Вот, собственно, чем я хотел закончить и наше застолье, и нашу дружбу, которая, конечно же для вас, сеньор Конти, и для вас, месье Фрир, не закончится. Вы будете помнить о нас с мистером Пиком до тех пор, пока вас не призовут на следующий уровень, и вы примете решение о новом воплощении. Но программа будет совершенствоваться бесконечно, и за какие-то ее нововведения мы все смогли бы гордиться, если бы оставались неизменными в бесконечности.
Последний день
Теперь я расскажу об одной из двух самых волнующих встреч в моей жизни, и если верить словам дядюшки Лика, сказанным десять лет назад, моим воспоминаниям жить осталось не так много. Впрочем, это не важно, то есть, я хочу сказать, что это было важно для тех поколений наших предшественников, которые передавали дела продолжателям, мы же с месье Фриром были на особом положении. Те, кому мы должны будем передать лавку и сад – обычные и вместе с тем особенные люди, не наделенные нашими возможностями, но знающие достаточно, чтобы понимать всю важность возложенной на них миссии. Знать тайну лавки они не будут, но беречь ее и ждать первого из продолжателей нового этапа – вот их главная задача.
Я практически процитировал, придав художественной формы, то, что выдала мне программа, и с радостным удивлением обнаружил, что в нее были внесены серьезные изменения. Помнится, дядюшка Лик говорил, что наше с месье Фриром пребывание тут закончится продажей лавки одному из главных клиентов, и я находил этим словам подтверждение, регулярно запрашивая программу. Только в последний год та перестала отвечать на запросы подобного рода, каждый раз стандартно объявляя, о вносимых изменениях.
Меня это чрезвычайно взволновало с первого же упоминания, а вот теперь к нам направлялись какие-то иные люди и это вселяло робкую надежду – возможно нынешний этап закончится не так трагически, как предыдущие, значит, полагал я, есть шанс на сохранение существующей популяции. Я часто вспоминал пана Малаша, пани Фламу, и, в особенности, синьору Савио, и мне очень не хотелось думать о том очередном апокалиптическом финале, который уготован им вместе с большей частью человечества. Вот почему изменения в программе вселяли в меня надежду на лучший исход, на продолжение эксперимента в его нынешнем виде, вот почему я радовался этим изменениям.
Солнце почти взошло, и я слышу, как месье Фрир вновь встал с постели в своей комнате, проворочавшись на ней почти час, и отправился на кухню, чтобы заварить для нас очередную порцию крепчайшего кофе. Сегодня тот самый последний день, который нам суждено провести в этом чудесном месте, и я ни на минуту, исключая несколько жалких попыток уснуть, не покидал веранду, пытаясь налюбоваться напоследок величественным видом ущелья. Месье Фрир принес кофе, я закурил, мы пригубили коньяку и погрузились в раздумья, каждый о своем, иногда беззвучно обмениваясь мыслями. Так мы просидели около часа или двух, потом спустились в сад, к хаузу, месье Фрир принялся готовить завтрак, а я залюбовался апрельским садом – в этих краях весна особенная.
Как бы мы не ждали прихода гостей, как бы не прислушиваясь к каждому доносившемуся до слуха шороху, шаги на дорожке, ведущей от калитки к лавке, заставили меня вздрогнуть. Полагаю, что и на месье Фрира они произвели подобное же впечатление – мы оба замерли, повернув голову в сторону приближающихся звуков. Вдруг из-за деревьев раздался женский голос: "Какое прекрасное место, просто прелесть!" Ей вторил другой: "Да, потрясающая красота!"
Даже теперь, когда я пишу эти строки, меня охватывает волнение при воспоминании об утренней встрече – из-за деревьев показались две женщины, пани Флама и синьора Савио. Я встал на шум голосов, но увидев их, остолбенел от неожиданности, и они тоже остановились, глядя на меня широко открытыми глазами. Месье Фрир не только не мог ничего понять, но и не мог получить ответа на свои беззвучные вопросы, поскольку я превратился в какую-то совершенно полую фигуру – ни одной мысли, ни одной эмоции. Вдруг синьора Савио воскликнула: "Господи!" и бросилась ко мне. За ней последовала пани Флама, они обе упали ко мне в объятья и заплакали.
Мы простояли так, наверное, полчаса, не меньше, не проронив ни слова, и только слезы текли из глаз этих женщин, слегка изменившихся за прошедшие десять лет, но по-прежнему прекрасных. Потом они одна за одной принялись гладить меня по лицу, приговаривая: "Какое же счастье, какое счастье!", не в силах оторваться от меня, а я все крепче сжимал их в объятьях, будто боясь, что снова потеряю.
