Кайда почувствовал сравнительно небольшой удар в мускул левой руки. Сначала не обратил на это внимание, продолжая стрелять. Но когда стрельба затихла, он пощупал мускул. Стало больно. Рукав гимнастерки покраснел.
"Зацепило", - обеспокоенно подумал он и пошел вниз, где находились раненые, чтобы сделать перевязку. Сняв гимнастерку и тельняшку, осмотрел рану. То место, куда вошла пуля, набухло, но выходного отверстия не было. Значит, пуля застряла в мускуле. Морщась и пританцовывая от боли, Кайда начал двигать мускулом, давить на него пальцами.
- Что за шаманский танец ты исполняешь, Володя? - удивленно спросил один раненый матрос.
Другие раненые тоже наблюдали, как Кайда подпрыгивал, морщился и ругался.
- Он, наверное, чокнулся, - высказал кто-то предположение.
Наконец пуля вылезла из раны и упала на цементный пол.
- Ух, - выдохнул Кайда, вытирая пот со лба. - Наконец-то выскочила проклятая.
Раненые невольно рассмеялись:
- Без хирурга обошелся.
- Талантливый самоучка.
- Володя, если в зад попадет, обязательно прибегай сюда. Посмотрим, как будешь крутить голым задом. Это же будет цирк.
Кайда смущенно улыбнулся.
- И чего вы, черти, зубы скалите. Помогите лучше перебинтовать. У кого руки целые?
Рану завязали куском тельняшки. Кайда хотел перебинтовать рану на ноге, которую получил в первую ночь десанта, но послышалась стрельба, и он побежал наверх.
Прилетели вражеские самолеты. Они пикировали на клуб, но ни одна бомба в здание не угодила, разорвались около здания.
Только успел затихнуть гул самолетов, как появились немецкие танки и открыли огонь по зданию. Они сделали по нескольку выстрелов, как на площади начали рваться тяжелые снаряды. Это Ботылев вызвал огонь на себя тяжелой морской артиллерии, находившейся на правом берегу Цемесского залива. Артиллеристы понимали, что должны стрелять так, чтобы не попасть в клуб, снаряды должны падать по соседству с ним, чтобы разогнать немецкие танки.
Когда прекратился артиллерийский обстрел, матросы выбежали из подвала и заняли свои места у окон и проломов в стене.
Немецкие танки исчезли. Но автоматчики продолжали стрелять. Около взвода гитлеровцев бросились к дверям клуба. В них полетели десятки гранат…
До вечера отбили еще три атаки.
"А здесь пожарче", - решил Кайда, после того как отбили очередную атаку.
Ночью гитлеровцы не атаковали, только демонстрировали атаки и обстреливали снарядами и минами.
Под утро артиллерийский и минометный обстрел усилился. Командир батальона распорядился укрыться всем в подвале. Но Кайда остался лежать у окна, выходящего в сторону моря, решив, что сюда снаряд противника не влетит. Да и появилось какое-то безразличие к жизни, отупение. Не у него одного появлялось такое состояние, вызванное изнурительными боями в течение многих суток, голодом, перенапряжением нервной системы. "Какая разница, когда убьют - сегодня или завтра? Один черт" - так думалось Кайде в эту ночь.
К нему подполз Лысов и спросил:
- Чего не спустился в подвал?
- А ты?
- Я только оттуда. Тесно там, раненые стонут. Просят пить. А воды нет. Не могу выносить стонов, легче под огнем быть.
Он протянул Кайде окурок:
- Затянись хоть разок. Я стрельнул у одного в подвале докурить, затянулся разика два, решил остальное приберечь для тебя.
Обжигая пальцы окурком, Кайда с жадностью втянул махорочный дым. Вроде бы сразу отлегла тяжесть с Души.
- Рассветет - и опять попрут фрицы, - проговорил со вздохом. - Когда эта волынка кончится?
- А мне кажется, что немцы собираются драпать, - высказал свое предположение Лысов. - Смотри, как палят. Это боезапас, который не могут увезти, на нас сбрасывают. Палят-то куда попало и беглым.
- Может, так и есть, - согласился Кайда.
Начало светать. И неожиданно наступила тишина. Все матросы заняли свои боевые места, ожидая атаки гитлеровцев. Но атаки не последовало. Со стороны противника не раздалось ни одного выстрела.
Наступившая тишина настораживала. Не верилось, что так может быть тихо, от тишины отвыкли, она даже пугала.
Прошли полчаса, час. По-прежнему тихо. Ботылев подозвал Кайду.
- Возьми с собой несколько ребят и разведайте.
Кайда и еще четыре матроса вышли из дверей. Никто по ним не стрелял. Матросы осмелели и пошл дальше - никого.
- Удрапали! - заулыбался Кайда.
Он послал двух матросов доложить командиру батальона о том, что гитлеровцы отступают, а сам с двумя матросами пошел дальше.
