- Это ваша машина? - полицейский скользнул по ней глазами и тут же сошел с дороги и направился к "Делахайе". Доктор Эйхнер незамедлительно последовал прямо за ним, но на полпути к машине Стоктон припустил рысью, так что когда доктор догнал его, полицейский уже успел обойти ее кругом и сейчас, наклонившись, осматривал днище. Он встал, отряхнул руки от пыли и сложил их на бедрах. Перед тем как начать говорить, он взглянул доктору в глаза, затем торжественно кивнул на поврежденный бок "Делахайи".
- Ваша машина?
Доктор Эйхнер не торопился с ответом.
- Изрядно по ней постучали, ага? - наконец произнес он, притворяясь, что заново изучает повреждения.
Полицейский посмотрел на него проницательным взглядом, затем, без единого движения телом, повернул голову и через плечо позвал напарника, стоявшего на месте крушения. К этому моменту тот вылил все содержимое огнетушителя и теперь просто стоял в стороне и смотрел на пламя.
- Эдди! Эй, Эдди! - позвал Стоктон.
Эдди быстро подбежал к ним и уставился на Стоктона с неподдельным интересом.
- Посмотри-ка на это, - сказал Стоктон, снова дернув головой в сторону "Делахайи".
Медленно пройдя вдоль машины, Эдди присвистнул и почесал затылок.
- Так ты тоже в этой аварии поучаствовал, дружище? - сказал он Эйхнеру почти без следа от своей шепелявости.
Доктор оглядел его недоверчиво.
- Так точно, - резко ответил он, - именно это я и пытался объяснить этому молодому человеку, - произнес он, глядя на Стоктона, который был занят записями в блокноте. - Теперь - все, что я хочу знать, - продолжил он, обращаясь к Эдди, - кто сообщил вам об аварии? Вы задержали грузовик или нет?
- Да или нет, один ответ, Джек, - сказал Стоктон, шутливо погрозив блокнотом.
Доктор Эйхнер повернулся к ему.
- Послушайте меня, офицер, - показал он на горящий седан, - один человек, сидевший в том седане, мертв, а второй сейчас в том самом грузовике, и, вероятно, тоже умирает, и, скорее всего, нуждается в медицинской помощи. Я говорю вам, что этот грузовик еще возможно перехватить в Дрексале. Теперь, как мне кажется, вы оба просто забываете, в чем суть вашей работы: обслуживать и содействовать в таких вот делах - а не препятствовать - и ни в коем случае не играть ни в великих господ, ни в болванов. Вы общественные слуги, вами управляет общество, и вы ответственны за это общество. И я бы посоветовал вам этого не забывать. - Он закончил эту тираду, размахивая пальцем и указывая на них обоих. Но только Эдди стоял теперь под впечатлением, распахнув глаза, а Стоктон продолжил писать и оглядывать сверху донизу поврежденную сторону "Делахайи".
- Расслабься, дружище, - сказал Эдди с неподдельным участием. Подойдя ближе, он фактически толкнул доктора в плечо. - Мы делаем свою работу, не переживай насчет этого, хух, Сток, ну скажи ему.
Слегка сконфуженно он улыбнулся своему коллеге, который, может быть, притворялся, не реагируя, а может быть, действительно был слишком занят и потому не принимал участия в разговоре. В блокноте карандаш Стоктона сделал витиеватое предположение, что определенная стадия отчета на данном этапе завершена.
- Все в порядке, доктор, - сказал он, демонстрируя свою готовность, - вы сейчас расскажете нам своими собственными словами о том, как произошла авария.
Оба офицера облокотились на "Делахайю", один - записывая и постоянно оглядывая машину, другой - следуя изложению с неподдельным изумлением, а доктор Эйхнер стоял перед ними и в подробностях расписывал, как все происходило, опустив единственно то, что он проехал на красный свет.
Под конец истории Эдди продолжал стоять с разинутым ртом, будто все еще ожидая кульминации, но доктор Эйхнер пожал плечами, показывая, что на этом все. Второй полицейский присвистнул и топнул ногой по гравию.
Стоктон прочистил горло.
- Где вы работаете, доктор? - невозмутимо произнес он. - В смысле, в какой именно области вы практикуете?
4
Когда Элеанор Торн вернулась в клинику, она нашла Барби лежащей на кушетке в комнате для медсестер с холодным компрессом на голове. Они потеряли пациента из 28-й комнаты.
Это была первая смерть в Клинике в течение более чем месяца, а еще это была первая смерть с тех пор, как медсестра Минтнер приступила к своей непосредственной работе, поскольку именно она впрыснула сгущающее вещество - которое не принялось - и пациент, очень пожилой мужчина, скончался прямо у нее на руках.
После того как все закончилось, мисс Минтнер пришлось прийти в комнату отдыха, чтобы почистить туфли и поменять грязную униформу и чулки - перед тем, как скончаться, старик истек кровью из носа и изо рта.
Но, в конце концов, снимая с себя остатки своей чистой одежды, стягивая измявшееся белье, на котором отпечаталась черно-красная кровь, она, как сломанная белоснежная роза, вконец ослабела и улеглась прямо там, на мохеровой койке, в гостиной для медсестер.
