- Дура она, а не подруга. Не дорезал Гриша крестника моего. Я, хоть и еле ползла на ногах, а все равно - первой за ними помчалась. В подвал… В первый раз увидала, как на дыбе пытают…
Подружка моя закадычная по-глупости проболталась… И про встречи мои с Гришенькой, и про то, что буду в исподнем. У баб язык без костей - мотают, что помелом метут! А дядька ее - канцлер мой Воронцов деньги сыскал и нож в руку вложил…
Племянница глядит в рот своей тетке и с замиранием спрашивает:
- Но вы этого так не оставили?!
Царица пьяненько ухмыляется:
- Отнюдь. Канцлер-то не причем… Ему приказ такой был. От Петруши, Петеньки - благоверного моего. А тут, - вроде как поединок. Он целится - ПАХ! Кровь пустил, но… не дорезал. Стало быть - моя очередь. Ну, прости, мил друг - я-то уж промаху не дала… А потом Воронцова - по-тихому. И милую дурочку - за границу… Пусть там болтает, как я в исподнем хожу.
Государыня на миг умолкает, задумывается, вроде бы как трезвеет, и, поднимаясь из кресла, безразличным голосом говорит:
- Ты на ус-то себе намотай - первой в таких делах не стреляй. На грязь людей шлешь, - и если не будет в сердце у них Правоты, дрогнет рука. Пить дать дрогнет… Стало быть - нужно дать пролить свою кровь. Это в сем деле самое страшное. Вроде все рассчитала, а все равно сердчишко стучит… Ведь не просто так - убивать будут…
Второе, - ответный выстрел никому не доверь. И мстить за себя не позволь. Все сделай сама - полком, дивизией, или - народом. А еще лучше судейскими, или анафемой. Никогда не забудь ни судейских, ни церковь - вот вернейшие палачи. Подсылать же с кинжалом, иль ядом и думать не смей, выйдет наружу - всю жизнь будешь от грязи сей отмываться. Пока - все. Запомнишь - дальше скажу.
А вообще - не слушай мой старческий бред. Это я порой - спьяну. Верю, что в десять дней - язык изучила. Поздравляю…
Ну, работай, не буду тебя больше задерживать, - с этими словами Государыня идет было к двери, но тут матушка все ж не выдерживает:
- Ваше Величество… раз я не прошла Вашу проверку на Преданность, не лучше ли мне вернуться домой?
Екатерина Великая поворачивается к племяннице и смеется:
- Не бойся, я уж давно не придаю никакого значения ни "Чести", ни "Верности". Это у нас в Германии они чего-то, да - стоят. Здесь в России меня предавали и продавали на каждом шагу, на каждом углу, - оптом и в розницу.
Государыня возвращается в кресло, грузно опускается вглубь его и видно, что алкоголь, "выйдя из головы", ударил ей в ноги. В глазах ее больше соображения и здравого смысла, но они теперь закрываются под грузом выпитого. Она хрипло шепчет:
- Не верю я людям "преданным". "Преданность" - одного корня с "предательством". Это же - не случайно… Этакие на манер флюгера - дунуло и они опять по ветру. Я ненавижу людей лояльных и преданных.
Что же до прочих, - пусть и дерзят, лишь бы писем моих не читали….
Девушка слушает Государыню, раскрыв рот, а потом спрашивает:
- Что же нужно мне для того, чтоб заслужить вашу дружбу?
- А ничего мне не нужно. Ты не мужик, а - девица, так что плевать на твой вид. Весу никакого ты не имеешь и мне тебя не обхаживать, так что мне все равно - с кем ты. А во всем остальном…
Дело простое. Нет меня и тебе в пять минут скрутят голову. За то, что я твоя тетка. За то, что не могут они на мне отыграться - тебя вздернут на дыбу. А ты - жилистая. Долго будешь висеть. Я знаю…
А в этих подвалах болтаться не след. В конце - все гадят, да писаются и говорят на себя. И еще… Баб в конце… Верней, в конце - они сами на все согласные.
Ты не поверишь сколько лакеев хочет спробовать графиню, иль баронессу… Скоты - они все такие.
Если я сдохну, а ты не успеешь в силу войти - держи яд при себе. Как родная тетка советую…
Государыня долго смотрит на матушку, с какой-то видимой грустью проводит рукой по голове фойермейстера, ласкает ей волосы и бормочет:
- Я уже довольно стара, чтобы разучиться верить в людей. И я не верю ни в идеалы, ни в общие ценности. Я верю лишь в Кровь. Мою с тобой Кровь. И еще - Интерес. Личный, шкурный твой Интерес. Если я найду чем купить человека, я доверюсь ему больше и подпущу много ближе, чем преданного дурака. Ты меня понимаешь?
Матушка улыбается:
- Тогда нам не повезло. Деньги мне не нужны, Карьере в Науке цари не подмога, если что - поеду в Европу, - с такой Кровью, как у меня, найду себе угол в любом нужном гетто. Выходит, - мне и кольцо негде продеть.
- Какое кольцо?
- Ну, такое вот - в нос, - вроде бычьего.
