- Митчелл? - переспросил он. - После того, что он сделал с Куни и Берроузом? И речи быть не может. Вы отправили ваш здравый смысл в отпуск, Хейден?
- Послушайте меня, сэр. Как все мы знаем, и знаем слишком хорошо, - сказал, поерзывая в кресле, Корк, - он жаждет получить это место.
- Да, - отозвался президент. - Помню. Он приходил ко мне с этим. И больше я с ним встречаться не хочу.
- Разумеется, сэр. - Воспоминания визит Митчелла оставил и вправду болезненные. - Однако, с вашего разрешения, выдвижение его кандидатуры может принести нам несколько лишних очков на Холме. А, видит бог, хоть какие-то проявления там доброй воли будут для нас нелишними. Кроме того, это было бы настоящей бомбой. Мы бы всех взяли врасплох.
- Хейден, - сказал президент. - Слушайте меня внимательно. Я скажу это только один раз и больше повторять не буду. Так что вы лучше запишите. Пока я остаюсь президентом, Декстер Митчелл заседать в Верховном суде не будет. Записали? Прочтите вслух.
- Я понимаю, сэр. - Минута была решающая - теперь или никогда. - Но такова идея Грейдона.
Хейден Корк знал, что само звучание этого царственного имени заставит президента призадуматься.
- Он считает, что, поскольку большинство сенаторов из комитета Митчелла видеть его спокойно не может, они будут благодарны нам, если мы избавим их от него.
- Сделав его одним из девяти самых могущественных людей страны? Если не Вселенной. Дьявольски интересный способ избавиться от человека.
- Ну, как бы там ни было, сэр, наша непосредственная проблема - это, если говорить напрямик, конгресс… а там, сэр, если смотреть правде в лицо, мы далеко не популярны.
- Меня это не волнует, Хейден. Я пытаюсь сделать что-то полезное здесь.
- Я понимаю, сэр. Я лишь говорю, что Грейдон считает это умным ходом. Собственно, он именно так и сказал. Что это было бы умным ходом.
Президент вгляделся в лицо главы своего персонала.
- Похоже, вы с ним мусолили это долго и основательно, - сказал он.
- Он самый доверенный из ваших старших советников, сэр. Или вы предпочли бы, чтобы я не обсуждал с ним состояние ваших дел?
- В понедельник я должен получить от вас новое имя. Не думайте, что мне так уж хочется испортить вам еще один уик-энд, Хейден. Я знаю, вы и так работаете в полную силу. Однако мне требуется имя. Весь этот цирк немного подзатянулся.
- Хорошо, господин президент.
В то солнечное субботнее утро в досье Хейдена значилось семь имен, принадлежавших: двум (маститым) членам Верховных судов штатов, одному (более-менее маститому) сенатору, трем (вполне маститым) членам апелляционных судов, генеральному (достаточно маститому) прокурору штата, и (определенно маститому, но никаких восторгов породить не способному) декану юридического факультета Йельского университета.
Говоря иными словами: двум женщинам, одному афроамериканцу, двум евреям, одному латиноамериканцу и - Хейден улыбнулся, а глава его собственного внутреннего персонала испустил боевой клич - индейцу.
Коренному американцу, поправил себя Хейден: первому коренному американцу, когда-либо выдвигавшемуся в кандидаты на пост члена Верховного суда страны. Хейден не сомневался, за него-то Вандердамп и ухватится. Вандердамп - американец, и американского в нем столько же, сколько в продаваемом уже нарезанным батоне белого хлеба. А в ком американского может быть больше, чем в человеке по имени Рассел Быстрая Вода? Увидеть бы, какое лицо сделается у Декстера Митчелла, когда он услышит эту новость. Посмотрим, как ты, сукин сын, попытаешься закопать его сердце у ручья Раненое Колено. Хейден разулыбался. За окном пели птички. В покрывавшей изумрудную траву росе сверкали отблески солнечного света. Порхали скринсейверы Природы - бабочки.
На столе Хейдена зазвонил телефон.
- Вас президент, мистер Корк.
"Великолепно", - подумал Корк.
Он сел попрямее - привычка, сохранившаяся даже после двух с половиной лет работы и невесть скольких тысяч президентских звонков.
- С добрым утром, Хейден.
- С добрым утром, сэр.
- Чем это вы занимаетесь в субботу на рабочем месте?
Такой была традиционная маленькая прелюдия их разговоров.
- Пекусь о благоденствии народа, сэр.
- Хорошо, правильно. А как себя чувствуют паруса на корабле нашего государства?
- Наполнены ветром, сэр, наполнены ветром.
Сегодня голос у него был поспокойнее. Влияние Кемп-Дэвида. Все-таки персональный зал для боулинга. От вчерашней наждачной скрипучести в интонациях президента не осталось и следа.
Впрочем, Хейден был не из тех, кто готов потратить весь уик-энд своего шефа на обмен шуточками.
