- И глупцам и умным конец один, мираб! Придет время, и мы на том свете сравняемся!
Ворча, мираб сошел с насыпи. Глядя на меня, коротышка улыбнулся и так же язвительно добавил:
- Свинья только и знает - хрюкать. А эти ругаются да грозятся. Один угрожает: "Повешу"… Другой грозится: "Зарежу"… Никто нас по голове не гладит!
Я постарался утешить его:
- Терпите… Призывайте аллаха… Создатель милостив. Он вознаградит вас.
- Когда? - Коротышка яростно взглянул на меня и показал свои грубые, в кровавых мозолях руки: - Поглядите на них! Если нам положено вознаграждение, время уже пришло!
Кто-то из окружающих, явно стараясь подзадорить его, крикнул:
- Потерпи! Ведь есть еще тот свет!
У коротышки вздулись ноздри.
- Гм, тот свет… После того как мой осел подохнет, хоть трава не расти!
Все расхохотались.
Меня выручил джигит, явившийся от мираба с приглашением пожаловать на чаепитие. Я молча сошел с насыпи. Коротышка, должно быть, что-то пустил мне вслед: смех собравшихся резко ударил в уши.
За чаем я рассказал мирабу, откуда и куда мы следуем. Затем спросил его:
- Почему вы не проводите хашарные работы весной, когда потеплеет?
Он принужденно улыбнулся:
- У весны свои заботы, таксыр… Нужно землю пахать, сеять. Затем жатва, обмолот. Нет хуже - быть дайханииом! Такого бремени никто, кроме него самого, не выдержит. Вот уже месяц, как мы покинули свои дома. Люди трудятся не разгибая спины. А работе конца не видно!
- Даже в самый мороз работали?
- Да, и в мороз. И еще придется работать. Что делать? Вода - основа жизни. Без воды - какая польза от земли. Достаточно посевам в самую жаркую пору на неделю остаться без воды - и пропадет труд целого года, все посохнет, семьи останутся голодными. А страшнее голода ничего нет на свете!
Мираб глотнул горячего чаю, а потом добавил:
- Народ совсем разорился. Почти ни у кого из этих людей нет и горстки зерна. Питались ячменем и джугарой. А теперь и этого нет. В селениях многие пухнут от голода. Хорошо, что создатель дал человеку хоть одно богатство - надежду… Люди живут только надеждой. Надеются на завтрашний день. А какой он будет, будет ли он лучше сегодняшнего, - один аллах ведает!
- А разве не помогают вам хакимы, правящие страной? - спросил я мираба.
Он долго молчал. Потом ответил:
- Кто из них нам поможет? Сеид-Абдулла? Или Джунаид-хан? Они сами готовы пожрать друг друга! Так станут ли они помогать народу? В стране нет хозяина. Народ - стадо без пастуха. Каждый его грабит, убивает. Никто не уверен, что доживет до завтрашнего дня. В наше время, таксыр, трудно править страной с помощью плети. А наши рассчитывают только на плеть да на саблю. В прежние времена говорили: "Самый лучший хаким на свете тот, который может побороть себя". Наши не могут побороть себя. Огнем и мечом разоряют страну. Дня три-четыре назад люди Джунаид-хана разбили два аула салаков. Женщин и девушек увезли с собой.
- Почему?
- Потому, что у народа переполнилась чаша терпения. Яшули салаков, Тачмамед-хан, сказал Джунаиду: "Слишком громко рычишь. Перестань грабить!" Вот и пошло… Не сегодня-завтра увидите, какая начнется буря! Сейчас поднялись все салаки. Кара-салаки тоже стали на их сторону. Послали за помощью к турткульским большевикам. Жизнь Джунаида - на волоске…
По лицу мираба было видно, что он не может скрыть своих чувств, что говорит он от чистого сердца. Ему хотелось высказаться. А мне, признаться, надоели эти нудные разговоры. Все та же музыка, та же песня. "Салаков побили…" Пусть бьют! Разве на свете одних только салаков разбивают?
Я решил поскорее ехать дальше. Когда чайник опустел, я попросил у мираба позволения отправиться в дальнейший путь. Он помялся немного и заговорил просительным тоном:
- Нам по пути. Я тоже думаю заехать в соседний аул. Нынешней ночью там состоится большой совет. Тачмамед-хан, Дурды-хан… Все, говорят, будут. Может, ночь проведете там?
Сообщение мираба заинтересовало меня. С тех пор как мы перешли Амударью, я часто слышал имя Тачмамед-хана. А то, что рассказал мне о нем Мерген-бай, вызывало большое беспокойство. В самом деле, если вожди племен протянут руку большевикам… Если начнут искать в них поддержки… Чего ждать тогда от голодного народа? Положение становилось опасным. Неожиданно мог вспыхнуть пожар, и пламя большевизма охватило бы всю Хиву.
Я ответил мирабу неопределенно:
- Ну, давайте поедем. А там видно будет… Мы - гости. Говорят: "Воля гостя в руках хозяина дома". Если вы сочтете нужным, можно будет и остаться.
Едва мы вышли из дому, как подъехали всадники, гоня перед собой каких-то троих людей. У всех руки были связаны за спиной. Хорошо одетый, рослый, молодой джигит с винтовкой за плечами и саблей у пояса обратился к мирабу:
- Забирай своих оборванцев, мираб-ага!
