Значит, Татьяна была права, и в этом всё дело. Я уже собираюсь сказать что-то вроде "Жизнь продолжается" или "На ней что, свет клином сошёлся?" и повесить трубку, как в мою голову падает совершенно невозможная мысль.
– Коль, а ты сейчас в каком пиджаке? – спрашиваю я.
– Что значит, в каком? – от неожиданности трезвым голосом отвечает Дон Москито. – Ни в каком… я в трусах на кухне сижу, а за окном снег…
– Почему дома? – удивляюсь я. – Почему не на работе?
– Отгул взял, – поясняет он, – чтобы напиться…
– Понятно… а в каком ты был в "Жёлтой кофте"?
– В каком, в каком… у меня он, вообще-то, один.
– Тогда пойди, найди его и поищи в карманах.
– Поискать что?
– Сложенный вчетверо листок.
– Сложенный вчетверо листок, – как попугай повторяет за мной Дон Москито, – ну, хорошо, подожди…
Я слышу, как трубка на том конце грохается на что-то твёрдое.
Долго, очень долго длятся секунды, пока Дон Москито изучает содержимое карманов своего единственного пиджака. Я вслушиваюсь в телефонный треск, сквозь который еле-еле пробивается далёкая тихая музыка.
– Нашёл, – наконец, слышу я, – что дальше?
– Разворачивай.
Снова пауза, на этот раз не такая продолжительная, но всё равно достаточная для развёртывания десятка сложенных вчетверо листков.
– Слушай, тут телефон какой-то, – донельзя удивлённо сообщает Дон Москито, – и подпись есть: "Анна".
Я радостно выдыхаю:
– Звони по нему, и будут тебе перемены в жизни.
Дон Москито долго молчит.
– Просто представь, что это твой пропуск в новую жизнь, – говорю я.
Снова молчание, изредка прерываемое вяловатым шмыганьем.
– Катрин уже не вернёшь, – использую я последний аргумент, – просто позвони.
– Спасибо, – произносит Дон Москито голосом, в котором уже больше надежды, чем отчаяния, – позвоню.
– Только прямо сейчас не звони…
– Не буду, нажравшийся в любви несовершенен…
Неимоверным усилием подавляю смешок:
– Вот и молодец, не пей больше.
– Да у меня и нечего… – упавшим голосом говорит Дон Москито, – пойду спать.
– Ну, тогда спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Лерик. Пока.
– Пока, – говорю я уже в короткие гудки.
"Странно, – думаю я, положив трубку, – первый раз кто-то из моих друзей таким вот образом излил мне душу. Раньше я ничего подобного ни от кого из них не слышал, да и сам никому в жилетку не плакался. Может, это возраст? Конечно, доверие ко мне со стороны Дона Москито радует, но на него принято отвечать ответственностью…"
– Значит, твой друг не испугался позвонить, а просто не нашёл бумажку с телефоном? – подаёт голос Востоков, который, разумеется, внимательно слушал наш разговор от начала и до конца и теперь стоит рядом.
– Это некультурно, – назидательным тоном отвечаю я, – подслушивать чужие разговоры.
Игорь подходит ко мне и садится на соседний стул. В его глазах – вся хитрость мира.
– Ладно, не сердись, – улыбается он, – можешь считать, что у меня сильно развито женское начало. Очень люблю погреть уши.
– Всё равно это тебя не красит.
– Если тебе станет легче, то я считаю, что самые интересные истории не придумываются, а случаются. Надо только их замечать.
– Подслушивать, Игорь, – поправляю я, – подслушивать.
Востоков пропускает мои слова мимо ушей.
– У твоего друга, я так понял, запой? – как бы невзначай осведомляется он.
– Я бы не сказал, – отвечаю я хмуро, – просто напился с утра.
– Так это и есть – запой! – хохочет Игорь.
Снова звонит телефон. На этот раз поднимаю трубку я.
– Игоря дай, – слышу я тихий с присвистом голос, в котором с удивлением узнаю Игоря номер два, то есть Климова.
Передаю трубку Востокову.
– Там Игорь, – говорю я тихо, чтобы тот не услышал, – и он, похоже, заболел.
Востоков прикладывает трубку к уху и делает добренькое лицо.
– Да, Гарри, – говорит он ласково, – я тебя внимательно слушаю.
Что говорит Климов, мне, естественно, не слышно, но из того, как стремительно сползает фирменная улыбка с лица моего генерального директора, а вместо неё проявляется гримаса отвращения, я делаю вывод, что дело там пахнет скипидаром. У Востокова чрезвычайно выразительная мимика, любое изменение в настроении моментально отражается на лице, поэтому, скорее всего, я прав.
Между тем Игорь продолжает кривиться и мрачнеть. Делает он это молча, что придаёт сцене лёгкий антураж немого кино, где лишённые голоса актёры могли уповать только на корчение рож и заламывание рук. "Разговор" длится долго, минуты три, а может, и все пять, а Игорь всё молчит.
"Что же там такое? – думаю я. – Уж не случилось ли чего?"
