МадамБерманвыступила вих защиту.Она заметила,что боротьсяс войной воВьетнаме ужеслегкапоздно, аполучитьпредставлениео могуществеполовоговлечения и последствияхтщеславияесть способыи поинтереснее,чем изучатькакую-тоженщину, жившуюв другойстране стосемьдесятпять летназад.
–Что же догоргон, –сказала она, –то единственное,чтонеобходимознать о них –это что их небывает.
Шлезингер,по-прежнемусчитавший ееполуграмотной,изящнейшимобразомбросил ейсвысока:
–Как говорилфилософДжорджСантаяна, "те, ктоне помнитсвоего прошлого,обречены повторятьего".
–Да не можетбыть, –сказала она. –Передайте вашемуСантаяне, чтомы и так, и такобречены повторятьпрошлое. Такустроено всеживое. Надобыть на редкостьтупым ребенком,чтобы кдесяти годамдо этого недойти.
–Сантаяна былзнаменитымпрофессоромв Гарварде, –сказалШлезингер,выпускникГарварда.
–Мало ктоможетпозволитьсебе пойти вГарвард,чтобы ему тамморочилимозги, –сказала мадамБерман.
* * *
Вовчерашней"Нью-ЙоркТаймс" янаткнулся нафотографиюфранцузскогосекретераампир, ушедшегос молотка ккакому-токувейтцу затри четвертимиллиона, иготов поклясться,что в 1933 годуэтотсекретерстоял у Грегорив комнате длягостей.
Вэтой комнатеимелись дваанахронизма,оба – произведениясамогоГрегори. Надкаминомвиселаиллюстрацияк "РобинзонуКрузо", к томумоменту, гдепотерпевшийкрушениерассказчикнаходитчеловеческийслед на острове,на котором онполагал себяединственнымобитателем. Анад секретеромнаходиласьиллюстрацияк тому моменту,где Робин Гуди МалюткаДжон, еще неставшиелучшимидрузьями,встречаютсяпосерединебревна,переброшенногочерез ручей.У них в рукахпо шесту, и ниодин нежелаетотступить,чтобыпозволить другомупопасть туда,куда ему такхочетсяпопасть.
РобинГуду,естественно,приходитсяискупаться.
11
Язаснул в тойкомнате наполу. Не могже я, в самомделе, смятьпостель илидотронутьсядо чего-нибудь.Мне снилось,что явернулся ввагон поезда,слышал сноваи тук-тук, тук-тук,и динь-динь-динь,и ту-ту-у. Динь-динь-диньисходило,разумеется,не от самогопоезда, а отсигналов напереездах,предупреждавших,что всякий,кто неуступит намдорогу, будетразметан вмелкиеклочья. Таким и надо! Ктоони – и кто мы!
Многиеиз тех, ктопережидал,уступая намдорогу, чтобыизбежатьсмерти, былифермерами ссемьями. Весьих скарб былпривязанкое-как к кузовампобитых грузовичков.Ураганы илопнувшиебанкиотобрали уних фермы такжебезжалостно,как отобралиту же самуюземлю уиндейцев кавалерийскиеполки вовремена ихдедов. И гдеже они теперь,этиснесенныеветром фермы?Кормят рыбуна дне Мексиканскогозалива[41].
Этихпобежденныхбелыхиндейцев напереездах явидел не впервый раз.Достаточноих прошлочерезСан-Игнасио,и всеспрашивали уменя, у моегоотца, и даже унепроницаемыхлицоминдейцевлума, незнаем ли мы кого-нибудь,кому нуженбыл быкто-нибудьдлякакой-нибудьработы.
Отмоегожелезнодорожногосна меняпробудил в полночьФред Джонс.Он сказал,что господинГрегориготов меня принять.Он нискольконе удивился,что я сплю наполу. Когда яоткрыл глаза,прямо передмоим носомнаходилисьноски еготуфель.
Обувьвсегдаигралаважную роль вистории благородногородаКарабекянов.
* * *
Фреддоставилменя кподножиюлестницы, с которойслетелаМэрили икотораядолжна былапривестименя к порогусвятаясвятых –мастерской.Подниматьсямне полагалосьв одиночку.Там, наверху,было темно. Ничегоне стоилопредставитьсебе там, наверху,виселицу с петлей,свисающейнад откиднойдверцей.
Ия пошелвверх. Яостановилсяна последней ступеньке,и глазам моимпредсталакартина, противоречащаяздравомусмыслу: шестькаминов струбами, ни кчему неприкрепленных,в каждом изкоторыхмерцали угли.
Сейчасобъясню, чтотампроизошло сархитектурнойточки зрения.Дело в том,что Грегорикупил триподъезда вобычномнью-йоркскомкирпичномдоме длиной вквартал,каждыйшириной в триокна ивысотой в четыреэтажа, пятьдесятфутов вглубину, двакамина накаждом этаже.Я-то думал,что ему принадлежалтолькоподъезд сдубовойдверью иколотушкой вформегоргоны,подернутой патиной.Так что вид,открывающийсяс площадкиверхнегоэтажа, засталменяврасплох – оннарушал всезаконы пространстваи времени, ондлился идлился. Нанижних этажахи в подвалеГрегорисоединилподъезды, прорезавдвери и проходыс арками. Нона верхнемэтаже он снесразделяющиестены полностью,от фасаданазад и вовсе стороны,и оставилтолько этишестьотдельностоящих каминов.
* * *
Ночьбылаосвещенаэтимшестикратнымповторениемтлеющихуглей, дачередующимисябледнымиполосами напотолке.Полосыполучались оттого,что девятьокон, выходящихна СорокВосьмуюулицу,разрезали светуличных фонарейна ленточки.
