Он продолжал перечислять мои возросшие обязанности, но я уже не слушала. Я буду прислуживать сестрам Хартфорд! С тех пор, как я внезапно столкнулась с Ханной в деревне, интерес к девочкам, особенно к старшей, вспыхнул с новой силой. Мое воображение, вскормленное дешевыми книжками с душераздирающими сюжетами, сделало ее настоящей героиней: красивой, умной, смелой.
Тогда я еще не понимала главного, того, о чем догадалась много позже. Две девочки одного возраста, живущие в одном доме, в одной стране… Наблюдая за Ханной, я примеряла на себя блестящие возможности, которых была лишена сама.
Нэнси приступала к работе в следующую пятницу, и у нее оставалось совсем мало времени, чтобы обучить меня новым обязанностям. Каждую ночь меня будил пинок ногой или толчок локтем под ребра; за которым следовали инструкции - слишком важные, чтобы отложить их до рассвета.
В ночь с четверга на пятницу я почти не спала от перевозбуждения. К пяти утра, когда я опустила босые ноги на холодный пол, зажгла свечу, натянула чулки и платье и завязала фартук, в животе у меня крутило от волнения.
Я быстро покончила со своей обычной работой и вернулась на кухню - ждать. Села за стол, не в силах даже вязать от волнения, и слушала, как часы отсчитывают минуту за минутой.
К половине десятого я уже извелась от ожидания. Наконец, мистер Гамильтон сверил наручные часы с настенными и велел мне собирать завтрак на поднос и идти помогать барышням одеваться.
Спальни девочек находились наверху, рядом с детской. Я постучала коротко и тихо - Нэнси объясняла мне, что это просто так, на всякий случай, - и толкнула дверь в спальню Ханны. Первый раз в жизни я вошла в шекспировскую комнату. Нэнси, не желая раньше времени уступать мне привилегии, до самого последнего дня сама носила Хартфордам поднос с завтраком.
Оклеенная выцветшими обоями и заставленная тяжелой мебелью, спальня казалась мрачной. Резные кровать, диванчик и стол красного дерева стояли на огромном ковре. Над кроватью висели три рисунка, давшие название комнате, - Нэнси говорила, что на них изображены героини пьес самого великого драматурга Англии. Пришлось поверить ей на слово: ни одна из нарисованных женщин не показалась мне похожей на героиню: первая стояла на коленях, держа в руке флакон с какой-то жидкостью; вторая сидела на стуле, а поодаль стояли двое мужчин: один чернокожий, второй - белый; третью нес поток, длинные, украшенные полевыми цветами волосы плыли за ней по воде.
Ханна уже встала, она сидела за туалетным столиком в ночной сорочке, скрестив на ярком ковре белые ноги и склонив голову над письмом. Я еще никогда не видела ее такой тихой. Нэнси оставила занавески открытыми, и из подъемного окна лился бледный свет, играя в льняных волосах Ханны. Она не заметила, как я вошла. Я кашлянула, Ханна подняла глаза.
- А, Грейс, - буднично сказала она. - Нэнси предупреждала, что ты будешь вместо нее, пока она на станции.
- Да, мисс.
- А тебе не тяжело? Работать и за Нэнси и за себя?
- Нет-нет, мисс. Совсем не тяжело.
Ханна подалась ко мне и, понизив голос, прошептала:
- Ты, наверное, страшно занята - помимо всего прочего еще и уроки у мисс Дав?
Сперва я растерялась. Кто такая мисс Дав и почему она должна давать мне уроки? И тут я вспомнила. Курсы секретарей в деревне.
- Я справляюсь, мисс, - пробормотала я, думая, как бы сменить тему. - Могу я причесать вас, мисс?
- Да, - сказала Ханна, глубокомысленно кивая. - Да, конечно. Ты молодец, что не говоришь о занятиях. Мне тоже надо быть осторожнее. - Она попыталась скрыть улыбку, но не выдержала и рассмеялась. - Просто так здорово, когда есть с кем их обсудить.
Я тоже кивнула, чувствуя ужасную неловкость.
- Да, мисс.
С заговорщицкой улыбкой Ханна поднесла к губам палец и вернулась к письму. Я взглянула на адрес на конверте. От отца.
Я взяла с туалетного столика перламутровую щетку для волос и встала у нее за спиной. Поглядела в овальное зеркало и, удостоверившись, что внимание Ханны занято письмом, осмелилась ее рассмотреть. Дневной свет падал на лицо так, что отражение казалось каким-то бесплотным. Сквозь бледную кожу просвечивали вены, глаза под тонкими веками бегали туда-сюда, перескакивая со строчки на строчку.
Ханна пошевелилась, и я мгновенно опустила взгляд на ленты в ее косах. Развязала их, расплела длинные пряди и начала расчесывать волосы.
Ханна сложила письмо пополам и сунула его под хрустальную бонбоньерку. Посмотрела на себя в зеркало, сжала губы и отвернулась к окну.
- Мой брат собрался во Францию, - язвительно сообщила она. - На войну.
- В самом деле, мисс? - отозвалась я.
- Со своим другом, Робби Хантером. - Последнее имя она произнесла с отвращением. Провела пальцем по краю письма. - А бедный Па так ничего и не знает. И я не могу ему рассказать.
