Читатель Спарк не раз отметит однозначность этических оценок автора, неукоснительно проводящего грань между хорошим, с точки зрения общечеловеческой нравственности, и правильным, с точки зрения условностей определенного, конкретно-исторического типа морали. Этические взгляды Спарк опираются на христианскую концепцию ценностей (в 1954 году писательница приняла католичество). Однако, не принимая религиозных аспектов в мировоззрении ряда значительных художников современного Запада, таких, как француз Ф. Мориак, американец У. Фолкнер, немец Г. Бёлль, англичане И. Во и Гр. Грин, англо-американский поэт Т. С. Элиот, советский читатель по достоинству ценит и их талант, и их гуманизм, и социально-критическую направленность их творчества. Думается, Мюриэл Спарк не будет исключением в этом отношении. Ведь заповеди "не убий", "не укради", "не солги", "чти отца своего и матерь свою" и многие другие не являются сугубой собственностью христианства: они возникли как итог многовекового нравственного взросления человечества, и их соблюдение обязательно как для христианина, так и для любого разумного существа, называющего себя человеком.
Не секрет, что буржуазная жизненная практика постоянно вступает с этими заповедями в конфликт по существу, стремясь в то же время сохранить видимость их соблюдения. Такие конфликтные, кризисные состояния и интересуют Спарк как художника. Это противоречие между формой и содержанием наиболее контрастно, пожалуй, обнажено в повестях "Мисс Джин Броди в расцвете сил и энергии" и "На публику".
Главные действующие лица повести "На публику" - преуспевающая звезда кино Аннабел Кристофер и ее муж Фредерик, считающий себя несостоявшимся гением, в действительности же ленивый и завистливый "интеллектуал-невежда", - ведут стандартную жизнь давно охладевших друг к другу супругов. Им хорошо было бы честно признаться, что их ничто больше не связывает, и разойтись. Хорошо, но не правильно, ибо в глазах публики они выступают стараниями рекламы и прессы как образцовая, идеально счастливая пара. Семейный скандал или, того хуже, развод сказался бы на популярности Аннабел и на прибылях продюсера, в чьих фильмах она снимается, самым нежелательным образом.
Двойное существование - супруги сами по себе, их двойники в сознании потребителей невзыскательного чтива тоже сами по себе - тянется до тех пор, пока у актрисы не рождается сын, а Фредерик не изыскивает изощренно мерзкого и подлого способа поквитаться с женой, успеху которой, недостойному и случайному с его точки зрения, он завидует чуть ли не патологически. Именно тогда Аннабел делает решительный выбор и выходит из игры: "Мне хочется быть такой же свободной, как мой ребенок".
Образцово налаженная индустрия мифов и лжи, го есть сенсационная бульварная пресса, чье призвание - всепублично полоскать грязное белье знаменитостей, показана Спарк с беспощадной трезвостью и правдивостью. Точно так же пишет она и о нравах радужного космополитического "кинорая" с его непременными паразитами - разношерстной, унылой, впавшей в транс от принудительного "секса" и наркотиков богемой, слоняющимися по жизни и сатанеющими от безделья бездарностями, ретивыми девицами с хваткой бизнесменов и смазливыми юнцами, что в остервенелой погоне за успехом и состоянием готовы по первому требованию улечься с кем угодно и в какую угодно постель. Суровая точность и жестокость нравственных обобщений Спарк в этой повести заставляют вспомнить знаменитую "Сладкую жизнь" Федерико Феллини, тем более что многие эпизоды решены здесь с визуальной убедительностью кинематографа. Рисунок Спарк предельно реалистичен. Автор не сгущает красок, и действительность порой бывает страшнее того, о чем рассказано в повести: достаточно обратиться к биографиям Мерилин Монро, Бриджит Бардо, Жан Сиберг, Романа Поланского и Шэрон Тейт и многих других звезд экрана.
История актрисы, рассказанная Спарк, - это история мучительного преодоления человеком психологии "среднего класса": ведь Аннабел и на гребне успеха остается все той же мещаночкой, какой начинала свою головокружительную карьеру. Это история постепенного становления морали и освобождения живой человеческой души из цепкой хватки бульварного мифа и социальных условностей. Это повесть о победе истинной нравственности над ее новомодными суррогатами, повесть о банкротстве "зловредной видимости".
