Вернувшись в хачеш, Озермес лег на пол и стал прислушиваться к дыханию абрека. Судя по тому, что тот часто обращается к Аллаху, он правоверный мусульманин. Однажды, когда в ауле все говорили о лихом набеге абреков на абазинский аул, отец, нахмурясь, сказал, что абреки обращают свое мужество во зло народу. Озермес удивился и спросил, почему он так думает о лихих джигитах. - Не нужно быть мудрым, чтобы это понять, мальчик мой. Что скажешь ты, если узнаешь, что на какой то аул нападает враг и в то же время абреки из соседнего аула или племени, зная это, угоняют из него табун лошадей? Абреков возглавляют пши, а почти все пши ищут славы для себя и ради нее проливают кровь соплеменников. Не все понимают это, особенно такие молодые, как ты. Знай, что ни дед твой, ни я не сложили ни одной песни о подвигах абреков. - Засыпая, Озермес слышал далекий рассудительный голос отца.
Утром, когда он проснулся, абрек сидел на тахте, опустив ноги на пол, и, о чем то думая, смотрел на него. - Да будут долгими твои лета и зимы, спаситель мой, - звучным голосом произнес абрек. - Будь снисходителен, помоги мне выйти. А потом я заглажу свою вину перед твоей женой и отдам должное еде, которую она приготовила вчера. - Озермес протер его раны настоем ромашки, помог ему встать, ощутил каменную крепость его мышц и подивился звериной силе этого человека. От слабости его шатало, он шел, опираясь на плечо Озермеса, но обратно, к хачешу, шагал ужа более уверенно. Чебахан принесла еду, в том числе пасту, которую она, наверно, увлажнила водой и подогрела. За едой разговорились. - Почему ты не ешь пасту? - спросил абрек. Озермес покачал головой. - Отвык. - Абрек внимательно посмотрел на него. - У вас нет ни ячменя, ни проса? - Мы едим мясо, груши, яблоки, ягоды и зелень. - М-да, - пробурчал абрек. - Скажи мне твое имя, хозяин мой, чтобы я помнил его до того дня, когда затрубит труба Исрафила*. - Озермес назвал себя. - А из какого ты рода? - Озермес рассказал о себе. - А я предположил, что ты орк, - сказал абрек. - Тебе, уважаемый гость, наверно, известно, что шапсуги изгнали своих орков, а пши у нас никогда не было. - Ты достойный сын достойного племени, - задвигав желваками, сказал абрек, - но вы, шапсуги, всегда забывали, что удел людей повиновение и рвение. - Я слышал об этом в мектебе. - Ты учился в мектебе? - удивился абрек. - Так кто же твой отец? - Мой дед был джегуако, и отец тоже.
Абрек уставимся на Озермеса, как волк смотрит на медведя, с которым случайно столкнулся нос к носу. - Может, и ты слагаешь песни? - сквозь зубы спросил он. - Я лишь недостойный ученик своего отца. - Лицо абрека стало горделивым. - А я, хозяин мой, из рода Ахедяко и зовут меня Меджидом. - От неожиданности Озермес опустил лапку утки, которую подносил ко рту. Род Ахедяко происходил от прославленного пши Черченея, владыки бжедугов, и о похождениях и беспощадности абрека Ахедяко знали многие адыги. - Я наслышан о тебе, гость мой, - сказал Озермес. - Ты, наверно, имеешь в виду моего старшего брата. Хотя оба мы сыновья одного отца, мне далеко до него. Брат такой же прославленный абрек, как - ты, конечно, наслышан - Тау султан Атажуко. - А где твой брат теперь? - спросил Озермес. - Степные ветры разнесли нас в разные стороны, одному Аллаху ведомо, где он. Не скрою, была еще причина: когда на расстоянии в десять привалов хозяйничают два отряда абреков, пути их пересекаются, и они мешают друг другу, но мы были братьями и не могли разрешать споры кинжалами. Брат, любя меня, уступил и ушел в другие места. - Абрек умолк, запил еду миской ляпса, дождался, когда Чебахан польет ему на руки, коротко взглянул на нее, поблагодарил за вкусную еду, откинулся к стене и, посмотрев на Озермеса тяжелым взглядом своих темных глаз, сказал: - Многие джегуако не покоряются ни воле Аллаха, ни властям на земле. Ты тоже из таких? - Я, как и мой отец, чту только наших богов, а все люди рождаются свободными. - Абрек усмехнулся. - Люди несвободны даже в утробе матери. Раз ты слышал о моем брате, а, может быть, и обо мне, тебе, возможно, известно, что обоих нас родила наложница. Еще не появившись на свет, мы уже считались тума**, и нам, хотя кровным отцом нашим был Ахедяко, надлежало шашкой и пулей доказать, что мы достойны носить его имя. Мой брат прославился от Темрюка до шапсугских земель, и только тогда отец позволил ему называться пши. А спустя три зимы и три лета стал пши и я. - Ты мой гость, Меджид, твой отец много старше меня, и я не могу позволить говорить о том, прав он был или нет, однако, что мешало ему считать тебя и твоего брата своими сыновьями с самого рождения?
