253
Но память подсказывала ему больше того, что он хотел бы помнить: тогда уже входила к перебинтованному, похмельному Цахилганову Ботвич,
- пасмурным - утром - в - жарко-пёстрой - парче - она - надвигалась - неостановимо - как - слепая -
и широко, не мигая смотрела на Любовь сквозь дымчатые стёкла бешено дорогих своих очков,
- да - сквозь - изысканный - туман - взирала - сверху - вниз - эта - неприручённая - кобра - с - пёстрым - капюшоном…
- Ты, Любочка, замешкалась, с перепачканной моей одеждой в руках… Милая, смутилась, попятилась. Прижала тряпьё к себе, как будто у тебя его сейчас отберут…
Ещё бы! Твою жену обдало волной таких умопомрачительных духов, каких она не знала никогда… и парчово-брючных сияющих костюмов не доводилось ей видеть раньше.
- Ну что ты так растерялась тогда, Люба? Перед этой какой-то плоскогрудой…? Перед арендуемой подстилкой с долларовыми знаками вместо зрачков? Ха! Если бы я не установил на неё сдуру первоначальную высокую цену, кому бы она была нужна? Оштукатуренная мумия…
- Посторонитесь, вы запачкаете меня, - опасливо сказала ей Ботвич, принимая Любу, может быть, за санитарку, в её белом, наспех наброшенном, больничном халате. - Осторожней! Вы! Женщина!..
- А ты ещё, Любочка, оглядывалась на меня в тревоге - спрашивала глазами: уйти тебе сейчас или остаться? Ты боялась, как бы она не утомила меня, да?.. И каким только образом Ботвич пронюхала, где я? В этакую рань! Уму непостижимо…
- Простите, кто вы? - растерянно спросила её всё же Любовь, оттеснённая к двери.
- Я? - пожала плечами Ботвич, откидывая капюшон. - Ж-е-н-а. А что?
254
Ты помнишь, как Любовь откинуло к стенке? И руки её ослабли. Грязная твоя одежда оказалась на полу.
Потом, подбирая её, Люба тупо, бездумно ползала. Ползала, не поднимая головы. Но упала вдруг…
у ног Ботвич
- нелепо - некрасиво -
и замерла -
как - умерла…
- А Ботвич взирала на это с брезгливостью. Помню.
Жарко посверкивая парчовым кобыльим крупом, она переступила, перешагнула через Любовь… И расселась. И закурила.
- …Сигарета её была похожа на самшитовую дудку. Знаю странное благоуханье этого дыма, подвижного, как щупальца. В нём плавал запах сухой гвоздики и ещё какой-то пряной дряни. Душный вкрадчивый дурман, приводящий самцов в беспокойство. Как не помнить…
И дребезжащая цепочка из золотых насекомых поблёскивала под голой щиколоткой, когда она покачивала ногой, ухмыляясь…
- Вот дура, вырядилась ни свет, ни заря. Это же были вечерние духи! Сам дарил… И потом, золото - утром!? Парча!?. Кошмар. Изыск на грани вульгарности - вульгарность, граничащая с изыском. Ботвич всегда умела одеваться именно так… волнующе.
- Заплати ей. Санитарке. За то, что я дымлю здесь, в палате. Только не скупись, милый. И она не будет возникать. Хорошо?.. Ну, как ты?
- Не мог же я, в самом деле, заплатить Любе. Хотя Барыбин, озлившись, смеялся потом надо мной, когда я рассказывал ему про это,
- да - знала - Ботвич - прекрасно - знала - что - не - санитарка - была - около - тебя - уж - Любовь-то - жену - твою - она - высмотрела - зорко - хищно - сразу - загодя - заранее -
давным-давно.
- Я не вступился за тебя, Люба. Проклятое головокруженье. У меня была рассечена кожа на голове, я потерял много крови и… не сообразил, что происходит.
Промолчал.
255
Думал ли ты, как уничтоженная твоя жена брела потом домой - с этой перепачканной твоей одеждой в руках? И как жила - днями, ночами, на работе, дома, весной, зимой?
После встречи с той? С "женой"?
- …Но Люба не спросила меня ни о чём. Если бы она меня выслушала! Я всё бы уладил… Впрочем, она и без моих объяснений знала главное: я её не брошу.
