- Но я умею только петь, а говорить - совсем чуть-чуть. Только то, что выучила из аниме, - пояснила она, выбирая новый клип.
- Кстати, кое-кто обещал мне спеть "Подмосковные вечера", - напомнил я ей.
Она оторвалась от монитора, взглянула из-под челки:
- О боже… Ты и впрямь все помнишь.
- Я же…
- Лаоши-и-и! - протянула она, передразнивая и меня и себя. - Ну, хорошо. Только это старая песня. Сейчас поищу…
Тонкие пальцы забегали по дисплею.
- Послушай, я хотел узнать, - сказал я, пользуясь паузой. - А почему, пока мы тут сидим, к окошку в двери уже раз пять, наверное, подходили служащие и смотрели?
- Ну… это всегда так. Чтобы… - Она явно смутилась. - Некоторые могут заниматься тут чем-то неприличным, а по правилам - нельзя. Вот и проверяют.
- Неприличным - это чем?
Я изобразил непонимание.
- Не разыгрывай меня. Ты же прекрасно понимаешь, чем.
В эту минуту за окошком промелькнул очередной служащий. Приблизив лицо вплотную к стеклу, всмотрелся и отошел.
- Вот, нашла!
Ли Мэй вопросительно посмотрела на меня.
- Правда, хочешь послушать?
Я кивнул.
К моему удивлению, на экране появились силуэты разведенного Дворцового моста и шпиль Петропавловки на фоне сиреневого вечернего неба.
Заиграла знакомая мелодия, побежала полоска, закрашивая иероглифы синим. Я узнавал виды Петербурга, перемешанные с московскими: Зимний, Кремль, фонтаны Петергофа, храм Василия Блаженного, Спас на Крови, Большой театр…
Ли Мэй старательно пела по-китайски, с интересом глядя на экран.
По моим расчетам, с минуты на минуту к нам в окно должны были снова заглянуть. Я поднялся, подошел вплотную к двери и вжался лицом в стекло, так, чтобы нос задрался на манер свиного пятачка. Услышал, как озадаченно сбилась с мелодии Ли Мэй, но все же продолжила петь.
Расчет оправдался: не простоял я и минуты, как с другой стороны узкого окна показался белый силуэт служащего. Машинально он приник к стеклу, пытаясь заглянуть к нам, но все, что смог увидать, была сплющенная физиономия лаовая. Не знаю, закричал ли он, но отшатнулся резво, аж подпрыгнул.
Я отбежал к дивану и уселся, как ни в чем не бывало. Спустя пару секунд к нам в дверь постучали и зашли сразу два работника. Ли Мэй бросила микрофон на диван и, хлопая себя по коленям, хохотала, сквозь смех, извиняясь перед персоналом.
Служащие, покивав, исчезли.
- Я уж начал думать, они нас выгонят.
Я обнял Ли Мэй, поцеловал в шею.
Она шутливо оттолкнула меня.
- А ты, оказывается, хулиган.
- Да, я такой, - напустив побольше самодовольства, важно кивнул я. - Не знаю, как там насчет Льва и кому с ним тяжело, но вот с хулиганом тебе придется повозиться, перевоспитывая.
- Ну, нет… Если твоя мама не справилась, то куда уж мне… Скажи, а на уроках своих ты тоже хулиганишь? Или там ты другой - в костюме, рубашке, при галстуке? Может, даже в очках?
- Да, на урок я надеваю строгий костюм, очки, еще для солидности - накладные лысину и живот. И прицепляю бороду, как у Маркса, мы же с ним одного зодиакального знака. Правда, сейчас борода висит на балконе, проветривается. И там, кажется, поселились ласточки и мыши… Смотри, они к нам до сих пор не заглянули после этого, - кивнул я на дверь.
- Ты их напугал, у них стресс.
Ли Мэй взглянула на часы.
- Пора. Я уже и напелась и насмеялась. Надо ехать в кампус.
Я взял ее за руку.
- Постой.
- Что? - насторожилась она.
- У тебя чудесный голос. Мне действительно нравится, когда ты поешь.
- Я не верю тебе!
Весело тряхнула челкой.
- Ты врун и хулиган. Ты же говорил, что ненавидишь караоке.
- Это я тогда врал. А сейчас - говорю правду.
Перед моим носом задвигался, будто маятник метронома, ее указательный палец.
- Нет уж, товарищ Мао, на этот раз ты меня не проведешь.
Вдруг она посерьезнела.
- А вообще… Я бы хотела, чтобы ты меня не обманывал, даже в шутку. Ведь я китаянка, а значит, очень наивная и доверчивая девушка. У нас принято верить мужчине…
На этот раз уже я изобразил пальцем движение метронома.
- Даже не пытайся меня на это купить. Я все же не турист и несколько лет прожил в Китае.
Мы оба рассмеялись.
- И все же… Скажи, ты действительно любишь меня?
- Да. Я люблю тебя. Хочешь, скажу тебя по-китайски?
Она кивнула.
- Во ай ни.
Ли Мэй порывисто обняла меня. Поцеловала.
Наконец - сама. Первая.
Обратно мы решили добираться на метро - оказалось, по наземке тут по прямой всего несколько станций.
Рассказал Ли Мэй о московском метро - шумном и старом, но романтичном.
