"Знаете, мне кажется, вы заметили мое состояние в ресторане – сказал хозяин, после того, как мы выпили еще по одной и закусили – Так ли это?" "Да, – ответил я. – Вас явно что-то гнетет, но нет в этом никакого трагического оттенка, я во всяком случае ничего подобного не заметил. Скорее, и поправьте меня, если я ошибаюсь, вы размышляете над каким-то серьезным изменением в вашей судьбе". "Не зря меня потянуло к вам еще в ресторане – сказал мой изумленный собеседник после минутного замешательства, – Вы явно непростой человек, есть в вас что-то шаманское, эдакий дар убеждения и предвидения. И – да, вы абсолютно правы, у меня настоящее раздвоение личности, как сказали бы, вероятно, психологи, но разговор это долгий, так что, давайте еще по одной".
Мы выпили, закусили, на столе появилась пепельница, я угостил своего нового друга хорошей самокруткой – благо тогда уже нечего было опасаться, поскольку и границы были открыты, да и табак всякий можно было купить в городе, и он поведал мне о своей проблеме. Я с удовольствием слушал рассказ этого умнейшего человека, прекрасного педагога – а это читалось в каждом его слове, в каждой интонации – и не мог избавиться от ощущения, что стал участником чего-то особенного, необычного.
Дядюшка Лик протянул руку за портсигаром, вынул самокрутку, закурил, сделал глоток коньяку и замолчал на время, глядя в окно на ночной пейзаж.
– Знаете, – сказал он, продолжив рассказ, – Я только теперь понял, что мне тогда показалось необычным. Как же удивительно, что я сразу этого не понял! Дело вот в чем – ко многим из нас приходит однажды момент, когда судьба резко меняется, и как правило это происходит по велению извне. Нет, я не говорю о некоей высшей силе, пусть эти слова употребляют те, кто неспособен представить себе все величие собственного внутреннего мира, я говорю об объективных обстоятельствах.
За последнее столетие многие сотни тысяч, если не миллионы людей покинули места исконного обитания своих народов, вынужденно покинули. И будь это следствием войны или тяжелого экономического положения, когда массы молодых уезжают на заработки в более благополучные страны, это неважно и всех их можно назвать одним словом – беженцы, пусть даже у многих из них и есть возможность время от времени возвращаться на родину. Так или иначе, все они покидают свои дома в поисках лучшей доли для своей семьи, обрекая себя на рабское положение на чужбине, но зато переставая испытывать страх перед завтрашним днем.
Мы переживаем настоящую эпоху беженцев, бегущих от невзгод тысячами, сотнями тысяч, вынужденных заниматься самой черной работой на чужбине. Но чужбина однажды становится родиной для их детей, те женятся и так на свет рождается совершенно иная человеческая популяция. И чем дальше в будущее, тем все жестче и жестче дает о себе знать страшный парадокс – ментальных границ между сотнями миллионов жителей планеты уже давно нет, а государственные сохранились. И именно эту проблему придется решать будущим поколениям, и сдается мне, что эта задача окажется непосильной для человечества.
Но я отвлекся, вернемся к нашему герою. Я не стану извиняться за патетику, поскольку это благородная эмоция, но вот что я хочу сказать – совсем нечасто, я бы сказал почти никогда мне не случалось встречать человека, который бы сознательно менял свою жизнь, убегая от комфортного быта и абсолютно ясной и прекрасной перспективы во всех человеческих смыслах.
Мы с моим новым другом засиделись в ту ночь почти до самого утра, и наш разговор на кухне у этого удивительного человека все не прекращался. Он рассказывал мне о своей жизни, о том, что счастлив, поскольку занимается любимым делом, о том, что души не чает в своих учениках и о своих любимчиках-первоклашках, умных, красивых и чистых. "Но, вот что странно – сказал он вдруг – мне уже почти тридцать пять, а я все еще не женат. Нет, не потому, что я сознательно этого не делаю, просто как-то все выходит само собой – каждый раз что-то оказывается не так. И знаете к какому выводу я пришел совсем недавно? Я просто не хочу пускать корни тут, что-то мне подсказывает, что не здесь мое будущее, не в этом городе, как бы он прекрасен не был, и как бы я его не любил".
По его словам, впервые эта мысль его посетила, когда он увидел странный сон, будто разговаривает со своей покойной бабушкой, и она отчитывает внука за то, что тот слишком серьезно относится к своему сыну, а дочь совсем разбаловал. Проснувшись среди ночи, мой друг долго не мог понять, к чему этот сон, но с тех пор только одна мысль стала преследовать его, и чем дальше, тем все настойчивей. И именно в ту ночь, после нашего разговора, он принял окончательное решение, а вскоре уволился из школы, съехал с квартиры и вернулся к своей семье, в тундру.
С тех пор я его не видел. Только однажды, будучи проездом в Питере, зашел в ту школу, где он работал, якобы, поговорить с ним, и узнал, что он давно уехал, но продолжает переписываться со своими коллегами. Одна из молодых учительниц рассказала мне, что у него теперь двое детей, мальчик и девочка, что работает он в оленеводческом хозяйстве, чем и занимались все его предки много веков, и самое главное, что он очень несказанно, абсолютно счастлив.
"Вот же удивительно – сказала с некоторым возбуждением синьора Савио, стило только дядюшке Лику закончить свой рассказ, – Но я вдруг вспомнила своего покойного соседа. Он был прекрасным человеком, только в последние десять лет совершенно замкнулся, перестал улыбаться. Нет, он не сошел с ума, ничуть, просто выглядел как человек, силящийся разгадать какую-то неразрешимую загадку.
В тот храм – продолжала она, – Где мы с вами встретились, я хожу с самой юности, и вот с некоторых пор, и как раз лет десять назад, туда стал приходить мой сосед. Перед самой смертью он летал к своему другу куда-то в Среднюю Азию, а потом вернулся, как мне показалось, несколько успокоившимся, но вскоре, к сожалению, умер.
Знаете, однажды я подслушала, совершенно невзначай, поверьте, его разговор с каким-то незнакомым человеком, вероятно, его другом или коллегой, когда они сидели в кафе и выпивали. Это хорошее кафе, я часто туда заглядывала, а в тот день случайно оказалась за соседним столиком, но нас разделяла ширма, так что видеть они меня не могли. Мой сосед рассказывал своему товарищу какую-то странную историю, но по его тону – а видеть я не могла его лица – создавалось полное впечатление, что ему было жутко некомфортно говорить об этом. Не знаю уж, зачем он это делал, возможно, ему важно было выговориться на эту тему, но точно помню, как он запинался и делал вид, что пытается обратить свой рассказ в шутку.
"Знаешь – сказал он тогда своему собеседнику, как сейчас помню, хохотнув, но этот смешок больше был похож на кашель, – Странная вещь приключилась со мной, я как будто наяву говорил с покойной матушкой в храме. Можешь себе такое представить!". Судя по тому, как хмыкнул его собеседник, тот, мягко говоря, с недоверием отнесся к этим словам моего соседа, и последовавшая реакция подтвердила мои предположения. "Да, да, сам понимаю – сказал сосед, – Поверить в это трудно, наверное, примерещилось, не иначе". И столько смущения и стыда за то, что доверился кому-то, было в его голосе, что я чуть было не вскочила из-за стола, повинуясь желанию успокоить его, но все-таки сдержалась. И слава Богу, иначе бы сделала ему только больнее – вряд ли хотелось ему, чтобы еще кто-то услышал эти слова, а уж тем более женщина, да еще и соседка.
Мы все очень горевали, когда он ушел, но вот я точно помню, что вернулся он из последней поездки гораздо более расслабленным и спокойным".
Мы с дядюшкой Ликом переглянулись, изумленные рассказом синьоры Савио, да и как было не удивляться, ведь не могло быть никаких сомнений в неслучайности той череды событий, участниками которых мы сегодня стали. Синьора Савио заметила нашу реакцию, и теперь пришла ее очередь удивляться. "Вы знали моего соседа?" – спросила она, глядя то на меня, то на дядюшку Лика.
Честно говоря, я растерялся, не понимая, как же буду отвечать на вопрос хозяйки – ну не рассказывать же о нашей миссии, но дядюшка Лик бросил мне спасательный круг, и, кстати сказать, это был очень важный для меня урок умения вести беседу, не только не теряясь в самой сложной ситуации, но и так преподнося свой ответ собеседнику, чтобы в нем все было правдой, но не было лишних подробностей, могущих обескуражить слушателя и дать ему пищу для ненужных подозрений в адекватности отвечающего. "Только косвенно – сказал дядюшка Лик. – Но мы знали человека, к которому он ездил. Он не так давно умер, и перед смертью рассказал нам эту историю, вот почему мы так удивились с сеньором Конти".
"Мир и вправду чрезвычайно тесен – сказал дядюшка Лик и встал, чтобы попрощаться с хозяйкой, но все-таки не удержался и задал ей вопрос – Но я, все-таки, хочу спросить вас, синьора Савио, ответил ли я на ваш вопрос своим рассказом?" "Не знаю, что и думать, дядюшка Лик – сказала синьора Савио. – Но очень похоже на то, что я испытывала все предыдущие годы. Понимаю, что рискую показаться глупой, но ваш-то герой как осознал свое предназначение? То есть, я по-прежнему не нахожу ответа на вопрос – сам себя убедил или на него снизошло откровение? Получается, он прочитал ту самую надпись, но – как и где?"