Ты же пытался ей врать, что Ботвич - это малознакомая шизофреничка, преследующая тебя,
…пресыщенная сумасбродка, которая напридумывала себе невесть что и вот припёрлась нежданно-негаданно…
- Всё так и было. Это только блажь - блажь взбалмошной бабёнки, я говорил… Но Люба сразу уходила в другую комнату. Мне казалось, она пыталась это забыть и что - забыла… Я даже думал, она поверила тому немногому, что я успел… сообщить.
Ну - не - идиотка - же - она - в - конце - концов - твоя - жена.
- …Ты слышишь меня теперь?! Люба. Люба-а-а!.. Прости - я не выгнал её тогда же. Хотя и следовало… Но я ужасно разозлился на неё! На эту плоскогрудую суку, парчовую суку! Как - смела - она… Прости. Я растерялся. Всё было так неожиданно… Но пойми ты меня! От одного её дыма самая здоровенная, морально устойчивая голова пошла бы кругом! И потом… эта цепочка - блестела, звенела, змеилась. Золотые тараканчики так хитро перемещались, бегали под её щиколоткой –
- изумительные - блошки - мушки - мошки - вошки - ползали - звякали - двигались - как - живые -
а она всё качала, и качала, и мотала ногой! Бренчала назойливо - тонко, слабо, близко, близко…
…Я даже не заметил, когда ты поднялась с пола и ушла, Люба. Тем утром. А она осталась. Со мной…
Ты ушла молча.
Три года назад
ты ушла.
256
И год ещё всё было ничего. А потом Любовь узнала свой диагноз,
- смертельный - диагноз -
и никому не сказала о том. Она скрывала его два последующих года.
- …Очнись, Люба! Ну, изругай меня хоть раз в жизни! Мне будет легче. Не умирай так…
- С нами надо быть построже, Люба! - решительно укорил он вдруг её. - А ты не умела этого. Ты тоже в чём-то виновата. Отчитала бы меня, проучила! Есть жёны, которые даже бьют мужей по лицу, и ничего… А ты молчала, значит - потворствовала… Ты сама позволила мне так рас-пуститься,
- пуститься - во - все - тяжкие - позволила - мне - ты!
…Как же это просто - делать правую виноватой,
у смертного-то…
Но дальше он не рассуждал.
И уже только слушал гул,
сидя перед постелью молчащей жены
и раскачиваясь.
…Сколько времени раскачивался Цахилганов? Сколько времени молчала его жена?
Прикрикнул бы на него кто-нибудь сейчас,
- подвигом - самоотреченья - мол - вершится - чудо - чудо - воскрешения - умирающей - жизни -
потребовал бы кто-нибудь от него
хоть какого-то действия!
Но тишина стояла в палате.
257
- …Я бы пошёл теперь на это, Люба, - оправдываясь, заговорил Цахилганов сам - о чуде, вернее же - о бессмысленности его. - Оставил бы всё. Однако я боюсь, что это только игры перевозбуждённого раскаянья. А если мыслить здраво… Ну, отрекусь я от себя, прежнего, ради того, чтобы ты исцелилась. Останусь на нулях, очищенный для другой, чистой, жизни. Нашей с тобой. И ты, Любочка, начнёшь выбираться из болезни. Маловероятно, но - допустим: всё происходит именно так…
И что же дальше?! Да вот что: дабы не подохнуть нам, троим, от дистрофии, мне придётся, намыкавшись без работы, наняться рядовым инженером
к тому же Макаренко,
и делать то же самое, Люба,
но уже за нищенские копейки!..
Производство полезного разрушено, слышишь? Мы так порезвились, что производство полезного - разнесено вдребезги, его уже нет! Вместо этого налаживается всюду лишь производство не полезного, вредного…
В нашей жизни не осталось приличных средств к приличному существованью. Слышишь, пространство гудит от диссонанса -
мы - выпали - из - размеренности - интонаций.
Пространство гудит от диссонанса; оно враждебно человеку, потерявшему возможность быть человеком,
но зато обретшему полную возможность
быть животным,
быть всё более и более животным,
- мы - синкопа - туземная - животная - развязная - пляшущая - на - костях - прежних - ритмических - правильных - ударений - синкопа…
А в результате чуда самоотреченья мы очеловечимся
и… пропадём,
потому как жизнью правит ныне нарушение,
а не норма.