Сжимая в руках плеть, мираб вплотную подошел к стоявшему впереди высокому, тощему мужчине и, злобно глядя на него, спросил:
- Где пропадал?
Тот ответил, тяжело дыша, испуганным голосом:
- Ездил в аул.
- Какого черта тебя туда понесло?
- Жена, детишки… Все больны…
- Что с того, что они больны? Разве беда гостит только в твоем доме? А кто выполнит за тебя работу здесь?
- Ведь здесь мой брат.
- Гм, брат… Брат твой еле-еле на своей делянке управляется. А кто будет отрабатывать бай-аге?
В разговор вмешался человек с раскосыми глазами, стоявший, сгорбясь, позади первого:
- Мираб-ага… Мы у бая взяли только один мешок джугары и полмешка жмыха. В будущем году, как только соберем урожай, вернем их вдвойне. А сейчас вы хоть на время нас освободите. Мне, ей-богу, не под силу сейчас лопату поднять.
- Ха, глупец! - крикнул нарядный джигит, размахивая нагайкой. - Бай-ага дал вам зерно, потому что вы обещали выполнить хашарные работы. А теперь, набив брюхо, в кусты удрать хотите? Нет, никуда вы не уйдете. Попробуйте не сдержать свои обещания. Глаза выколю!
Косоглазый замолчал. Нарядный джигит обратился к своему товарищу:
- Брось их манатки!
Второй джигит отвязал и сбросил с седла притороченные позади мешок и хурджин с пожитками. Пленники исподлобья кидали на конвоиров злобные взгляды. Но не произнесли ни слова.
Крики и угрозы нарядного джигита, видимо, дошли до слуха работавших неподалеку дайхан. Десятка полтора оставили работу и подошли поближе. Среди них был и коротышка, который дерзко разговаривал со мной. Он сразу же вмешался:
- Смотрите: привели, связав, как баранов. Эх, бедняги!
Слова коротышки, видимо, задели нарядного джигита. Он презрительно посмотрел на него и сердито буркнул:
- Ты хоть помолчи!
Но того это не смутило. Он резко ответил:
- А что ты мне сделаешь?
Нарядный джигит тяжело задышал и снова свирепо посмотрел на коротышку, но промолчал. Тот продолжал еще смелее:
- Ты плеткой не размахивай! Не заметишь, как окажешься за решеткой!
- Эге! На большевиков надеешься? Ждешь их прихода?
- А вот и жду!
- Слышишь, мираб? - Нарядный джигит дернул поводья и направил лошадь на коротышку. - Погоди… Я тебе покажу большевиков!
Мираб хотел вмешаться, но нарядный джигит ни слова не дал ему сказать. Он сильно стегнул коня плетью и, отъезжая от толпы, пригрозил:
- Не будь я сыном своего отца, если не надену на тебя собачью шкуру!
- Переверни землю, если можешь! - крикнул ему вслед коротышка.
Солнце уже садилось, когда мы приехали в аул Шихли-бая. Джигиты, расставленные вокруг селения, дважды останавливали нас. Я понял: Тачмамед-хан наконец принял решение. Но с видом простака спросил мираба:
- Что-то вокруг караульных понаставили… Или народ опасается большевиков?
Мираб серьезно ответил:
- Нет… Боятся Джунаид-хана. Он, конечно, знает, что Тачмамед-хан собирает вокруг себя людей. А вдруг нагрянет в аул?
- Значит, дело уже так далеко зашло?
- Да, далеко. Теперь все решит сабля!
Меня привели прямо к Тачмамед-хану. У него был и Мерген-бай. Видимо, он отрекомендовал меня еще до моего прихода. Хан встретил меня радушно, как старого приятеля, познакомил со всеми присутствующими. Затем продолжал свою прерванную речь:
- Да, люди… Как говорится, "камень, который посоветовали бросить, далеко полетит". Я пригласил вас, чтобы посоветоваться. Если в душе у вас затаилось хоть малейшее сомнение, говорите сейчас. Чтобы после не жаловаться. Дело решается кровью. Либо, положась на клинки, защитим свою честь и доброе имя, либо обречем детей наших на муки и рабство. Иного выхода нет. Если есть другой - говорите!
Богато убранная кибитка была набита битком. Кошмы были постланы даже у самого входа, гости сидели, тесно прижавшись друг к другу. В большинстве это были уже пожилые люди, испытавшие все невзгоды жизни.
Поначалу никто не подал голоса. Стояла мертвая тишина. Каждый сидел опустив голову и уйдя в тяжелое раздумье. Наконец сам хан нарушил слишком затянувшуюся паузу. Глядя на меня, он, внешне спокойный, сказал:
- Мы, таксыр, собрались, чтобы отыскать путь, как стать хозяевами своей судьбы. Ее топчут. Есть такой деспот- Джунаид-хан. Не дает спокойно жить народу. Каждый день обрушивает новую беду на наши головы. Никаких слов не слушает, слезы на него не действуют. Жестокий человек, честолюбец!
- Чего же он хочет от вас?
- Жизни нашей хочет. А мы сами хотим жить!
Спокойное лицо хана вдруг потемнело, в глазах блеснули гневные искры. Чтобы дать ему разговориться, я поучительно сказал: