- Есть, конечно. Тут с нашей стороны всегда кто-нибудь толчется. А товар сюда доставляют на халках по Сунгари. Должно быть, здесь харбинская фирма орудует. Батя сказывал, эти купцы начальника корчемной стражи подкупили. Фуговали товар через границу обозами. Только этот корчемный чин зарвался, сместили его. Взятку дать пожалел. Сунул бы порядочный куш, так небось обошлось. Возможно, что его сами купцы выдали. С другим, глядит, дешевле сторговались. Тут чего только не бывает, - рассказывал Варсонофий со спокойным равнодушием человека, давно привыкшего к таким вещам и не видящего в них ничего зазорного.
На Уссури, как и предсказывал Варсонофий, действительно потянуло ветром. Кауров поглубже нырнул в тулуп. Вскоре дорога свернула в сторону от реки. Как только путники стали удаляться от Уссури, направляясь к станице Чернявской, расположенной в стороне от границы, у линии железной дороги, ветер отстал, затерявшись где-то среди бесчисленных, похожих один на другой перелесков.
Из-под снега торчали стебли вейника, сухой полыни, высокого дудника, рыжие космы прошлогодней травы.
Кто не дивился, видя, как тут буйно прут из земли травы, густеют, поднимаются в рост человека! Ветер гонит по травяному морю зеленые волны. К осени трава блекнет, желтеет. Зимой снег примнет ее, запрячет до весны под холодным белым покровом. Но сойдет снег, подсушит траву солнышко, и по ней огненным валом прокатится весенний пал. Глядишь, из-под пепла или старицы уже проглянула, радуя глаз, свежая зелень. И так из года в год.
Когда за деревьями близко просвистал паровоз и донесся шум поезда, бегущего по мосту, Варсонофий придержал коней, чтобы осмотреть и подправить сбившуюся сбрую.
Через сотню шагов с опушки открылся вид на станицу. За домами горбились четыре фермы железнодорожного моста. В стороне одиноко дымила труба бурминского лесопильного завода.
Варсонофий, привстав в санях, гикнул, свистнул, и кони понеслись вскачь по длинной извилистой улице, выходившей на небольшую площадь перед деревянной церквушкой.
Лошади сами свернули к просторному дому под железной крышей. Перед домом стояло несколько грушевых деревьев, позади тянулся довольно большой сливовый сад. С другой стороны к дому подступали многочисленные хозяйственные постройки - два крепких амбара, просторная конюшня, сарай, свинарник, огромный крытый сеновал. Прямо на улицу торцом выходило длинное бревенчатое строение с окнами - лавка, или магазин, как обычно называл свое торговое заведение сам Тебеньков.
За садом, ближе к реке, виднелась низкая крыша баньки, над нею поднимался голубоватый дымок.
"Вот кстати", - подумал Варсонофий, предпочитавший благоустроенным городским баням обычную деревенскую баньку, топившуюся по-черному, в которой можно было и попариться вволю и остудить себя холодным домашним квасом.
- Наши баню топят. Попаримся, Степан Ермилович! - весело сказал Варсонофий, придерживая лошадей.
Работник, узнав хозяйского сына, раскрывал ворота.
Соскочив с саней, Варсонофий кинул ему вожжи.
- Батя дома? - спросил он, заметив чье-то лицо, мелькнувшее в окне.
- Недавно в станичное правление ушел, - сказал работник, вводя коней во двор.
Варсонофий, молодцевато выпрямившись, зашагал к крыльцу.
- Идем, Степан Ермилович. Я тебя представлю да за батей побегу, - говорил он, чуть повернув назад голову.
2
Первым, кого увидел Варсонофий в канцелярии станичного атамана, был Василий Приходько. Он сидел сбоку стола на табуретке лицом к двери, положив руки со сцепленными пальцами на колени. Рядом с ним, но уже спиной к вошедшему Варсонофию, сидели еще три рослых человека, загородивших собой Архипа Мартыновича. Был только слышен его хрипловатый, осипший голос:
- Не от меня зависит решение вашей просьбы, господа крестьянские делегаты. Самолично распорядиться я не могу. Земля принадлежит войску. Нарезка производилась согласно высочайшего указа.
- Ну, высочайший, надо полагать, не обидится. Его самого, гляди, как подрезали, - под корень, - со смешком сказал один из делегатов.
Крестьянин-переселенец упорным трудом раскорчевывал себе три-пять десятин земли. Чаще он выбирал безлесную релку, чтобы по возможности обойтись без корчевки. Доходил с плугом до края зарослей и бессильно опускал руки. Целина! Черт ее распашет.
Самые удобные для пахоты земли в пойменной части Амура и Уссури царское правительство отвело казакам. Земли амурского и уссурийского казачьих войск тянулись вдоль границы на тысячи верст. Лишь незначительная часть этих угодий обрабатывалась самими казаками. Некоторое количество земель сдавалось в аренду крестьянам соседних деревень, обычно посаженным чиновниками Переселенческого отдела без особых раздумий о мужицких удобствах, или обрабатывалось исполу арендаторами - китайцами и корейцами. Благодаря такому землеустройству, казачья верхушка извлекала немалые выгоды из своего положения и стойко держалась за казачьи привилегии. Тем острее становился спор из-за земли между казаками и крестьянами.