Наконец мы успокоились, я предложил им сесть в кресла, мы взялись за руки и долго-долго молча смотрели друг на друга, пока наконец из оцепенения нас не вывел месье Фрир. "Вот, не знаю, сеньор Конти, чего хочу сейчас больше – быть представленным дамам, или накормить поскорее всех вас завтраком" – сказал он со смехом. "Простите, дорогой! – спохватился я, и показывая рукой сначала на своего помощника, а потом поочередно на одну, а затем на другую гостью, представил их друг другу – Знакомьтесь, перед вами месье Фрир, а это пани Флама и синьора Савио". "Так вот оно что! – удивленно воскликнул месье Фрир. – Надо же, как мне приятно увидеть воочию тех самых двух женщин, о которых только и говорил сеньор Конти в минуты откровений. Чрезвычайно, просто чрезвычайно рад!" Отвесив галантный поклон и поцеловав поочередно руку пани Фламы и синьоры Савио, месье Фрир принялся накрывать на стол, жестом остановив женщин, попытавшихся было придти ему на помощь: "Отдыхайте, дамы, я сам все сделаю".
Вскоре на столе появились овощи и фрукты, вымытые в ключевой воде, сыр, бастурма, брынза, зелень, лаваш, пузатые бокалы и бутылка коньяку. Месье Фрир обратился к нашим гостьям: "Скажите, вы не против столь ранней дегустации крепких напитков?" Услышав положительный ответ, месье Фрир узнал предпочтения дам, затем удалился в дальний конец сада, откуда раздался привычный скрип двери погреба, и вскоре вернулся, неся в руках две четырехгранные бутылки с напитками красного и темно-желтого цветов.
В ожидании трапезы я налил дамам домашних наливок, мастерски приготавливаемых ежегодно месье Фриром, нам с моим помощником коньяку, мы чокнулись вчетвером и выпили за эту удивительную встречу, о которой я мог только мечтать, и не верил, что она когда-нибудь станет возможной. Жаль только, что времени совсем не оставалось, только сегодняшний день и ночь, но об этом дамы пока ничего не знали, так же, как и о цели своего визита к нам с месье Фриром. Они знали только о том, почерпнув эту информацию из размещенного мною объявления в городской газете, что неким господам требуется смотритель дома и сада на постоянной основе.
Это объявление я разместил, руководствуясь установками программы, которые были мне даны без лишних подробностей, и первыми же, кто откликнулся оказались чудесная пани Флама, и та самая женщина, которой принадлежало мое сердце, синьора Савио.
Когда с завтраком было покончено, я откинулся в кресле и закурил, предложив пани Фламе последовать моему примеру, памятуя о том дне, который мы провели у нее в гостях, что она с удовольствием и сделала. Наши гостьи были в восторге от приготовленного завтрака, а настойки назвали "божественными", чем доставили немалое удовольствие зардевшемуся от смущения месье Фриру.
Чаепитие сопровождалось вопросами обо всем, что произошло с каждым из нас за прошедшие годы, и в первую очередь я узнал, что пан Малаш уже несколько лет назад покинул этот мир, успев сделать немало. Его картины довольно успешно продавались в Москве, он в последние годы трудился очень плодотворно, и пани Флама даже прослезилась, вспоминая своего перешедшего спутника. Но не было в ее словах печали, а была всего лишь минутная слабость, ибо она искренне гордилась знакомством и дружбой с этим прекрасным человеком.
Я, в свою очередь, рассказал о том, что дядюшка Лик тоже покинул нас – уехал в командировку в Испанию, где и погиб, сорвавшись на машине в ущелье. Мы помянули нашего друга и моего учителя, и я не возражал против этих земных условностей, полагая лишним углубляться в подробности идеологии, могущей показаться нашим гостьям несколько надуманной.
Мы посидели молча некоторое время, после чего женщины просто заставили его показать им все, что связано с хозяйством, затем насильно усадили за стол и принялись наводить порядок. А вскоре вновь раздались шаги и перед нами предстал герр Хаупт. Он подошел, мы поздоровались, я представил ему дам, на что тот сказал, что уже знаком с ними, чем вызвал мое искреннее удивление. Вскоре, правда, все разрешилось, а пока я попросил пани Фламу и синьору Савио отложить все хозяйственные дела и устроиться за столом, ибо нам предстоял чрезвычайно важный разговор. Женщины предложили всем чаю, поставили на стол фрукты и прочие дары сада, а затем расположились в креслах по левую и правую руку от меня. Слово взял герр Хаупт и мне пришлось пережить еще немало волнующих минут в этот день.
"Хочу с сожалением сообщить вам, сеньор Конти – сказал герр Хаупт, – Что покидаю пост начальника полиции нашего города и перехожу в ранг ординарных ваших клиентов. Но это отнюдь не последняя услуга, которую я с удовольствием оказываю вам и вашим домашним". "Давно пора, герр Хаупт, было это сделать – ответил я. – Надо и об отдыхе подумать в вашем-то возрасте. Что касается термина "ординарный", упомянутого вами, то это какой-то нонсенс – вы как были, так и остаетесь нашим самым уважаемым клиентом, больше того, настоящим другом". "Спасибо, сеньор Конти, я чрезвычайно тронут! – ответил герр Хаупт. – И конечно же буду всячески помогать дамам, случись у них надобность в моих услугах, да и лавка будет работать в прежнем режиме, заверяю всех присутствующих, и я уже предпринял необходимые шаги. Но тем не менее, с будущей недели я – всего лишь пенсионер и советник нового начальника полиции города".