* Исрафил - архангел (ислам.).
** Тума - сын пши, рожденный вне брака.
- Он пши, а мать моя простая наложница! - резко произнес абрек. - Отец волен поступать, как считает нужным, и, конечно, он прав. Люди стали чтить моего брата за его подвиги. Я тоже ни о чем и ни о ком не сожалею, кроме своего коня. - Он скрипнул зубами. Озермес, сочувственно посмотрев на него, вспомнил отца, осуждавшего абречество.
Всем хорош был этот человек, и обликом, и мужеством, и свободолюбием, и все же он не такой, как Озермес, Чебахан и многие другие, и отец Меджида не был таким, как отец Озермеса, хотя все они говорили на одном языке. Отличали их не столько внешность, цвет глаз и волос, телосложение, возраст, характер и принадлежность к разным племенам, сколько отношение к своему общему для них народу, сыновьями и дочерьми которого были они все. Хотят Меджид и Озермес того или нет, но они не могут не противостоять друг другу. Такого не бывает ни среди волков, ни среди медведей, ни среди оленей. Люди же относятся к своим собратьям, как клятвопреступницы лисы к зайцам или волки к косулям. Что толкает человека к унижению подобных себе, делает злым и беспощадным? Однако Меджид, родись он от отца Озермеса, стал бы, наверно, другим. А каким был бы он, Озермес, если бы родился от пши Ахедяко, превратился бы в абрека, либо вырос бы не похожим на него? Если предположить, что от злых рождаются злые, а от добрых добрые, все в будущем должно определиться одним: сколько детей произведут на свет те или другие. Если у злых детей народится больше, в мире будет властвовать зло, и люди в конце концов истребят друг друга. Если же расплодятся дети и внуки добрых людей, на земле распространятся любовь и спокойствие...
Абрек, о чем то задумавшись, молчал. Поглядев на него, Озермес с сомнением покачал головой. Не так все просто, как представляется. Все дело в том, что злые властвуют над добрыми и заставляют их делать злые дела, и добрые, подобно тому, как отара баранов следует за козлом, даже если он ведет ее в пропасть, покорно бредут за своими злыми черными козлами. Допустим, повторится то, о чем рассказывается в древних песнях и седых сказаниях: кто нибудь из совестливых и добрых вскричит: - Куда идете вы, братья, там впереди пропасть? Остановитесь, протестуйте, беритесь за оружие! - И добрые, послушавшись, восстанут, примутся убивать злых и сами обратятся в злодеев, ибо уже не смогут определить, кого убивать и кого щадить, единственным, чем они смогут оправдывать себя - убежденность в том, что они сражаются со злом. Можно было бы, наверно, избрать и другой путь - постараться разубеждать злых добрым словом и смягчать их сердца песней. Однако злые глухи, они никого не слышат, кроме себя. Либо борьба добра и зла установлена самим Тха на бесконечное количество лет и зим, либо люди когда то сбились с той правильной дороги, которая была открыта для них, и блуждают в темном лесу. Где искать потерянную дорогу, как выйти на нее, если только такая дорога когда нибудь существовала?..