Окна во двор были распахнуты, ночной летний ветерок иногда залетал в комнату, баловался огнем свечи, которую хозяйка зажгла, погасив торшер и люстру. Было полное ощущение, что мир перестал существовать за пределами этого уютного места. "Так выглядит счастье, именно так" – вдруг сказал давно уже молчавший внутренний друг, но я никак не отреагировал на его слова, и он, тихо вздохнув, умолк. Синьора Савио попросила прощения и отошла на минутку в дальнюю часть комнаты, где была устроена кухня, чтобы принести себе какой-то настойки, и дядюшка Лик в этот момент успел мне шепнуть, что герой его рассказа к нам не имеет никакого отношения, он не из разряда преемников и его курируют совсем другие миссионеры. Тут вернулась хозяйка, неся в руке четырехгранную бутылку с напитком розового цвета, мы устроились поудобнее, и дядюшка Лик начал свой рассказ.
– Я никогда не бывал на севере Сибири, там, где простирается бесконечная тундра и живут удивительные люди, часть которых даже несмотря на то, что пользуются сегодня всеми благами цивилизации, продолжают чтить и блюсти свои традиции. Не бывал, но знаю историю того потрясающего человека, о котором хочу вам теперь рассказать.
Мы встретились давно, когда я проездом был в Питере, и как-то сразу сдружились, да иначе и быть не могло – такой он был прелестный, открытый и душевный человек. В первый же день нашего знакомства он пригласил меня к себе в гости, в свою холостяцкую квартиру, и я отведал прекрасной строганины, которую ему только-только прислали из дома, мы выпили и много говорили. В тот день он поделился со мной своими планами, которые впоследствии и реализовал, и, собственно, в этом-то и есть вся соль истории.
Уж не знаю почему именно я стал для него тем самым собеседником, с которым он разоткровенничался, но думаю основную роль тут сыграл простой расчет. Скорее всего им двигала уверенность, что мы больше никогда не увидимся, что у нас совершенно разный круг знакомств, а потому была полная гарантия того, что дальше меня этот разговор не уйдет. Это, судя по всему, было ему крайне важно, но вполне возможно, что я просто был первым, кого он встретил в тот день, когда принял окончательное решение. Итак, по порядку, а то мне кажется, что я совсем вас запутал.
Мы сделали по глотку коньяку, закурили и ненадолго замолчали, наслаждаясь тишиной прекрасной ночи. Синьора Савио, казалось, была как обычно спокойна, но когда она повернула ко мне голову, и мы встретились взглядами, в глазах ее сверкнула какая-то искорка. И это было не любопытство, так свойственное ее полу, и не столь же свойственная любовь ко всяким загадочным, а уж тем более альковным историям, нет. Это была искорка благодарности за волшебный вечер, благодарности, которая не имела адресата, у которой не было конкретного получателя, и которая была направлена к самой природе, ее всеобъемлющей, пронизывающей каждый наш миг, непостижимой сущности.
Я знаю это только потому, что сам испытывал в тот миг нечто подобное, и потому улыбнулся понимающе в ответ. А еще я вспомнил слова дядюшки Лика, сказанные мне по выходе из ресторана, когда мы сидели на скамейке в ожидании синьоры Савио, и подумал про себя: "Да, конечно, мы всеми душевными силами прокладываем свою собственную судьбу во мраке неизвестности, но стоит только сбыться хоть маленькой части из того, к чему стремимся, пусть даже это будут самые простые и обыденные желания, благодарность мы возносим за это не себе. Что-то такое, что выше нас, что живет в нас во всех, без исключения – будь то хоть религиозный фанатик, хоть совершеннейший атеист – вот чему мы возносим хвалу, называя это, в первом случае, либо божественным провидением, либо удачей, как во втором. Но суть одна – мы не считаем себя естественной и необходимой составляющей бесконечного процесса воплощений, а лишь только временными попутчиками, которым вдруг каким-то неведомым способом повезло получить желаемое". И тут мои размышления прервал дядюшка Лик, продолживший свой рассказ.
– Как и в любом другом народе на Земле, среди народов Севера встречаются всякие люди – умные и бестолковые, талантливые и бездельники, пьяницы и умельцы. Но вот лет около пятидесяти назад в одной из семей ненецкого рода родился мальчик, ничем на первый взгляд не отличавшийся от остальных детей. Но с годами всем в округе стало ясно, что этот ребенок обладает необыкновенно острым умом и особой тягой к знаниям. Он поглощал все книги, которые только мог достать, школьная программа давалась ему чрезвычайно легко и уже к своему пятнадцатилетию он окончил школу с золотой медалью.
