"Молодец, - Мамонт почувствовал себя зрителем, внезапно, по-детски остро, захотелось в кино. - Цивилизованный кинотеатр, в цивилизованном кресле, обтянутом цивилизованным продранным кожзаменителем. Да!.."
Он попробовал представить о чем сейчас говорит Кент. Конечно, с удовольствием пользуется тем, что может ругать Тамайю последними словами. Канак ни слова не понимал из того, о чем говорили вокруг и только улыбался, скаля крупные белые зубы. Он всегда улыбался.
"Черт меня побери?.. Черт меня побери, джентльмены, но если косо смотреть на вещи… если смотреть в чужие карты, то можно получить подсвечником по башке… Прямо по черной башке. За что Кука съел, полиглот?"
За ними, у края леса, собрались обезьяны, почесываясь, наблюдали за игроками. Мамонт повернул трубу в другую сторону. Небольшое болотце, обнаружившееся после вырубки. Там бродили несколько, недавно прилетевших, цапель, выклевывали что-то в грязи. Почему-то показалось удивительным, что этот день исчезнет, и другие дни будут непохожи на него.
В кадре появился Аркадий с сигарой во рту, в коротких обрезанных валенках, рядом с маленькой лошадкой.
"Кино! Соцреализм какой-то."
Мамонт осторожно добавил в свою кружку с кофе рому из початой бутылки. Транзистор на столе твердил что-то по-французски. Он разобрал только несколько слов: "МамОнт" (с ударением на "о"), "комильфо", "скандаль" и еще одно таинственное слово "тужур". Всю жизнь его мучила загадка - что оно означает?
"Кажется, сейчас в Париже ночь. О, Париж! В моем возрасте пора знать, что такое "тужур".
Оконное стекло было покрыто пылью, отчего казалось, что в лесу напротив стоит неподвижный дым. Окно открылось с летним знойным скрипом. За ним лес. Глубокий, разнообразно зеленый, цвет. Напрягая воображение, можно было вообразить, что окно - это картина, пейзаж, написанный в диковинной манере совсем неизвестным художником. Вот он слегка поворачивает голову, в раме картины появляется ярко-синяя вода, кусок моря с сахарно сияющим берегом. Яркие контрастные цвета, как до изобретения пассировки. В заново выполненном пейзаже меняется и стиль, и манера исполнения. Поднатужившись, можно даже определить этот стиль - непривычный совсем, его он, наверное, назвал бы - ,подходящее название, - неонатурализм. Необычный, хотя с каким-то влиянием передвижников. Ощущался автор, немного холодный точный педант, при этом глубоко внутри болезненно переживающий совершенство этого мира.
"Вот и создал жизнь, какую хотел. Я, оказывается, мало, что хотел."
В раме, все нарушив, появилась белая лошадь, Аркадий в своей хрущевской панаме, оказывается, за ними волочилось пустотелое бамбуковое бревно.
"Тпру! Стой, сука!" - Лошадь остановилась за окном. Аркадий взмахнул шляпой, отгоняя мух, молча сплюнул в пыль.
- Ну, как дела, пейзанин, откуда дровишки? - Мамонт облокотился на подоконник. - Уж не к зиме ли готовишься? Эх ты, Робинзон ты Крузо!
- Пристань строю, - Аркадий кивнул на длинную, уходящую в бесконечность, борозду, оставленную проволочившимся бревном. - С дебаркадером.
- Ну, ну, знаю. Аркадий и К.Оптовая торговля ямсом, мидией… ах да, и тухлыми яйцами.
- Почему тухлыми? А я письмо из дома получил. Вот так! Получил от внука письмецо Федот. Я тоже написал, сюда зову. Думаешь, дойдет?
- Может не дойти. Сам знаешь.
- Да уж знаю. По радио вчера чего ведь говорили… Эта- "Юность" радиостанция… как мы протестуем против гнета диктатора Мамонта, агента американского империализма.
- Кто протестует - то?
- А этот… Маленький, но свободолюбивый народ острова Мизантропов. Тысячи жителей острова, тысячи честных тружеников протестуют будто против твоей политики. Еще говорят, что ты колонизатор и беглый уголовник. Матерый рецидивист.
- Какой же рецидивист?.. Один раз только за тунеядство… двести девятую статью сумели пришить.
Лошадь стояла, равнодушно свесив голову, иногда отгоняя хвостом москитов. Белая лошадь с розовыми ноздрями.
- Погоди-ка. Еще говорили… А, ну да: свободолюбивое человечество не позволит диктатору Мамонту устанавливать на острове звериные законы капиталистических джунглей.
- Почему капиталистических? Джунгли как джунгли. Да слушал я это все… - Мамонт замолчал, уставившись в свою кружку, в кофе с плавающей в нем луковой шелухой. - "Откуда здесь лук?" - подумал машинально.
- Да! В Америку что ли уехать? Вот разбогатею, выпишу семью и уеду.
- Езжай, - Мамонт, наконец, понял, что никакой это не лук, а фрагмент таракана-утопленника, купавшегося там ночью. Выплеснул кофе в окно, осторожно поставил кружку на стол, выбирая место среди дохлых мух. Он опять забыл, что в любую открытую посуду здесь обязательно набивается всякая летучая дрянь.