- Почему? - удивилась она.
Мы как раз ступили на эскалатор и поднимались, стоя на одной ступеньке. Можно было бы сказать "плечом к плечу", но она была значительно ниже.
- Встань чуть повыше, - попросил я Ли Мэй.
Она шагнула. Взял ее за талию и развернул к себе. Поцеловал. Тут же повернул обратно - подъем закончился.
- Удобно? - подмигнул ей.
Довольно кивнула.
- Только у нас, в Москве, эти лестницы бывают длинные-предлинные. На несколько минут точно хватает. Поэтому влюбленные не теряют времени даром…
На секунду я погрустнел. Ли Мэй мгновенно заметила.
- Ты в порядке? Что случилось?
Заглянула мне в лицо.
- Да все хорошо… Просто жаль, что день закончился.
Говорить ей о том, что мне некстати вспомнился длинный эскалатор на "Тимирязевской", я не стал. Инку, когда только начали встречаться и не жили еще вместе, провожать было неудобно - от метро до ее дома всего пара минут ходьбы, не нацелуешься. Если ее мать углядывала нас в окно - а женщина она была зоркая! - непременно выходила в подъезд, а то и на улицу. Инкиной матери я побаивался: она работала водителем трамвая и запросто, в одиночку, могла тягать трамвайную сцепную железяку.
Зато на эскалаторе мы своего не упускали… Аж губы опухали…
- Но ведь мы увидимся. Я два дня буду занята, а на выходных - полностью твоя!
Светлая радость мягко стукнула в сердце, прошлась по нему, разогнав тени прошлого.
"Полностью твоя".
Какие эскалаторы?.. Нам, влюбленным, постелены все земные поля. Чтобы петь - во сне и наяву.
Я дышу. Я живу. Я люблю.
Раздались трели свистков - смотрители станции, пожилые дядьки в серой форме с повязками на рукавах, предупреждали о прибытии поезда…
…Вечерний кампус порадовал малолюдностью. Лишь на площади перед входом, как всегда, шла суета: раздвигали толпу желтые, зеленые, красные такси, копались в лотках с дисками студенты, суетились охранники.
Мы дошагали до середины кампуса.
Едва различимо серел монумент Мао.
- У нас было прекрасное свидание… - Ли Мэй прижалась губами к моему плечу, голос ее звучал глухо. - Я так волновалась утром…
Знала бы она, как волновался я…
- Жаль, что уже пора. Общежитие закрывают в одиннадцать.
- Еще куча времени!
Я взглянул на часы.
- Оно пролетит, я не замечу и опоздаю. И меня не впустят до утра.
Я решился.
- Хочешь, пойдем ко мне.
Она не ответила, но я почувствовал, как напряглись ее плечи, и застыла спина.
- Извини… - дернула она ремешок своей сумочки. - Мне действительно пора.
Аккуратно высвободилась и торопливо, почти бегом, скрылась в боковой, едва освещенной аллее.
Я догнал ее, осторожно тронул за руку.
- Извини… Я не то имел в виду…
В темноте я почти не видел ее лица.
- Ну что ты, все в порядке. Я просто не могу привыкнуть…
Она подалась ко мне.
Под звон комаров и мерное поскрипывание какого-то ночного жука мы процеловались минут пять.
- Все, я побежала! - снова вывернулась она из моих рук. - Во ай ни.
- Во ай ни.
Стук каблучков…
Я остался в темноте один.
Огляделся.
Влажный мрак и тишина, если не считать скрипучих трелей.
Возле моего лица плавно покачивалась черная лапа невысокой пальмы. Задрав голову, я увидел зубчатую гряду макушек кипарисов и беззвездное небо.
Пахло чуть застоявшейся водой.
"Темные аллеи какие-то…"
Щелкнул зажигалкой, сделав пламя посильнее.
Осветился лишь пятачок под ногами, я даже разглядел рисунок на плитах - две птицы, не то цапли, не то журавли, сплелись в круг наподобие символа "инь-ян".
Зажигалка моя раскалилась, обожгла пальцы. Огонек погас. Темнота вокруг стала совсем непроглядной.
В субботу утром я занимался в пустом по случаю выходного дня спортзале. Чуть позже набежит народ, займет беговые дорожки, рассядется по скамьям для жимов - попивать чай и болтать. Заиграет умиротворяющая музыка, тягучая и сладкая китайская попса, и занимающиеся начнут с удовольствием подпевать на весь зал тонкими голосами. Пока же было мое время, и я старался не терять его даром. Нанизывал на гриф штанги пахучие, прорезиненные "блины" - красные двадцатипятки, желтые двадцатки, синие пятнашки. Укладывался на скамью. Проводил ладонями по шероховатому грифу. Выжимал раз за разом, чувствуя бушевавшую во мне волну силы и радости.
Добавил пару черных десятикилограммовых дисков. Еще подход. И еще один. Легкая эйфория от собственной мощи кружила голову… Заглянул менеджер Ван - поджарый и смуглый парень лет тридцати. Посчитал вес на штанге, довольно кивнул.
- Сегодня твой рекорд, да? - спросил по-английски.
Я вытер лицо полотенцем.
- На пять килограммов, мужик. Ты за всеми успеваешь следить?
- Работа такая!