* * *
Я улетал из Сан-Франциско утром. В маленьком зале ожидания, откуда подвижный, на колесах, хобот-коридор ведет прямо в самолет, сидел на поролоновых диванах деловой люд в темных костюмах. Сидели также вездесущие американские старушки-болонки с могильными холмиками искусственных цветов на розовых париках. Все было чинно и прилично.
И вдруг в этот сверкающий чистотой зал вошел хиппи. Он был, как и полагалось, длинноволос, бородат и тёмно-очкаст. На нём была цветастая рубашка навыпуск и невероятно грязные джинсы. В одной руке он держал гитару в футляре. В другой - большую суковатую палку. Палка была из настоящего тика. Такие в Сан-Франциско стоят по 18 долларов 99 центов. Грязь на джинсах тоже была отличнейшего качества. Она не пачкается и не линяет. Замечательная химическая грязь. Её наносят на штаны художники-декораторы. Недешёво стоят такие замечательные штаны.
Музыкант предъявил два билета первого класса.
- Кто с вами, сэр? - почтительно наклонил набриолиненную голову служащий авиакомпании.
Музыкант улыбнулся и похлопал рукой по футляру.
Служащий с почтением оформил два билета. Приличные леди и джентльмены с немым восхищением рассматривали человека в грязных джинсах.
В самолёте сквозь дверь, ведущую в первый класс, я видел, как музыкант сел в кресло, а в другое кресло, согласно купленному билету, поставил гитару.
Я раскрыл цветастую книжицу, купленную в аэродромном журнальном киоске. Книжица называлась "Как стать хиппи. Практическое руководство". Она была удобного формата - можно положить в карман. На второй странице я увидел рисунок-схему "что носить хиппи" - какие джинсы, какие бусы, какие сандалии, что надо нарисовать на щеке и какая татуировка рекомендуется на плече. Впрочем, насчет татуировки в пояснительном тексте было сказано следующее: "Настоящую татуировку, конечно, наносить не имеет никакого смысла. Во-первых, эта операция в достаточной степени болезненна. А во-вторых, через некоторое время, когда вам надоест быть хиппи, стоит лишь остричь волосы, сбрить бороду, принять ванну и одеться в нормальный костюм - и вы снова вернулись к прежней жизни. Но от татуировки вам так легко не избавиться. Поэтому мы предлагаем пользоваться специальным химическим заменителем (см. приложение № 4). Внешне рисунок, нанесенный этим красителем, ничем не отличается от настоящей татуировки, не смывается водой или мылом, не блекнет от пота. Однако в случае нужды вы сможете удалить его в течение нескольких секунд при помощи растворителя, который придаётся в той же упаковке…"
На титульном листе книжицы значилась марка очень солидного, преуспевающего и в высшей степени "приличного" издательства.
Ах, мудрые джентльмены. Ах, какие мудрые джентльмены работают в этом издательстве.
Самолёт поднялся. Я увидел в окно прекрасный розовый город, увидел бело-голубую каемку океана. Всего два часа назад я слушал на берегу шум прибоя. Океан накидывал на полированную поверхность песка прозрачную водяную кисею и сбрасывал, чтобы показать новую. Два босых хиппи, накрывшись одним одеялом, стояли на мокром песке, каждый на одной ноге, - похожие на озябших цапель или на памятник хиппи. Тяжеловесно изящные чайки, не обращая на них никакого внимания, по-хозяйски расхаживали по песку и метко били клювами маленьких крабов, запутавшихся в пене. Проходя мимо "памятника", я услышал фразу, сказанную в форме возражения:
- Бог умер в прошлом году, я сам читал…
Схватка на Уайтхолл-Стрит
Ночью позвонил американский друг:
- В пять тридцать собираемся на Уайтхолл-стрит. Приходи.
- Вечера? - спрашиваю с надеждой.
- Утра, конечно.
А ведь ночью так хорошо работается. Когда стихает наконец шумная улица и назойливый шепот хайвея перестает лезть в ухо. На столе куча не прочитанных еще журналов и газет (каждая весом в полкило и больше). К чёрту газеты. Остаётся три часа. В кассетах мало плёнки - намотать. Будет темно - зарядить аккумуляторную лампу. И вот уже мчится машина по пустым улицам.
А накануне тоже была демонстрация - в 11 часов утра, в Бруклине. И еще будет несколько. Все это против войны во Вьетнаме. Две сотни организаций в Нью-Йорке целиком посвящают свою деятельность борьбе против войны. А кто пересчитает людей, которые сердцем и действием откликаются на призывы этих организаций?
Знакомые гулкие траншеи нижнего города. Брод-стрит, Уолл-стрит, Уайтхолл-стрит. Несколько тысяч демонстрантов, огороженных деревянными шлагбаумами. Несколько тысяч полицейских. Здесь находится призывной центр американской армии в Нью-Йорке.