Позже зашла Бет Джексон, чтобы укрыть ее одеялом, но Барби, задыхаясь в лихорадке, скинула его на пол и теперь лежала, неприкрытая, в своей голубой нейлоновой комбинации.
Когда Элеанор Торн вошла и закрыла за собой дверь, девушка пошевелилась и слегка приподняла наполовину затененное лицо, поднеся к нему под углом свою белую руку. Она поднесла руку к бровям, на которых лежала наполненная льдом тряпка, как будто испугавшись, что именно сейчас эта тряпка сползет вниз, на глаза и нос.
Медсестра Торн тихо стояла рядом с кушеткой, как казалось, в ожидании чего-то, просто положив руку на плечо Барби, и та затрепетала от прикосновения, как испуганная бабочка, затем медленно перевела глаза на Элеанор Торн.
- Мы потеряли пациента из 28-й, - сказала она и грустно всхлипнула, и на мгновение ее глаза стали огромными от безнадежности и непередаваемого изумления, а ее лицо медленно отвернулось и уткнулось в подушку. - Ну почему? - взмолилась она. - Почему? Почему?
Медсестра Торн уселась на край кушетки, продолжая массировать плечо Барби.
- Пожалуйста - пожалуйста, не надо, Барбаpa. - Это был первый раз, когда она назвала мисс Минтнер по имени. - Он был очень стар, - добавила она с истинным сочувствием, перебирая плетение кружев на ее плече. Девушка лежала на кушетке, скорчившись, и эта полоска ткани, казалось, впилась ей в кожу и перекрыла кровообращение в левой руке.
Мисс Минтнер медленно собралась с силами и посмотрела на медсестру Торн.
- Если бы вы только могли быть там… - на этих словах ее голос наполнился уважением, но в глазах был легкий упрек.
- Я знаю, дорогая, - сказала Элеанор Торн и отвела свой отвлеченный взгляд туда, где ее пальцы массировали кожу Барби под тонким филигранным переплетом кружева. - Я должна была помочь Буллоксам.
Затем, кинув случайный взгляд в окно за спиной медсестры Торн, Барби Минтнер слегка вздрогнула, прикрыв рот рукой, но сразу же улыбнулась храброй улыбкой и выставила обнаженное плечо на обозрение Гарсиа. Именно он стоял на террасе и заглядывал в комнату.
- Ради бога! - воскликнула Элеанор Торн, следуя за ее взглядом. Она подплыла к окну, крича "Гарсиа!", как будто бы ожидала, что тот повернется и убежит с того места, где она возвышалась над ним, на секунду в безмолзии, когда он, нахмурившись, соображал, что же все-таки в данных обстоятельствах могло заслужить такое неодобрение, и продолжал стоять вполне спокойно. А она, прижав руки к бедрам, взорвалась в таком негодовании и взглянула на него с таким обвинением, что, казалось, ее взгляд прожжет его грудь насквозь, а заодно сердце и все нервные окончания за то, что он просто стоит здесь и даже не притворяется виноватым.
- Что это такое, Гарсиа?! Что ты здесь делаешь?!
Но садовник продолжал смотреть ей за спину, на Барбару Минтнер, лежавшую на кушетке и улыбающуюся сквозь слезы.
- Да никогда в жизни! - сказала медсестра Торн, выступив вперед и прикрывая Барби, чтобы садовник не смог ничего увидеть. - Да, Гарсиа! Что это значит?!
- Это для нее, - сказал садовник, явно обескураженный необходимостью разговаривать по-английски.
Он попытался заглянуть за спину медсестры Торн, покрутив головой вправо и влево и отшагнув вперед и назад, в то же время стараясь не затоптать нарциссы, растущие под его ногами.
- Что?!
- Все в порядке, - отозвалась Барби Минтнер с кушетки. Ей явно было тяжело говорить, - это для меня. - Она начала вставать, осторожно опуская свои белые ножки с кровати, как будто они были из чистого фарфора. - Да, Гарсиа? - Она нетвердо двинулась вперед, схватившись рукой за лоб.
- Ты хочешь его видеть? - вставила медсестра Торн с недоверием. - Сейчас? Ты же не хочешь сказать, что будешь говорить с ним сейчас!
- Что вы говорите? - сказала Барби, казалось, на самом деле наивно.
- Но, ради бога, для чего?! - воскликнула медсестра Торн разгневанно, преграждая ей путь.
- Все в порядке, - слабо повторила Барби, как будто теряя сознание. - Это всего лишь на минутку.
- Тогда, ради Христа, надень свой халат!
Элеанор Торн взяла с кресла чистый халат и помогла ей одеться. И Барби покорилась, устало, романтично, как будто изнурительный труд и слезы после двенадцатичасовой рабочей бомбардировки заставили юную медсестру забыть на мгновение о том, что она была женщина, красивая и желанная.
Так что, когда верхняя пуговица была застегнута, а ремень плотно затянут, Элеанор Торн выкатилась из комнаты, все еще в припадке гнева.
- Я переговорю с вашим начальством, - говорил доктор Эйхнер Стоктону и Эдди с заднего сиденья патрульной машины по дороге в участок. - В свете этого, вероятно, вы осознаете, что для вас было бы преимущественно сейчас ответить мне на вопрос, который я задавал вам ранее: кто сообщал об аварии?