Окончательно превратившись в усатую тучу и так ничего не сказав, Востоков кладёт трубку на рычаг.
– Климов сегодня не придёт, – сообщает он, вырывая сигарету из пачки, – так что тебе придётся выполнить кое-что из его обязанностей. Да и мне тоже.
– Он заболел, да? – спрашиваю я.
– Да, той же болезнью, что и твой друг! – резко отвечает Востоков. – Алкаш хренов!
Игорь садится в кресло и закуривает. Прежде чем задымиться, сигарета выписывает несколько пируэтов в пшеничных усах. Глубоко затянувшись и выпустив дым "горынычем", то есть из обеих ноздрей, он начинает:
– Как ты помнишь, – произносит так, словно он мой отец, а я, соответственно, его сын, – вчера господин коммерческий директор проиграл мне две бутылки водки.
– Конечно, помню, – отвечаю я учтиво, совсем как примерный сын.
– Так вот, по просьбе проигравшей стороны мной было принято решение, не откладывая дело в долгий ящик, распить выигрыш прямо вчера вечером. – Игорь делает многозначительную паузу. – Но так как мы, по независящим от нас причинам, так и не смогли вчера друг до друга дойти, опять же мной было предложено призвать на помощь современные технологии общения.
Делаю вид, что заинтригован:
– Это, простите, какие?
– Всего лишь телефон, – небрежно бросает Игорь, – Гарри на одном конце, я на другом. Бутылка у каждого своя.
– И как?
– Знаешь, нормально. Сначала непривычно, но после пятой – в самый раз. Ставишь телефон на громкую связь, и, гуляй, рванина…
– Тогда почему же столь разный эффект?
Востоков делает растерянно-виноватое лицо.
– Я-то свою выпил только до половины, – говорит он, потупившись, – а вот господин коммерческий директор, похоже, полностью. А может, потом и ещё за одной сбегал…
Меня разбирает смех, но я сдерживаюсь.
– Только вам могла прийти в голову гениальная идея нажраться по телефону! – говорю я с восхищением в голосе. – Обещаю, что обязательно применю полученные знания на практике!
Востоков, похоже, принимает мой восторг за чистую монету – разваливается в кресле и начинает разглагольствовать:
– У этого способа есть свои плюсы, но, к сожалению, есть и минусы. Бездушный телефонный провод не заменит небольшого воздушного зазора между тобой и собутыльником; ты не видишь выражения его лица, его глаз… – Игорь на секунду задумывается, глядя мимо меня и покусывая губу, – хотя это смотря с кем пьёшь… иногда лучше не видеть пьяную рожу визави, да и ему, возможно, не особо приятно наблюдать твою, опухающую с каждой рюмкой харю. И потом, можно завершить посиделки одним нажатием на кнопку. Если надоест.
Явно довольный собой, Игорь поднимается из кресла и начинает расхаживать по шоу-руму, продолжая рассуждать:
– В любом случае, будущее пьянства за подобными технологиями. В наши дни, когда люди всё больше общаются посредством всевозможных средств связи, только телефон, или то, что придёт ему на смену, сможет соединить удалённых собутыльников. Только представь: в самом недалёком будущем станут возможны междугородние, международные и даже межконтинентальные пьянки… а ещё через какое-то время и…
– …межпланетные, – ехидно вставляю я.
Игорь осекается, вмиг становясь серьёзным:
– Вот зачем ты это сделал?
– Мерзость характера, ваше генеральское директорство, – отвечаю я откровенно, – простите, если опять сломал вам кайф.
Игорь снисходительно машет рукой:
– Прощаю, только в следующий раз будь осторожен – могу и врезать.
В знак согласия и примирения замираю в театральном поклоне. Внезапно меня накрывает желанием сказать ему что-нибудь приятное или же просто увести разговор в другое, более нейтральное русло.
– Игорь, можно тебя спросить, а ты сам бывал там, куда послал Эдуарда? – спрашиваю я.
Он поворачивается ко мне на каблуках:
– Думаешь, я бы послал человека в непроверенное место? Бывал, и не раз! Израненная мужская душа иногда требует похода по таким местам… Только тебе, надменный азиат, я не расскажу ровным счётом ничего! Изволь придумывать всё сам… И вообще, мы что-то слишком много болтаем. За работу!
Вновь замираю в поклоне, а затем удаляюсь на рабочее место.
Рабочий день докатывается до своего астрономического окончания спокойно. Генеральный директор не вылезает из начальственного угла, я же, лишённый контроля с его стороны, бессовестно использую принадлежащий фирме компьютер в личных целях: пишу роман. Мне, конечно, велено делать совсем другое: выписывать какие-то счета-фактуры – но мне сейчас совершенно не до этого, у меня появилась мысль, в какую сторону бросить повествование и, главное, к чему, в конце концов, привести главного героя. Возможно, на неё натолкнул разговор с Востоковым, а может, и нет. Мне сейчас не до выяснения причин – поскорее бы записать придуманное.