Гдеже был самДэн Грегори?Я сперва незаметил его.Он сиделмолча, бездвижения,сгорбившисьна верблюжьемседле передцентральнымкамином, былвсего лишьбесформеннымпятном впросторнойчерной кофте,футах в двадцатиот меня.Прежде чем японял, где оннаходится,мой взглядупал на содержимоекаминнойполки надним. Этипредметывыделялись впещере своейбелизной. Тамстояливосемьчеловеческихчерепов, октава,выстроеннаяпо размеру,от детскогона одномконце достарческогона другом –каннибальскийксилофон.
Музыкатам вкаком-тосмысле тожеприсутствовала,утомительнаяфуга на тазахи кастрюлях,подставленныхподзастекленныйлюк впотолке, поправую рукуот Грегори.На люкележала шапкатающегоснега.
* * *
"Плих-плюх".Тишина. "Кап-кап".Тишина. "Плюх".Тишина. Такзвучалапеснязаснеженноголюка, а глазамои в этовремяобшаривалито произведениеДэна Грегори,которое безколебанийможноназватьшедевром – собственноэтумастерскую,единственныйпримерпотрясающейоригинальностис его стороны.
Простоеперечислениеоружия,инструментов,идолов, икон,шляп, шлемов,моделейкораблей и аэропланов,чучел –включаякрокодила ибелогомедведя, поднявшегосяна задниелапы, – уже поражаловоображение.Но вот вамеще,например: этотшедеврсодержал пятьдесятдва зеркалавсех мыслимыхвремен иформ, висящихпорой в неожиданныхместах и поддикимиуглами,умножая озадаченногонаблюдателядобесконечности.Дэн Грегорибыл скрыт отменя,стоявшего наверхнейступеньке, носам я смотрелна себяотовсюду!
Язнаю, чтозеркал былоровнопятьдесятдва, потомучто наследующийдень я ихпересчитал. Некоторыеиз них мнеполагалосьначищатьеженедельно.Попытка стеретьпыль с другихкаралась,если веритьмоемумастеру, смертью.Никто не умелподделыватьизображенияв пыльныхзеркалахлучше, чемДэн Грегори.
Наконецон заговорил,и немногорасправил плечи,так что яувидел, гдеон сидит. Вотчто он сказал:
–Меня такженигде иникогда непривечали.
Онсноваупотребилбританскийакцент – единственный,который ониспользовал,когдаговорилсерьезно. Потомон сказал:
–И то, что всебыли со мнойтакнеприветливы,а мой мастерни во что неставил меня,пошло мне напользу. Смотри,кем я стал.
* * *
Онсказал, чтоего отец,которыйзанимался выездкойлошадей, едване убил его вмладенчестве,потому что немог выноситьего плача.
–Стоило мненачатьплакать, какон делал всевозможное,чтобы янемедленноперестал. Они сам былвсего лишьребенком. Обэтом сложнопомнить,когдадумаешь оботце. Сколькотебе лет?
Первоеслово,которое ясказал ему:
–Семнадцать.
* * *
–Когда яродился, мойотец былтолько на годстарше тебя, –сказал ДэнГрегори. –Если ты прямосейчас примешьсясовокупляться,то квосемнадцатилетиюи у тебя будеторущий младенец,посредибольшогогорода ивдали от дома.Ты ведь,наверное,собираешьсяпоразить этотгород своимискусством?Так вот, мойотецсобиралсяпоразитьМосквувыездкойлошадей.Очень скоро онузнал, чтовсеконнозаводствов Москвеприбрали крукам поляки,и чтонаивысшимегодостижением,независимоот его талантов,может статьдолжностьмладшегопомощникаконюшего. Онутащил моюмать, которойбыло всего шестнадцать,от ее родни иотединственнойзнакомой ейжизни, наобещавей, что вМоскве к нимсразу же придетизвестностьи богатство.
Онвстал иповернулсяко мне. Я несдвинулся сверхнейступеньки.Новыерезиновыенабойки на каблуках,которые япоставил насвоипотрескавшиесябашмаки,нависали надпустотой,настолькомне нехотелосьсделать дажеполшага вперед,в этотумопомрачительносложный, отраженныйзеркаламимир.
КофтаГрегори былачерной,поэтомувидны былитолько егоголова ируки. Головасказала мне:
–Я был рожденна конюшне,как Христос,и я плакал,вот так.
Изего горлавырваласьдушераздирающаяподделкаплачаброшенногоребенка, которомуничего неостается, каккричать икричать.
Уменя волосывстали дыбом.
12
ДэнаГрегори, илиДанаГригоряна,как звали егов СтаромСвете,избавила отродителей,когда ему былолет пять,жена художникапо фамилииБескудников,резчика печатныхформ длягосударственныхоблигаций ибанковскихбилетов наимператорскоммонетномдворе. Любовьтут была нипри чем. Длянее он былвсего лишьпаршивымбродячимзверьком вбольшомгороде, но ейнеприятнобыло смотреть,как над нимиздеваются.Поэтому она поступилас ним точнотак же, какпоступала дотого с бродячимикошками исобаками,которыхприносила вдом – отдала влюдскую,чтобы его тамвымыли и вырастили.
–Для ее слуг ястал тем же,чем стал тыдля моей прислуги,– сказал мнеГрегори. – Имприбавиласьеще однаобязанность,лишняяработа, каквыгребаниезолы из печей,чисткаламповыхстекол ивыбиваниековров.
Онрассказалмне, чтобыстросообразил,как выживалив доме кошкии собаки, исталповторять заними.