Сюда рано утром приходят молодые ребята - призывники. Отсюда начинается их путь во Вьетнам. Демонстранты заняли всю улицу. Для прохожих оставлен только тротуар. Двое молодых парней с баульчиками появляются на этом самом тротуаре, ведущем к призывному центру.
- Не ходи! Не ходи! Не ходи! - кричат демонстранты.
Ребята не сразу понимают, что этот крик обращен к ним. Поняв, останавливаются смущенно. Снова делают несколько шагов, снова останавливаются…
- Не ходи! Не ходи! Не ходи! - кричит улица еще громче. - Это не твоя война! Это не твоя война!
Ребята, краснея от смущения, под светом кинопрожекторов проходят вперёд…
Толпа смолкает. Через несколько минут снова появляется призывник.
- Не ходи! Не ходи! Не ходи!
Этот тоже останавливается. И даже поворачивается к демонстрантам. Но тут же к нему подскакивает низенький полицейский:
- Проходи, не задерживайся.
Он крепко берет паренька за руку и ведет сквозь крики:
- Не стань убийцей! Не стань убийцей! Не стань убийцей!
Около самого входа в призывной пункт к нему подскакивают репортёры:
- Вы готовы ехать во Вьетнам?
- Куда пошлют.
- Вы считаете, что США правы в этой войне?
Он несколько секунд думает.
- Может быть, и нет.
- Но вы всё-таки идете?
Парень пожимает плечами:
- А что делать?..
- Не ходи! Не ходи! Не ходи!
Он открывает дверь и проходит в здание.
И вдруг радостные крики демонстрантов, и поднятые вверх руки, и цветы, летящие на тротуар.
Один из призывников повернул назад.
Демонстранты кричат торжествующе. Но полицейский, стоящий рядом со мной, ухмыляется:
- Он просто обойдёт другой улицей. Зачем ему идти здесь…
Может быть, он и прав. Но хочется верить, что правы люди на мостовой, которые так радостно кричат сейчас, после этой маленькой своей победы.
Седой человек в клетчатом пальто сидит на ступенях возле входа в призывной пункт. С ним ещё несколько. Его лицо знакомо. Только никак не могу вспомнить - где видел его. Вокруг репортеры с микрофонами: "Скажите, доктор Спок…"
Это известный в каждой американской семье доктор Спок, детский врач, написавший несколько чудесных книг об уходе за детьми, о воспитании. Американский доктор Айболит - воинствующий борец против войны во Вьетнаме. А иначе и не могло быть. Иначе - чего бы стоили его советы о воспитании детей!
Рядом с Бенджамином Споком полицейский в синей форме. Он - наготове. Еще не отдан приказ, но пройдет несколько минут, и доктор Спок будет арестован. Будут арестованы и его друзья. Об этом знает и полицейский и сам доктор Спок.
- Раз, два, три, четыре! - кричит инспектор. - Эти арестованы!
Полицейские берут доктора Спока за руки. Двери полицейской машины открыты. Вместе с ним арестовывают его друзей.
В здании уголовного суда они узнают, что слушание дела состоится между 10 и 24 января. Пока их отпускают под залог.
А демонстранты всё ещё стоят на Уайтхолл-стрит, напротив старого здания, где помещается призывной центр.
- Не ходи! Не. ходи! Не ходи!
И только к двенадцати часам дня улица пустеет. Я встречаю своего друга. Он возбуждён.
- Завтра здесь будет тоже самое.
- Снова ваша демонстрация?
- Нет, другие… Снова в пять тридцать утра. Понимаешь, призывной пункт открывается в это время. Придёшь?
Это почти ежедневно, почти ежедневно.
Диагноз доктора
Телефон Бенджамина Спока в Нью-Йорке не отвечает.
Мне объяснили, что доктор оставил медицину.
Если врач, причем выдающийся врач, имя которого известно всей стране, всему миру, бросает любимое дело, у него должны иметься для этого очень серьезные причины.
Старость? О нет! Там, на Уайтхолл-стрит, он совсем не выглядел старым и немощным. Да и возраст его далеко не преклонный - 64 года. Я не смог пройти в полицейский, участок. Но видел потом фотографию - доктор Спок у стальной решётки (к сожалению, этот снимок нельзя публиковать: друзья доктора объяснили мне, что фото было сделано нелегально - в полицейском участке не разрешается фотографировать). И там, в полицейском участке, на лице врача не было ни усталости, ни страха. Он стоял - в старомодном темном костюме - рядом с полицейским, устало регистрировавшим за столом арестованных, и иронически улыбался.
В чём же дело? Почему все-таки брошена медицина?
Доктор Бенджамин Спок родился в Нью-Хэвене, штат Коннектикут, в семье юриста. В юности был спортсменом, даже участвовал в Олимпийских играх 1924 года. Окончив медицинскую школу, практиковал в Нью-Йорке как детский врач. Во время второй мировой войны служил врачом-психиатром на флоте. Его хобби, как сообщают биографы, - танцы и яхты.