Я ритмично водила щеткой по ее волосам, считая про себя каждый взмах (Нэнси сказала: расчесывать сто раз, если хоть раз пропущу, она тут же заметит).
- Я бы тоже пошла, - сказала Ханна.
- На войну, мисс?
- Да, - кивнула она. - Наш мир меняется, Грейс, и мне хочется это увидеть.
Она посмотрела на мое отражение в зеркале сияющими голубыми глазами и произнесла, будто бы цитируя по памяти:
- Я хочу понять, как жизнь преображает человека.
- Преображает, мисс?
Что до меня, так я и представить не могла, как Ханна может желать еще чего-то, кроме того, что Бог и так даровал ей со всей щедростью.
- Ну, меняет, Грейс. Я не хочу до скончания века только читать, играть и выдумывать. Я хочу жить. Отбросить рутину и обыденность, испытать судьбу по-настоящему. Ты никогда ничего такого не чувствовала? Не хотела добиться большего, чем предлагает тебе жизнь?
Я молча глядела на Ханну, счастливая от того, что она доверила мне свою мечту, и сбитая с толку тем, что доверие это надо чем-то оправдать, а я понятия не имею - чем. Она говорила очень непонятно, словно на каком-то тарабарском языке. Жизнь и так очень добра ко мне. В чем тут сомневаться? Мистер Гамильтон без конца твердит, как же мне посчастливилось, что я получила такое место, и если бы не он, мама бы до сих пор еле-еле перебивалась. Я не знала, что ответить, а между тем Ханна выжидающе смотрела на меня. Я открыла рот, язык, цокнув, отлепился от нёба и не произнес ни слова…
Ханна вздохнула, опустила плечи и разочарованно улыбнулась.
- Разумеется, нет. Извини, Грейс. Я зря морочу тебе голову.
Она отвела взгляд, и тут я услышала свой собственный голос:
- Иногда я думаю, что хотела бы быть сыщиком, мисс.
- Сыщиком? - Ханна снова поймала мой взгляд в зеркале. - Как инспектор Бакет из "Холодного дома" Диккенса?
- Я не слыхала о мистере Бакете, мисс. Я имела в виду Шерлока Холмса.
- Настоящим сыщиком?
Я кивнула.
- Искать улики и раскрывать преступления?
Я кивнула снова.
- Значит, - с непонятной радостью сказала Ханна, - я ошиблась. Ты меня понимаешь. - И с прежней смутной улыбкой она отвернулась к окну.
Я не могла сообразить, что случилось - почему мой внезапный ответ так понравился Ханне - да, честно говоря, и не старалась. А просто наслаждалась теплом неожиданно вспыхнувшего между нами взаимопонимания. Отложив щетку, я вытерла руки о фартук.
- Нэнси сказала, что сегодня вы наденете дорожный костюм.
Я вынула костюм из шкафа и принесла его к туалетному столику. Растянула юбку так, чтобы Ханна ступила внутрь.
И тут рядом со спинкой кровати хлопнула оклеенная обоями дверь, и появилась Эммелин. Стоя на коленях с юбкой в руках, я проводила ее глазами. В ее красоте было что-то недетское. В огромных голубых глазах, пухлых губах, даже в манере зевать и потягиваться таилась какая-то ленивая зрелость.
- Как твоя рука? - спросила Ханна, хватаясь для равновесия за мое плечо и ступая в юбку.
Я наклонила голову, надеясь, что Эммелин не очень больно и она не вспомнит о моей роли в той истории. Но если младшая сестра и узнала меня, виду она не показала. Лишь пожала плечами, равнодушно потерла запястье и сообщила:
- Почти не болит. Я не снимаю повязку просто так, для интереса.
Ханна повернулась к стене, и я стянула с нее сорочку, чтобы тут же заменить ее тесным корсажем дорожного костюма.
- А ты знаешь, что у тебя останется шрам? - поддразнила она.
- Знаю, - ответила Эммелин, усаживаясь на край кровати. - Сперва я расстроилась, но Робби сказал - это будет боевая рана. Мой отличительный знак.
- Правда? - с ехидством откликнулась Ханна.
- Он говорит, у всех стоящих людей есть что-нибудь такое.
Я затянула корсаж и продела в петлю первую пуговицу.
- Робби сегодня едет с нами кататься, - сказала Эммелин, барабаня ногами по кровати. - Он спросил Дэвида, не покажем ли мы ему озеро.
- Уверена, вы прекрасно проведете время.
- А ты что, не едешь? Сегодня первый погожий день за всю неделю. Сама же повторяла, что надоело дома сидеть.
- Я передумала, - рассеянно ответила старшая сестра.
Эммелин подумала и кивнула:
- Значит, Дэвид прав.
Я почувствовала, как напряглась Ханна.
- Ты о чем?
- Он сказал Робби, что ты ужасно упрямая и если уж вбила себе в голову не встречаться с ним, то так и просидишь взаперти всю зиму.
Ханна сжала губы и некоторое время подбирала подходящие слова.
- Что ж… Можешь передать Дэвиду, что он неправ. Я вовсе не бегаю от Робби. Я просто занята. Серьезными делами. О которых никто из вас и знать не знает.
- Ага. Сидишь в детской и страдаешь над шкатулкой.