- Я подготовил для вас имена. И думаю, то, что стоит во главе списка, придется вам по вкусу. Могу гарантировать, нашего друга сенатора Митчелла оно наградит изжогой третьей степени.
- Что вам известно о судье Пеппер Картрайт? - спросил президент.
Странный вопрос.
- О телевизионном персонаже?
- Да, она выступает в шоу "Шестой зал суда".
- Я не смотрю телевизор. Разве что выпуски новостей. Вы хотите получить сведения о ней?
- Нет-нет. Я хочу увидеть ее.
- Мне следует отыскать для вас какой-то конкретный эпизод?
- Нет, Хейден. Я хочу увидеть ее. Судью Картрайт. Во плоти. Хочу встретиться с ней. И как можно скорее.
- Очень хорошо, сэр, - сказал вконец озадаченный Хейден. - Уверен, она будет польщена.
- Ха, - негромко хмыкнул президент. - Надеюсь, что будет. Позвоните ей прямо сейчас.
- Да, сэр. Что я должен сказать ей о цели вашей встречи?
- Ну, такую нескромность в телефонном разговоре лучше себе не позволять.
- Нескромность, сэр? Боюсь, я не вполне вас понимаю.
- Видимо, вы еще не добрались до второй чашки кофе, Хейден, - сказал президент. - Я хочу поговорить с ней о месте Бриннина.
Вселенная Хейдена Корка замерла, внезапно перестав вращаться.
- Я не хотел бы показаться тупицей, сэр, - пролепетал он. - Однако я не уверен, что… что правильно вас понял.
- Речь идет о месте в Верховном суде, Хейден.
Хейден Корк очень старался произнести что-нибудь осмысленное, однако язык его отказывался выполнять посылаемые его же мозгом сигналы. Единственным, что ему удалось выдавить, было:
- Но не о месте же Бриннина, сэр. Вы же не…
- А что? Там освободилось еще одно? Кто-то из судей обзавелся привычкой квакать по ночам?
- Насколько мне… нет, сэр.
- Вот и хорошо. Позвоните ей. Позвоните прямо сейчас. Доставьте ее сегодня в Кемп-Дэвид. Самое позднее - завтра. И беседуйте с ней помягче, - гораздо мягче, чем разговариваете у себя в офисе с журналистами, пойманными за подслушиванием у замочной скважины. Стервятники.
"Скажи что-нибудь, - думал Хейден, совершенно как человек, сражающийся с овладевающей им комой. - Не дай ему прервать разговор. Не дай повесить трубку".
- Сэр… а вы… обсудили эту мысль с мистером Кленнденнинном?
Грейдон Кленнденнинн: наимудрейший из вашингтонских мудрецов, наиседейший из высокопоставленных лиц, советник семи - или уже восьми? - президентов. Бывший генеральный прокурор. Бывший Государственный секретарь. Бывший министр внутренних дел. Бывший посол во Франции. Бывший все что угодно. Первый среди равных в "кухонном" кабинете Вандердампа. Человек, о котором говорили, что в его фамилии больше "н", чем у кого бы то ни было в Вашингтоне.
- Хейден, - сказал президент, - я знаю, что делаю.
Паника - самая настоящая паника, от которой учащается пульс, увлажняется кожа и поджимается сфинктер, - стиснула в своих кольцах Хейдена Корка, точно боа-констриктор. Сколько раз произносились в ходе истории эти ужасные, становившиеся предвестием краха слова: "Я знаю, что делаю"? В ночь перед Ватерлоо в шатре Наполеона? В рейхсканцелярии перед вторжением в Советский Союз? На пороге "пустяковой прогулки", получившей название "операция "Освобождение Ирака""?
- Господин президент, - прокаркал Хейден. - Я действительно вынужден…
- Спасибо, Хейден. До свидания, Хейден.
- Но…
- Спасибо, Хейден.
- Сэр… господин президент? Алло?
Хейден Корк опустил трубку на телефонный аппарат. За окном светило солнце, чирикали птички, шмыгали шмели, но в сердце Хейдена не было больше весны, только зима и резкий ветер, воющий в голых ветвях деревьев.
В висках стучало. Поколебавшись немного, он снова поднял трубку и прохрипел оператору Белого дома:
- Свяжите меня с Грейдоном Кленнденнинном.
Меньше чем через пятнадцать минут на столе Хейдена зазвякал телефон. На звонки по сотовому Грейдон Кленнденнинн лично не отвечал, отвечали его шестерки. Ему было уже за восемьдесят, и с высоты своих лет он взирал на всякие современные штучки с презрением.
- Да, Хейден, - произнес он - без раздражения, но тоном формальным, указывающим, что времени на неторопливые философские беседы у него нет.
- Вы где?
- В Пекине.
- Черт, - выдавил Хейден.
- Я обедаю, - продолжал Кленнденнинн, - с заместителем председателя. Что у вас стряслось?