- Ну, - сказала медсестра Торн, поворачиваясь в своем кресле, - я просто хотела выразить свои собственные - и, я уверена, я говорю от лица всего персонала - мои собственные чувства облегчения и благодарности за то, что вы не пострадали.
Доктор Эйхнер признательно кивнул, и медсестра Торн продолжила:
- Деньги тоже были найдены, я так понимаю?
- Да. Деньги тоже были найдены.
Был момент молчания, они оба глотнули кофе или бренди, а затем мисс Торн заговорила снова.
- Доктор, - искренне начала она, но тем не менее достаточно быстро, чтобы доктор не подумал, что она это отрепетировала. - Я надеюсь, я могу говорить с вами конфиденциально. Как вы знаете, я всегда обожала вашу работу здесь, в Клинике, и с того момента, как я стала старшей медсестрой, я глубоко уважаю вас лично. Я каким-то образом чувствую себя ближе к вам, чем к кому-либо из нашего персонала, и - да, я подумала, вероятно, вы захотите знать, что вас попросят остаться на собрание директоров сегодня вечером и заместить доктора Чарльза в качестве старшего хирурга, когда в следующем месяце он уйдет в отставку.
Доктор изящно глотнул бренди.
- Хорошо! Я должен сказать, что время от времени я представлял себе это - основываясь на слухах, конечно, - но старался сдерживать свои ожидания, чтобы не быть в итоге разочарованным. Могу я спросить вас, откуда вы это знаете, медсестра Торн?
- Это больше не слухи, доктор. Салли Вестон в главном офисе - машинистка мистера Робертса - сказала мне. Естественно, по секрету. Собрание будет в 5.20, уже очень скоро. Вот так произошла утечка информации.
- Да. Да. Вероятно. Относящийся к делу слух, всплывающий в последнюю минуту, часто бывает решающим. Вот так. Что ж, медсестра Торн, значит, мы будем работать вместе. - Доктор приподнял свой стакан с воодушевлением. - Мои поздравления.
Элеанор Торн зарделась улыбкой, присоединившись к тосту.
- Могут быть некоторые реорганизационные дела, которым мы уделим внимание позже, - сказал доктор с великим пониманием. - Вы могли бы взять это на свое рассмотрение и передавать их мне, если какие-либо предложения будут стоящими. Когда придет время.
- Спасибо, доктор, - сказала медсестра Торн, вставая и готовясь уйти. - Спасибо - и поздравляю.
- Спасибо вам, моя дорогая. Предупрежден - как говорят - значит, вооружен.
В пять часов доктор Эйхнер срочно позвонила одна постоянная пациентка, которой он кратко ответил с мягким предостережением:
- Я понимаю, с чем мы боремся, миссис Кранелл. Ваша оценка крахмала не принимает в расчет сою, и хорошо, я думаю, что мы посмотрим на результаты через недельку или около того.
Затем позвонила мисс Смарт, чтобы сообщить, что доктора попросили остаться на собрание директоров в 5.20. Мисс Смарт довольно стыдливо пересказала слух, который в настоящий момент ходил вокруг с открытой, официальной санкцией. Доктор Эйхнер снова устроился, на этот раз в огромном кожаном кресле, с показаниями автомобильных испытаний. Он только что решил заменить "Делахайю" на новый "Гордини", и это решение его взволновало. Затем, в момент раздумий, он встал и подошел к окну. Затерянный в мире фантазий, его мозг скитался по заброшенным ветреным высотам Андорры и бесконечным залитым луной дорогам Испании, по которым человек может ехать сто миль и не встретить ни единой машины.
- Вам не повезло, - сказал снизу Гарсиа.
Доктор вздрогнул. Он не заметил этого садовника-мексиканца, вяло работающего на клумбе внизу.
Гарсиа прикоснулся к шляпе, слегка улыбаясь.
- Да. Как ты поживаешь, Гарсиа? - спросил доктор.
Садовник кивнул головой, улыбаясь.
- Вам не повезло, - повторил он, - потерять деньги.
- Да, но это не так, - весьма добродушно сказал доктор. - Их, между прочим, нашли. Они их нашли, полиция. - Он говорил достаточно громко, как будто садовник был глухим.
- Да, - сказал Гарсиа, - полиция. - Он кивнул, показывая, что понял, и его улыбка стала перекошенной и смешной.
- Мне нужно деньги, - сказал он.
- Что ты говоришь? - сказал доктор Эйхнер.
- У меня двадцать три доллара в неделю. - Он поднял пальцы. - Два-три, - сказал он. - Нужно двадцать шесть. Моя жена иметь ребенок.
Доктор Эйхнер кивнул с сочувствием, но ничего не сказал.
- Двадцать шесть, - повторил садовник, поднимая пальцы. - Два-шесть.
- Да. Тебе, очевидно, следует поговорить об этом в офисе мистера Робертса. Я уверен, что они пересмотрят… - Доктор коротко прервался, пристально глядя на Гарсиа, так как тот стоял, качая головой и все еще улыбаясь, как казалось, несколько искусственно.