Тут уж Государыня изволит смеяться так долго и так заразительно, что и матушка невольно поддается этой странной веселости. А потом Ее Величество вдруг перестает смеяться, цепко хватает еще улыбающуюся племянницу за плечо и та в ужасе отшатывается, как будто видит перед собой - привидение. А тетка шипит прямо в ухо:
- Да нет же, дурочка. Запомни первое правило Софьи Фредерики Шарлотты фон Шеллинг, - даже и не думай встречаться с быком, не продев ему в нос кольца. Ты у меня вот где сидишь, - на миг Государыня стискивает матушке горло железной рукой, и сразу же отпускает, - что захочу, то с тобой и сделаю. Знаешь, где у тебя кольцо? - тетка внезапно хватает племянницу за другое место, опять на миг стискивает и сразу же отпускает, - Тебе хочется замуж. Тебе нужен дом, семья, детишки, не век же тебе нюхать все эти мерзкие запахи?!
Так вот, - заруби себе на носу - я дам тебе мужа. Богатого, родовитого, так что все твои подружки на тебя обзавидуются. Дам! Может быть… На колени, сука…
Девушка в офицерском мундире, которая в эти минуты уже вскочила со своего места и отчаянно отдирает от себя руки тетки своей, вдруг обмякает, обхватывает Государыню и медленно сползает бесформенным кулем по тетке на пол. Обнимает царице колени, и, закусив губы, смотрит на родственницу снизу вверх. А та из своего кресла чуть наклоняется и по-матерински целует девушку в лоб. Затем вдруг зевает, достает из складок платья тонкий стилет, и, подавая его племяннице, говорит сонным голосом:
- Постереги меня. До личной охраны мне не дойти, а тут… Я недолго…
Племянница растерянно теребит сонную тетку, с ужасом говоря:
- Здесь нельзя. Здесь же - запахи! Пойдемте на воздух, ведь надышитесь здесь всякой гадости!
Тетка на миг приоткрывает глаза, строго грозит моей матушке и назидательно, с трудом ворочая неподатливым языком, выговаривает:
- Никогда не спи вне закрытого помещения. Уж лучше я у тебя тут надышусь, чем там - проснусь с дырой в голове!
Да, и напомни мне завтра - снять с тебя мерку. Есть у меня портной - чистый кудесник. От Бога кузнец - даром, что крепостной.
С этими словами венценосица засыпает. Матушка прислушивается с дыханию тетки, затем осторожно встает, запирает дверь палатки на ключ и задвигает тяжелый засов. Затем она подбирает с полу осколки колбы с лекарством и собирает тряпкою с пола мокрую кляксу. Когда племянница кончает работу, она замечает, что теткина рука соскользнула вниз с подлокотника и теперь нельзя подсесть к креслу с сухой стороны. Со стороны ж влажного пола…
В палатке трудно дышать от окислов азота и серы. Но еще сильнее здесь пахнет соляною кислотой. Поэтому пол в лаборатории каменный - деревянный паркет после влажной уборки каждый раз покрывался б обугленной коркой и дырами.
Матушка долго смотрит на пятно влаги, в коем потихоньку осаждается кислота, а потом снимает с полки свой лабораторный журнал. С видимым сожалением она перелистывает его, а затем решительно закрывает и кладет журнал на пол - прямо на кислотное пятно на полу. У самой ноги венценосицы.
Матушка садится на свой журнал, сжимает в ладони стилет и ждет, пока Государыня проспится и протрезвеет.
Ее Величество тяжело дышит, чуть похрапывает и что-то бормочет, но девушка не обращает на это внимания. Государыне сие нравится - многие из вроде пригодных в такие минуты подсаживались еще ближе, пытаясь в монаршем бреду услыхать что-то лишнее. Таких моя бабушка потихонечку отстраняла.
Матушке же через год она даст совет. В стране, где пьянство - есть образ жизни, все важные разговоры, или смотрины будущих протеже надобно проводить сполоснув горло водкой. И еще капнуть в глаз "берлинской росы". От сей гадости страшные рези и портится зрение, но глаза обретают нужную маслянистость. Дальше - импровизация и ваш актерский талант.
Матушка же еще через год сделала тетке ответный подарок. Этакие духи из смеси сивушных масел с уксусным альдегидом - дабы создать нужный дух перегара. Бабушке сразу понравился дар и с той поры она знала племянницу лучшим химиком в нашем роду. Кстати, сегодня - полоскания водкой, "роса" и матушкины "духи" - этакий джентльменский набор любого жандарма. Или разведчика.
Коли б я выпил хоть десятую часть того, что мне приписали, - сгорел бы от спирта лет в тридцать, если не в двадцать пять!
А так - пережил я всех моих врагов-одногодков. Родил кучу девочек - умненьких, да красивеньких. За ряд научных открытий в области химии избран во все академические общества всей Европы (в России - позже других). Чемпион России по шахматам.
Иные это оспаривают, ибо я прервал участье в турнирах лет двадцать назад. В день, когда я из оппозиции стал опорой русской монархии. (Ради нашей поддержки Александр даровал лютеранам все просимые нами свободы.) А одно дело, когда в турнире играет опальный и вольнодумец, иное - граф, ловящий, да пытающий вольнодумцев. Ибо в Игру не надо мешать политику, якобинство и дыбу. Но пока я играл, я так и не был никем побежден, хоть Государь и сулил противникам всякие милости. (За этим стояло желание унизить Латвию, лютеран и евреев - так что и тут, увы, не без политики…)