логики, но несомненно! - поддержал его астролог.
- Да, да, Алена, - вдохновился Доктор. - Этой картине принадлежит будущее… Я не хочу сказать, что тогда она будет стоить миллионы долларов, этот омерзительный торгашеский подход не применим здесь. Разве мыслимо сравнивать деньги и искусство! Ваша картина будет жить в замках королей будущего…
Удодов присмирел.
Еще раз выпили, и Лохматов закричал:
- Все.
Разъехались, разошлись. Удодов на своем мерседесе подбросил астролога.
Алёну проводили в ее комнату. И ночью ее преследовали неистовые сны. Черный двойник больше не стучался в дверь. Наденьке снились иные сны: пустые, где никого нет, кроме нее.
Утром Лохматов пригласил Алёну к чаю. Она вошла в какую-то другую, синюю комнату, на диване за журнальным столиком сидел Лохматов в приятном душевном расположении. На коленях его сидела девица, та самая, которую он пожурил вечером.
Когда вошла Алёна, Лохматов отпустил ее. Они остались вдвоем. Пузатый чайник важничал на столе, - около него синие чашечки. Все смертельно уютно.
Лохматов сам разлил чай.
- Как вам их речи о картине? - спросил.
- Чего-то не хватает.
- Точно, - Лохматов откинулся на спинку дивана, потом встал и заходил по комнате.
- Не хватает сути… Я, Алёна, - и вдруг он бросил жутковатый взгляд на Алёну, словно смотрел из темного угла, - я, Алёна, конченый человек. Не в делах, не в деньгах и прочей мишуре. Я этим управляю. Конченый в главном. Я все время чего-то ищу, а что ищу - не знаю… - Лохматов хохотнул, но с мраком. - Ищу, ищу, во тьме ли, наяву, но ищу. Тянет меня неведомый. И не знаю, не могу понять, что ищу. К чему тянет. Это как черное беспокойство. Как будто ищешь во тьме, под землей, под луной, под адом - а что там в такой тьме искать?? Ты уже раб неведомого. Не знаешь, что ищешь, что надо, но искать тянет неумолимо, искать в черной дыре, где ничего нет… Как, не ожидала?
Алёна действительно не ожидала. Она слегка окаменела от этого порыва Лохматова, от языка, каким он все это выразил. Вот те и "криминал". Впрочем, так и должно быть. Исключения жутче, чем правда. У нее вдруг вырвалось:
- Трофим Борисович, а вы людей когда-нибудь убивали?
Лохматов расхохотался и вернулся в свое, обычное.
- На этот раз ты испытания не выдержала. Но прощаю, женщина ведь. Конечно, убивал, не сам естественно, но только когда надо было убрать того, кто сам собирался меня убрать. Троих таких убрал. А так, зачем? Я в деле брал умом и диким везением, которое мне было на роду написано. Вот так. Убивать? Смешно, сами помрут. Зачем брать на себя работу Создателя?? Создает, а потом убирает. Мы на это не имеем права… Чаек-то пей, Алёнушка, - вздохнул Лохматов и почесал себе за ухом. Алёнушка по-детски обрадовалась: заповедь "не убий" вошла в ее кровь с рождения, а это, все-таки, самозащита.
Лохматов явно притягивал ее душу, особенно после откровения, от которого она почти окаменела. "Он мне снился раньше, до встречи. Отсюда и возникла картина", - подумала она тихо.
- Так что же делать? - произнесла она сакральную фразу русской литературы.
- Мне - искать. Я - рабочий, ищу в черной дыре, в яме. По большому делу ищу, но не знаю, в чем суть. Крот я неведомого.
- Ты будешь трупы щекотать, и будут трупы хохотать. Всегда, всегда, - процитировала Алёна известные строки.
- Вот так. Крепко сказано.
- Но когда ищешь, не зная, что - это и есть самое важное на земле. Это по-нашему, - сказала Алёна, углубляясь в смысл исповеди Лохматова.
- Ладно, - возразил Лохматов. - Надо закругляться. Ты, может быть, пыталась нарисовать то, что я ищу, но нарисовать это невозможно. Ты хотела выразить это в глазах монстра. Поэтому твоя картина великая.
- Все мы монстры по-своему, - невпопад ответила Алёна.
- Слушай меня, - прервал Лохматов. - Мы довольно пообщались. После завтрака - ты свободна.