- Вы, доктор, - сказал он, указывая пальцем на Фреда Эйхнера. - Вы будете говорить?
- Ну, - сказал доктор, - это едва ли является моей обязанностью - просить…
- Вы новый босс в Клиника, да?
- Вероятно, - сказал доктор, позволив раздражению проявиться. - Но это едва ли будет моей обязанностью…
- Моя жена не иметь ребенок, - сказал Гарсиа монотонно. - Она уже иметь три ребенка. Расходы. У меня расходы. Здесь. - Он неожиданно указал на клумбу под окном, где стоял доктор. - Я положить новые семена - здесь. Старые семена сломал отпечаток. Здесь. - И он показал на то, что могло было быть аккуратным пятном глубиной в инч, которое доктор Эйхнер отпечатал плоским ботинком Тривли.
- Отпечаток ноги? - мягко сказал доктор. - Какой отпечаток?
- Отпечаток вора, - сказал Гарсиа с медленным ударением. - Отпечаток-женщина-украстъ-деньги.
И глаза обоих мужчин встретились в спокойном обаянии.
- Там был отпечаток? - сказал доктор, не веря тому, что произошло. - Вчера?
- Да. - Улыбка садовника выглядела странной и механической. - Я найти. Старые семена не хорошо, да? Новые семена. Деньги. - Затем он сделал жест, повернув открытую ладонь к доктору. - Вы поговорить с мистер Робертс офис, пожалуйста?
- Когда вы нашли отпечаток? - воскликнул доктор Эйхнер глухим голосом.
- Когда вор бежать, я видеть. Вор прыгнуть в цветы и бежать, да?
- Вы видели?
- Да. Я видеть, как вор бежать.
- Вы видели, - тупо повторил доктор.
Смех садовника был словно деревянный.
- Я видеть вор бежать! - вскричал он, уморительно покачиваясь. - Я найти отпечаток! Найти! Полиция, да? Полиция! Полиция искать отпечаток! Я найти. Да? Отпечаток найти.
Доктор отвел глаза от Гарсиа и долгий момент, казалось, оглядывал туманный горизонт, закат дня. Он откашлялся.
- Вы говорите - двадцать три на двадцать шесть?
- Да, - сказал Гарсиа. - Двадцать шесть. Два-шесть.
- Я думаю, это можно устроить, - спокойно сказал доктор. - Да, я думаю, что это можно устроить.
Садовник повернулся, чтобы уйти, дотронувшись до кепки.
- Мало, да? Два-шесть. - Он улыбнулся доктору очень теплой улыбкой. - Семена не стоить много! Семена не стоить много этот год. - И он медленно пошел прочь, в свет умирающего дня, ударяя лопатой по своей ноге.
30
Концерт в школе был в десять вечера, и когда Ральф позвонил Барби, примерно за два часа до того, как он должен был ее забрать, она спросила, весьма непринужденно, должны ли они одеться официально, после чего Ральф засмеялся, сказав: "Нет, наоборот".
Тем не менее, когда Ральф заехал за ней, она появилась у двери, одетая в новую шляпку, на высоких каблуках и в своем изумительном черном, а сам Ральф был одет просто, в студенческом стиле, в спортивную куртку и рубашку с расстегнутым воротником.
Когда она уселась в машину, Ральф поцеловал ее, но Барби отшатнулась, говоря:
- Осторожно! Можешь помять!
И они уехали.
Над лобовым стеклом со стороны девушки был козырек от солнца с зеркалом с обратной стороны, и, неожиданно включив свет над головой, Барби повернула зеркало, чтобы посмотреть, как она выглядит. Машина ехала, и она начала говорить с возрастающей оживленностью. Пока она говорила, она вполне открыто и пока без всякой нарочитой суеты поглядывала в зеркало и отмечала свой образ и выражения, даже когда эти выражения внешне были искренни или неожиданны, такие, как ухмылки, выражение дурного предчувствия, отвращения, недоверия, стыда и даже обожания.
Это было далеко не тщеславие. Фактически это было, как будто она искренне пыталась принять юношу и саму себя серьезно, и, постоянно возвращаясь к своему отражению в зеркале, она могла великодушно дать то, чего, очевидно, не было в действительности и драматической обоснованности.
Когда они доехали до школы, воодушевление Барби достигло необычной точки, и, войдя в аудиторию, она немедленно привлекла внимание всех, кто находился близко, и в первую очередь девушек. Около половины аудитории состояло из юных девиц, живших в кампусе, сейчас собравшихся в группы по двое и больше, одетых в разновидные комбинации свитеров, джинсов, мужских футболок, сандалий, маек, коротких белых носков и кожаных туфель. Многие держали книжки, поскольку только что пришли из библиотеки, и некоторые продолжали читать, здесь и там были головы, покрытые косынками, поскольку некоторые из девушек только что вымыли головы или каким-то другим образом готовились к тому, чтобы лечь спать.
В аудитории также находилась маленькая армия одиноких мужчин, которые, одетые в футболки, читали газеты и держали за ухом карандаши. Остальные были там, конечно, в паре с девушками, держась за руки и важно разговаривая.