И откуда только силы взялись? Кайда шел, не ощущая ни ран, ни усталости. Он чувствовал себя победителем! в тяжелой борьбе, а это чувство вливает в человека новую энергию.
Уже за городом матросов обогнала машина. Из кабины высунулся офицер и спросил:
- Вы не куниковцы?
- Точно, - ответил Кайда.
- Куниковцев собирают в порту. Меня просили сказать, если кого увижу.
Матросы переглянулись.
- Гайда, ребята, на обратный курс, - сказал Кайда.
Он подумал, что батальон собирают для нового десанта. Вечером посадят на катера и высадят где-нибудь в районе Анапы.
"Эх, и отдохнуть не придется", - подумал с огорчением.
Было уже под вечер, когда Кайда вернулся в батальон. Доложив начальнику штаба о проведенной разведке, он попросил напиться. Ему дали флягу. Осушил ее, вздохнул и сказал:
- Еще бы…
Выпил вторую.
- Иди в клуб. Тебя вызывали, - сказал начальник штаба.
Кайда пошел туда. Там увидел командующего флотом вице-адмирала Владимирского, члена Военного совета контр-адмирала Кулакова, командира Новороссийской военно-морской базы контр-адмирала Холостякову. С ними был Ботылев, другие офицеры.
При виде большого начальства немного оробел, но не растерялся, четко доложил:
Товарищ вице-адмирал, старший матрос Кайда явился по вызову.
Адмиралы переглянулись, улыбнулись.
Перед ними стоял богатырского роста широкоплечий матрос в оборванной, потерявшей свой цвет гимнастерке в рваных брюках, сквозь которые просвечивали голые колени. Один ботинок обмотан тряпьем. На грязном лице белеют только зубы, щеки заросли щетиной. На голове дырявая и измятая бескозырка.
- Это не матрос Кайда, - смеясь, сказал контр-адмирал Кулаков, - а прямо детина из фильма "Богдан Хмельницкий", не в обиду Кайде будет сказано.
Командующий флотом протянул матросу руку, поблагодарил за отличное выполнение своих обязанностей и вручил орден Красной Звезды.
- Служу Советскому Союзу! - проговорил Кайда, испытывая смущение.
Ему было неудобно стоять перед начальством в таком непотребном виде, вызывая невольные улыбки.
В этот вечер не ему одному командующий вручил ордена. Получили их и его друзья.
Выйдя из клуба, Кайда зевнул:
- Ноги дальше не идут. Кто куда, а я устраиваюсь тут.
Он лег на газон, на котором росла чахлая трава, подложил под голову автомат и сразу заснул.
Поблизости ложились и другие. Никто не стал их будить.
Кайда проспал без просыпу до половины следующего дня.
У юнги тоже сердце моряка
Вечером, когда рота была выведена из боя на короткий отдых, юнга Виктор Чаленко подвел итог боевого дня коротким, но задорным возгласом:
- Вот это да!
А что еще можно было сказать! Весь день 83-я бригада морской пехоты вела бой за поселок Мысхако, расположенный у подножья горы Колдун. Но орешек оказался крепким. Взять поселок не удалось. С наступлением темноты бой чуть затих, но не прекратился. Командир бригады оттянул с передовой несколько рот, чтобы дать матросам отдых до утра, а на рассвете снова бросить их в бой. Поселок надо взять во что бы то ни стало. И не только его, но и гору Колдун, с которой, как на ладони, виден весь плацдарм, отвоеванный десантниками. Иначе плацдарм не удержать. Это понимал не только командир бригады, но и каждый матрос.
Рота старшего лейтенанта Куницына разместилась в нескольких полуразрушенных, отбитых у немцев землянках. Ужинали "всухую" - кусок сухаря и банка тушенки на двоих. Кое у кого во флягах нашлось по нескольку глотков вина "Черные глаза", которое выдали в Геленджике два дня тому назад. Остальным пришлось довольствоваться холодной водой. Но сегодня вода казалась лучше всякого вина. Весь день матросов мучала жажда. На каменном берегу не было ни ручьев ни колодцев. Лишь вечером воду доставили из рыбачьего поселка Алексино.
Спать легли поздно. Автоматы положили под головы. Мало ли что может случиться ночью. Чтобы было теплее, ложились впритирку, накрываясь плащ-палатками.
Юнга лег, не разглядев в темноте своих соседей. Спать ему не очень хотелось, он был еще под впечатлением боевого дня.
- Так говоришь - вот это да! - послышался справа насмешливый голос. - А что такое - да?
Виктор не отозвался. С Жорой Нечепурой у него не было желания вступать в разговор. И лежать рядом не хотелось.
Нечепура приподнялся на локте и полушепотом заявил:
- Слушай, юнга, что скажу. Не лезь поперек батьки в пекло.
- Это вы о чем? - буркнул Виктор.