При этом рутинной домашней работы он нисколько не избегал, мало того, и олени, и собаки души в нем не чаяли, если так можно выразиться, да и он отвечал им полной взаимностью. Как это уживалось в нем, никто не мог понять, но родители испытывали чувство гордости, радовались успехам своего отпрыска. Однако стадо было большое, работы невпроворот и рабочие руки нужны были для того, чтобы нормально справляться с этим хозяйством. Но тут был особый случай, и в конце концов на семейном совете было принято решение отправить сына учиться дальше, что было большой редкостью для нынешних мест.
С необыкновенной легкостью их отпрыск поступил в питерский педагогический институт, окончил его с отличием и остался в северной столице, как принято называть этот город в той стране, где мы теперь находимся. Надо сказать, что директора многих тамошних школ боролись за этого неординарного выпускника, поскольку даже среди лучших студентов он выделялся особо, имел те качества, которые педагогу просто необходимы – выдержка, спокойствие, умение объяснить и, самое главное, добродушие и терпение.
Мой новый знакомый рассказывал мне, как было ему непросто на первых порах – еще со студенческой скамьи он чувствовал себя не очень уютно в большом городе, никак не мог смириться с внутренней отстраненностью, которой как правило отличаются его коренные жители. Ему, выросшему в большой дружной семье, в окружении дальних и близких родственников своего рода, во взаимной привязанности с животными, было нестерпимо холодно именно здесь – в городе, где не стояли морозы по девять месяцев в году и солнце светило так долго и так ярко, как он никогда не видел у себя на родине, в тундре.
Но прошли годы, и сначала учеба, а потом и навалившаяся работа, которую он искренно полюбил, общение с малышами начальных классов, где он преподавал, да и расположение директора, который его привечал и во всем помогал, несколько скрасили картину. Да и город был непростой, наполненный историей: дворцы, музеи, выставки – на простое ознакомление со всем этим громадьем информации были потрачены годы. Он втянулся в эту жизнь – работа с детьми, которых он искренно любил, и они отвечали ему взаимностью, культурная жизнь, которой он увлекся помимо работы, скрашивали одиночество большого города.
Минуло десять лет, наш герой совсем уже, казалось, стал городским человеком. На работе нарадоваться не могли его успехам, родители первоклашек прямо-таки толпились у дверей его класса и обивали порог директорского кабинета, не желая говорить ни о ком другом, а только об этом педагоге для своих чад. А в канун нового учебного года мой друг был признан лучшим учителем города, и именно в тот день мы и познакомились.
Дело было на праздновании этого события в одном из ресторанов, где по случаю я в тот день оказался. Гостей наш друг пригласил немного, за столом сидело не больше десяти человек, все поднимали бокалы, поздравляли героя дня, даже года, я бы сказал, но вот что странно – наблюдая со стороны, я не улавливал никакого праздничного настроения.
Дело было в виновнике торжества, который не выказывал никакой радости по поводу присужденного звания, более того, на его лице была явно видна какая-то особенная озабоченность. Время от времени он выходил на улицу покурить, я делал то же самое, и на одном из перекуров мы разговорились, причем первым заговорил именно он.
"Простите, – сказал учитель, обращаясь ко мне, – но у меня такое ощущение, что мы с вами давно знакомы". Я ответил, что вряд ли нам приходилось встречаться, если только мой собеседник не любит заглянуть вечерком в "Этажи". Тот улыбнувшись ответил, что так и знал, что любит это место по-особенному и частенько там появляется. Потом он пригласил меня присоединиться к компании его коллег, но я ответил, что предпочел бы остаться за своим столиком, отговорившись, мол, не очень-то люблю компании больше трех-четырех человек. Он рассмеялся, сказав, что совершенно со мной солидарен, а когда его столик опустел, подошел попрощаться. Теперь я пригласил его составить мне компанию, мой новый знакомый сразу же согласился, и после очередной рюмки запросто пригласил меня к себе в гости.
Жил мой новый друг в одном из переулков недалеко от Исаакия, квартирка была маленькой, но в ней чувствовался какой-то особый уют, хотя присутствия женской руки явно не наблюдалось. По дороге сюда мы зашли в магазин, купили бутылку хорошей водки и пару легкого светлого пива, а придя домой, принялись за приготовление стола – отварили картошки, хорошенько сдобрили ее изрядным куском сливочного масла, посолили и посыпали укропом, открыли банку хорошей слабосоленой селедки, крупно нарезали имевшуюся дома зелень, и конечно же на столе появилась уже упомянутая мною строганина. К тому времени, как стол был накрыт по самому взыскательному вкусу, сидеть за которым вряд ли отказались бы самые искушенные гурманы, настолько он был хорош, водка в морозильнике приняла нужный градус остужения, и мы налили по первой, предварительно сделав по внушительному глотку пива.