Так было и в станице Чернинской, рядом с которой находилась крестьянская деревня Зоевка. Между зоевскими крестьянами и чернинскими казаками шел давний спор из-за так называемого "бугра" - громадного массива незатопляемой удобной земли, расположенного буквально возле околицы деревни Зоевки. Бугор, находящийся на другом берегу реки, казаками совершенно не использовался. Собственные же наделы крестьян почти каждый год затопляла река во время летних наводнений. Сеять хлеб на пойменных землях, хотя они давали в удачный год неплохой урожай, было рискованно.
- Нам, Архип Мартынович, без той земли на бугру - жизни нету. Ведь как наводнение - все чисто топит. Сами знаете. Даже в избах вода поверх полу плещется. Чистая беда. А тут на бугру - земля подходящая: от воды высоко и к дому близко. Вам она совсем не с руки, на отшибе за рекой. Пустует земля. Хоть бы для виду кто распахал там клочок. - Приходько, высказывая все эти соображения, думал, что можно убедить Тебенькова и повлиять на решение вопроса в их пользу. Мало ли удобной земли у чернинских казаков и без этого злосчастного бугра, отхваченного при размежевке землемерами от зоевского земельного надела?
Архип Мартынович кивком головы поздоровался с сыном.
- Садись. Зараз я кончу с ними разговор, и пойдем. Не могу, господа делегаты. Не в моей власти, - продолжал он, исподлобья глядя на сидевших перед ним крестьян. - Если хотите, перешлю вашу просьбу в канцелярию войскового атамана. Как там решат, так и будет.
- Э, ворон ворону глаз не выклюет! - Один из делегатов безнадежно махнул рукой.
- Нам земля эта до зарезу нужна, жить без нее нельзя, - упрямо настаивал Приходько. - Надо по всей справедливости... Войдите вы в наше положение.
- А шо тут толковать? Запашемо весной цю землю, та все. Бо воны, як та собака на сене, ни соби ни людям, - резко сказал старший из делегатов.
- То есть так - запашем? Казачью землю? - В голосе Архипа Мартыновича прорвалось давно сдерживаемое раздражение. - Ты, паря, больно прыток. Гляди! За таки штучки по головке не гладят.
- Та мы не малы диты, шоб нас гладить. Як потребуется, то и сдачи дамо. Не злякаемся. - Крестьянин поднялся, а вслед за ним встали и остальные делегаты.
- Архип Мартынович, лучше бы нам полюбовно договориться. По-соседски, - сказал Приходько, упорно ища пути к соглашению.
Тебеньков поглядел на них снизу вверх, - вставать он не стал, подчеркивая этим свое хозяйское положение.
- Закон не позволяет. Закон, - ответил он, решительно отсекая возможность дальнейших переговоров.
- Закон новый - о земле. Ленин писал. Як прикинуть на наше життя, то по всей справедливости бугор треба присоединить до нашего надилу.
- Я большевистских выдумок не признаю! - Архип Мартынович тоже вскочил, брызнул слюной. - Закон! Тьфу!
- А ты не плюй в колодец, пригодится воды напиться. Ишь развоевался. Это тебе не старый прижим. Поостерегся бы, - с мрачной угрозой сказал молчавший до сих пор четвертый делегат, судя по одежде бывший солдат, как и Приходько.
"Ну, теперь пойдет стучать-кричать, удержу не будет", - подумал Варсонофий, хорошо знавший неуемный характер отца.
У Архипа Мартыновича задергалась левая щека, что всегда служило признаком крайнего гнева. Но гром не грянул. Видимо, чернинский атаман уже усвоил ту простую истину, что в новой обстановке старорежимные привычки делу мало помогут.
- Идите, господа крестьянские делегаты. Идите. Ссориться нам ни к чему. Были мы соседями и останемся, - глухим сдавленным голосом выговорил он. - Вот сын из города приехал, тоже словом перемолвиться надо, - извиняющимся тоном добавил он, будто приезд Варсонофия что-то тут объяснял.
Варсонофий вышел на крыльцо вместе с Приходько.
- Устроился, Василий? Как жизнь?
- Тут устроишься...
- Ничего, наладится. Я поговорю с отцом.
Приходько с усмешкой поглядел на Варсонофия.
- Нет, видно, самим ладить надо. Самим, - убежденно повторил он. - Своя-то рубашка к телу ближе.
Он хотел еще что-то сказать, но только махнул рукой и быстро сбежал по ступеням крыльца.
- Видал, как хохлы подняли тут головы? В городе что слышно нового? - спросил Архип Мартынович, запирая станичное правление на большой висячий замок.