Алёна обрадовалась и обомлела.
- Нам пора расставаться, - сказал Лохматов, грузно садясь на диван около нее. - Сколько ты хочешь за свою картину? Я могу предложить, к примеру, 15 тысяч долларов. Наличными.
Алёна отшатнулась.
- Ни за что. Вы экспроприировали ее, и пусть будет так. Даже лучше. Никакие деньги мне не нужны.
- Зря, - глаза Лохматова были неподвижны, словно ушли в какой-то поиск, но речь была уже спокойна, обыденна.
- Хотя у тебя родители - ученые, но у них есть накопления.
"Все знает", - удивилась Алёна.
- А за презрение к деньгам можно похвалить, - заключил Лохматов.
Алёна молча выпила чашечку ароматного чаю, подумала и неожиданно выпалила:
- Вот если бы вы заплатили 200 тысяч долларов, я бы взяла.
Лохматов хохотнул, по-своему, конечно.
- Алёна, я вижу тебя насквозь. Ты половину денег раздашь своим друзьям, бедным интеллигентам и так далее. Но я этого не хочу. Мне не жалко 200 тысяч долларов для тебя… Смешно… Тем более что это для меня небольшие деньги.
- Ничего себе.
- Давай лучше поступим по серьезному, - Лохматов хлопнул ладонью по столу. - Я дам тебе телефон, и когда тебе действительно нужна будет помощь, любая, не только денежная, - звони. Меня может не быть, даже на этом свете вообще, но тебе помогут. Я свою дочку не брошу. Если сама застесняешься, мои авторитеты найдут тебя. Глаза у них будут зоркие на твою беду…
- А смерть? - потаенно спросила Алёна.
- Опять ты за свое. Брось.
С идеей Лохматова Алёна согласилась. Мало ли что. На всякий случай.
- И правильно, - поддержал ее Трофим. - В стране беспокойно, глядишь, и такое может начаться. Немыслимое сбудется.
Когда завтрак подошел к концу, Алёна спросила:
- Что же, мы больше никогда не увидимся?
Лохматов опять хохотнул.
- Увидимся. Но, наверное, тогда ты уже будешь не ты, и я то же самое…
- Вы такой необычный человек.
- Не скули, дочка. Ты - гений, а я - что… Увидимся, когда надо, - чуть-чуть зловеще произнес Лохматов.
Ей вернули те вещи, что были изъяты, мобильник в том числе.
Заглянула Заблудова. "Никакой она не черный двойник мой. Пошутила я самой себе", - подумала, взглянув на нее внимательно, Алёна.
Наденька усмехнулась:
- В рубашке вы родились, Алёна Георгиевна.
И чуть-чуть оскалилась.
Все те же непонятно угрюмые ребята, которые привезли Алёну к Лохматову, провожали ее домой. На той же машине, похожей на мерседес, а может быть, и на что-нибудь посущественней. Опять было занавешено боковое окно, да Алёна и не смотрела в него.
- Куда едем, барыня? - спросил неказисто-молчаливый на вид шофер.
Слово "барыня" изумило Алёну своей таинственной архаичностью.
- Подвезите к метро "Парк культуры". Дальше я доеду сама, - ответила.
- Как скажете.
Ехали молча. Только один из охранителей бормотнул, когда подъезжали к Садовому кольцу:
- Вы, девушка, все-таки не понимаете до конца, где были.
Алёна промолчала, а молчаливый шофер вздохнул.
Она, как вольная и чуть-чуть неземная птица, выпорхнула из автомобиля прямо перед станцией метро "Парк культуры". Черный автомобиль исчез, растворился в потоке машин.
У Алёны закружилась голова от счастья: она свободна! Где-то она чувствовала себя новорожденной. И небо над городом показалось ей тоже заново рожденным. Светлое, но глубокое, того и гляди заберет. Но вскоре ее охватило нежданное чувство потери, как раз тогда, когда подходила к дому. Все смешалось в ее уме, но когда она вошла в свою квартиру, проявилась странная решимость.
Позвонила своему старому другу, любовнику давних лет, о существовании которого подозревал Вадим. Сказала коротко: "Все кончено. Окончательно. Больше мне не звони". Подошла к книжному шкафу и выбросила в помойное ведро две книги. С трудом позвонила родителям: "Я дома, вернулась".