III
Нетерпимая к современному выхолащиванию изначального смысла строго определенных нравственных категорий, Спарк обращается к особым приемам письма, чтобы в полной мере передать эту нетерпимость своему читателю. Прямые авторские оценки вроде той, что заключает рассказ "Позолоченные часы", у нее редко встречаются. Обычно она полагается на эстетическое воздействие характеров и ситуаций, которые, будучи соответствующим образом "организованы" в ее книгах, с неумолимой логикой говорят сами за себя. Исследуя проявления морального кризиса, вызванного обстоятельствами и образом жизни, Спарк любит раскрывать относительность нравственного кодекса "среднего класса" через изображение относительности, нестойкости привычных и, казалось бы, бесспорных представлений. Легкий, почти неуловимый и оттого зловещий и одновременно комичный "сдвиг" реальности выступает у нее законченным комментарием к действительности.
В новеллах "Портобелло Роуд" *, "Близнецы", "Темные очки" (все они написаны от первого лица) воплощена характерная для Спарк стилевая манера - вести повествование в интонациях младенческого простодушия и обманчивого "наива". Такая интонация, подразумевающая, что все, о чем говорится, вполне естественно и само собой разумеется, по контрасту с содержанием истории еще сильнее подчеркивает противоестественность происходящего. Это еще одна форма тонкого авторского комментария у Спарк: истина начинает глаголить устами младенца. Между прочим, метафора о младенце и истине иногда "реализуется" автором в прямом смысле слова, как в повестях о мисс Броди и Аннабел Кристофер (см. "На публику", эпизоды с участием девочки Гельды).
Интонация, выбор слов, построение фразы, индивидуальный говор - короче, все то, что принято называть "речью действующих лиц", выступает в произведениях Спарк выразительнейшим средством характеристики (нередко - саморазоблачения) и типизации персонажа. Рассказ "Видели бы вы, что там творится" от точки до точки - монолог Лорны Меррифилд. Не только содержание этого монолога, но в первую очередь повествовательная форма с головой выдают в ней истинную дочь "среднего класса", убогую в нравственном и умственном отношении и в то же время не без претензий. Типичный случай "молодой, красивой полуинтеллигентной дамы", как мог бы сказать покойный M. M. Зощенко.
В Англии более чем где бы то ни было различия между классами и даже между обитателями разных районов одного и того же города закреплены в говоре, языке. Спарк чутко улавливает эту "разноголосицу". Читатель увидит, сколь колоритен язык юродивой Нелли ("Баллада..."), в котором архаическая образность священного писания соседствует с бытовыми, даже уличными словечками, или как безграмотная, но по-своему сочная и красочная речь Элизабет контрастирует с псевдорафинированным сюсюканием ее сестры Лу ("Черная Мадонна").
Искусство стилизации у Спарк особенно очевидно в "Балладе о предместье". Мало того, что почти все персонажи повести говорят каждый на "своем" языке, - на "их" языке изъясняется с каждым из собеседников и Дугал Дуглас, не упускающий случая поиздеваться над нелепостями и жаргонными уродствами их речи. Он передразнивает тред-юнионистский "канцелярит" Хамфри Плейса, потешается над модой на "сексуальные беседы" и вульгарно-суконными оборотами, примитивными фразами-тычками, которые были завезены в Англию с другого берега Атлантики и усвоены некоторой частью британской молодежи. Сохраняя серьезную мину, он несет наукообразную ахинею в кабинете мистера Уиллиса ("В Пекхэме наблюдаются четыре типа морали. Во-первых, эмоциональный. Во-вторых, функциональный. В-третьих, пуританский. В-четвертых, христианский"), проникается "производственной" терминологией на приемах у мистера Друса.
Многие страницы книг Спарк отчетливо пародийны. Фрагменты биографии миссис Чизмен и "творческие заготовки" к биографии, которую пишет все тот же неугомонный Дугал Дуглас, - явная пародия на сочинения такого рода, захлестнувшие книжный рынок Англии и США, и на устойчивые словесные штампы, что перекочевывают из одной биографии в другую. Сцены "военного совета", который держат юные кандидаты в уголовники под председательством Тревора Ломаса, пытающиеся расшифровать несуществующий шифр, и их визита к юродивой Нелли воспринимаются как очевидная сатира на соответствующие эпизоды в низкопробных гангстерских боевиках американского производства. Стиль английских провинциальных церковноприходских журналов, помесь благолепия и развязного репортажа, изящно и тонко спародирован в "Черной Мадонне".