- Только я в Америке никого не знаю, - продолжал Аркадий. - Ну ладно. Завтра буду виноград давить. Первый сбор. Праздник урожая, бляха-муха. Все придут, на это у нас охотников хватает. Все, трогаюсь я!
"Трогайся, трогайся", - Мамонт посидел, мрачно уставившись в книгу со штампом харбинской гимназии.
"…На свалку истории… Диктатор Мамонт, мелкий Бонапарт… - Издалека приближалось громкое, но неразборчивое бормотание. - И мерзавец Мамонт, и жалкая кучка его прихлебателей, кучка надсмотрщиков на его плантациях, обречены…"
Он недовольно поднял голову, посмотрел в окно. Вдоль берега, где волны утрамбовали гладкую дорожку, шел Чукигек, босой, закинув за спину транзистор и размахивая раковиной.
"…Тысячи и тысячи честных людей, жителей острова, подымаются на святую борьбу, отряхивают цепи рабства, - доносилось все громче, - не желая становиться заложниками империалистической колониальной политики Ма…" - Чукигек, наконец-то, выключил приемник.
- Гляди, ракушку нашел, - крикнул он еще издали и повернул к дому Мамонта. - Ну, как литературный подвиг? - Он показал пальцем на растрепанное перо, торчащее из чернильницы. - Написал свои стишки?
"Пытался, - с горьким реализмом подумал Мамонт. - Худший уровень убожества- только расписывание туалетов. Выздоравливаю от таланта. Постепенно приходит солидность фантазии."
- Я тоже сочинил кое-что… Бессонной ночью. Слушай, как Козюльский про свои подвиги в войну рассказывал, - Чукигек присел на ступеньку крыльца. - Пошел партизан Козюльский в деревню. Похмелиться. Узнало об этих планах гестапо и всю самогонку зверски выпило…
- Про меня тоже что-нибудь сочини, - остановил его Мамонт.
- Да уж, про тебя насочиняли уже. Специалисты. Давно слушаю…
- Ладно, ладно, достали вы с Аркашкой.
- А он говорит, что уезжать хочет, - Чукигек смотрел куда-то в сторону горизонта. - Выходит из игры. Может и мне с Аркадием Ефимовичем в Америку? Переехать… Поездить, посмотреть. Организм просит.
- Ветер дальних странствий, понимаю. Пора тебе жить начинать, учиться что ли, а не Америку открывать… Можно так и играть до старости. А нищая старость- самый несмешной период жизни, хватишься. Вот я… у меня среди предков много было выдающихся людей: генерал, директор школы, летчик. А потом вообще никого не стало, я круглым сиротой очутился. Все думал о себе, мол я - выродившийся их потомок, ни на что не годный, но может когда-нибудь и я… сгожусь на что-нибудь, блесну. А теперь, ни с того ни с сего, губернатор, ответственный руководитель. А добился всего смирением и долгим постом. По радио целыми днями: Мамонт, Мамонт… Крупный политический деятель.
- Ну да, по этому радио вон говорили: президент банановой республики. Марионетка.
- Что еще говорили? - Глядя на раковину Чукигека, он вдруг заметил, что изнутри она похожа на беззубый младенческий рот.
- Политика Мамонта - политика колониализма. И еще… сейчас, сейчас. А, вот! Мамонт, этот злобный карлик, отщепенец, матерый уголовник и рецидивист… Рецидивист, еще в прошлом прославившийся черными делами.
- Беситесь, тираны! Знаешь такую песню?.. Не знаешь. Ну и правильно, тебе повезло. - "Сам ты злобный карлик!" - Мамонт увидел себя: вот он, маленький, сидит на дереве в джунглях, скалит острые, как у шимпанзе, клыки.
- Ты теперь политик, дядя Мамонт, терпи, так положено. Еще вот интересное…
Почему-то только сейчас Мамонт заметил, что пацан все-таки немного пьян:
- Ладно, хватит. Давай, лети в свою Америку, повторяй подвиг Чкалова, - Он пододвинул к себе большую деревянную лохань.
"Извольте сожрать этот изысканный салат из молодых побегов бамбука, ваше превосходительство!"
"Пейзаж в окне!"
Под пальмой лежит в пыли, откуда-то взявшаяся здесь, незнакомая сука. По ее лиловому брюху ползают черные щенки. Собака равнодушно зевает, иногда вздрагивает и замирает, осмысляя укусы блох. Над ними, на стволе, - эмалированная вывеска "Резиденция губернатора Мамонта" Ниже- еще три такие же надписи: по-английски, японски и, кажется, по-китайски.
Поедая салат, он будто увидел себя со стороны: одинокий, потертый жизнью, немолодой мужик… - "Ест свой сиротский салат…"
Долго Мамонт идет по новой дороге
В воздухе, над головой, корни деревьев висят
Почву здесь подмывает приливом.
"И причем постоянно!.. Распутник - это тот, кто не знает своего пути. Куда я опять иду?"
Втроем они шли по колено в воде, отодвигая висящие на ветвях (или корнях?) высохшие плети морской травы. Наверху квакали какие-то твари.
- Только рыбы еще здесь на деревьях не живут, - заговорил Кент. - Не догадались еще…