- Собака по земле катается - колючек набирается, человек - опыта, - степенно сказал Нурмамед. - Муллой я не собираюсь становиться, это вы все, молодые, в новые муллы лезете, поучаете стариков уму-разуму, а глаза-то у вас ещё голубоватые.
- Что-то таких не замечал.
- А ты на молочного младенца посмотри, который ртом пузыри пускает и сам же их руками ловит. Посмотри - и сразу увидишь. А к чему я говорю это, хочешь знать?
- Обязан знать.
- Даже обязан?!
- Да, - в голосе Берды звякнул металл. - Потому что вижу своего родного дядю и дайханина-бедняка Нурмамеда Карлиева, а слышу - байского подпевалу.
- Хе! Был сын Карли - теперь Карлиев стал, да ещё и кибитка - в байском порядке!
Непонятно было, одобряет он или осуждает, серьёзно говорит или подшучивает. Но Берды предупредил:
- Я не шучу, дядя Нурмамед! Я должен знать, почему родной брат моей матери стал врагом моей Родины!
- Родины - надо понимать, Советской власти?
- Да! Так и надо понимать!
- Вот и опять же выходит, что ты кругом дурак и глаза у тебя - голубые, - спокойно резюмировал Нурмамед. - Ты арак пить не научился? А то скажем чайханщику на ухо - найдёт.
- Ты, дядя Нурмамед, не увиливай в сторону!
- Причин нет увиливать, дорогой племянничек. Да и не в привычку нам увиливать. Ну, какой я враг, посуди сам? Если бы у Советской власти все враги были такие, как я, то она, власть эта, выше неба поднялась бы, до Чин-Мачина и до последнего моря достигла бы. Хе! Враг! За такие слова можно бы и пыль с ушей твоих сбить, да неловко вроде костылять бывшего командира! Заслуженный, наверно? Кресты, медали имеешь?
- К сожалению, не имею, - облегчённо улыбнулся Берды.
Дядя Нурмамед был его ближайшим родственником и лучшим другом, в своё время едва не поплатившимся жизнью за помощь племяннику. И Берды по-настоящему испугался, что дядя может оказаться во вражеском стане, как забрёл когда-то в поисках справедливости на сторону белогвардейцев. Искреннее возмущение Нурмамеда было для Берды приятнее самой лучшей музыки он даже готов был согласиться, чтобы дядя стукнул его раз-другой по шее. Но тот стукать, по всей видимости, не собирался - смотрел усмешливо и доброжелательно. Сцедил в пиалку остатки чая, крикнул прислужнику: "Чайчи! Давай новые чайники!", подвинул к Берды пиалу с терпким и горьким, как хина, тёмно-зелёным настоем.
- Выпей, племянничек, просвежи мозги… А я тебе тем временем растолкую, почему я не согласен, хоть и не враг. Власть наша - она правильная власть, да только по молодости лет взбрыкивает порой копытами выше головы. Ну, дали права женщине, свободу там и остальное прочее, - ладно, курица хоть и не летает, а всё же птичьей породы, надо и женщину уважать, и женщина человек, не спорим. А вот учить её - это с какой надобности? Испокон века предки наши и мы - кили с неграмотными женщинами и не замечали, что нам чего-то не хватает. Оказывается, слепыми были: спали на тючке - думали, что подушка! Ну, а как действительно другая подушка нам несподручна? Русские, они по-своему живут, мы к ним через тюйнук не заглядываем, но пусть и они нам постель не стелят! Государство, хозяйство налаживать либо по другому общественному вопросу - грудью пойдём, коли надо будет. А вот с женщинами не совсем ладно получилось, потому народ и смущается, в сомнении пребывает.
- Женская доля, дядя, это самая что ни на есть общественная забота, и учёба тут стоит на первом месте, - сказал Берды.
Нурмамед не согласился.
- Никакая не общественная, а очень даже личный интерес! Их вон в Асхабаде, в Палтараке этом, собрали целую кучу, свободных. А чем занимаются? Тьфу!..
- Ты сам видел их занятия?
- Не видел! И смотреть мне на них - с души воротит!
- Как можешь осуждать, если не видел?
- Уши есть. Люди говорят - я слушаю.
- Ну, дядя!.. Не зря говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать! Наслушаться можно такого, что пойдёшь черепаху стричь.
- Ай, племянник, ус у тебя ещё мягкий, кольцом идёт - не знаешь ты, что это за племя такое, женщины! Осоку не зажмёшь в кулаке - руку порежешь. Так и с ними: чем крепче держишь женщину, тем жить приятнее и тебе и ей. Кошка, она, племянник, только с виду мягкая, а под шерстью у неё - когти! Ловил когда-нибудь детёныша барханной кошки?
- Не приходилось.
- То-то, что не приходилось! Его сразу за все четыре лапы хватать надо, а если хоть одну ногу отпустишь, он тебя всего расцарапает до крови. Так и женщины. Ты по молодости лет ещё не знаешь, какое это хитрое и увёртливое племя. Ты пока только их хорошие стороны видишь.
- А ты - только плохие? - улыбнулся Берды.
- Зачем плохие, - возразил Нурмамед, - вижу и хорошее. Но знаю и другое: дашь им полную волю - опутают они тебя своими волосами, как паук паутиной муху, высосут и выбросят. И не останется у мужчины силы ни в руках, ни в ногах, ни в языке.
- Как же после твоих слов я должен относиться к тёте Огульнур, когда вернусь в Ахал? - спросил Берды пряча улыбку,
Нурмамед поскрёб подбородок, испытующе, с каким-то новым интересом покосился на племянника.
- А что к ней относиться? Тётка она тебе тётка г. есть.
- Но она всё-таки женщина, - настаивал шутливо Берды, - и к тебе имеет…
- Не о ней разговор! - оборвал Нурмамед. - И не обо мне. Мы своё пожили. А вот тебе ещё предстоит жить, о тебе и речь веду. Приедем в Ашхабад - своими руками тебя женю. Слава богу, денег хватит и на невесту и на свадебный топ. Выберем тебе девушку из такого места, как место среднего пальца на руке, найдём семью, где и вера и обычай соблюдаются. Как ты относишься к моему предложению, племянник?
Женитьба - дело сложное и хлопотливое, особенно в такое время, когда сместились обычные понятия ценности и порядка вещей. Поэтому предложение Нурмамеда должно было выглядеть для Берды особенно заманчивым и щедрым. Конечно, зная натуру племянника, Нурмамед не ждал, что тот бросится к нему с объятиями. Но во всяком случае как-то выразить свою радость он был обязан. Нурмамед ждал, всматриваясь в опущенное лицо Берды, и тот не обманул его ожиданий.
- Это очень хорошее предложение, дядя, - сказал он. - Я благодарен за него и горжусь своим дядей, не каждому племяннику достаётся такой дядя. Но… я думаю… я думаю, что трудно тебе будет заплатить калым за девушку.
- Это уж не твоя забота, племянничек, трудно мне придётся или легко, - похлопал его по плечу Нурмамед. - Твоё дело - согласие, моё дело - всё остальное.
После непродолжительного молчания Берды спросил:
- Сколько сейчас за девушку платят?
- Пей чай и не думай об этом! - успокоил его Нурмамед. - Сколько бы ни затребовали, я обойдусь без долгов и обязательств. Сделаю тебя, как говорится, и с глазами и с головой. В нашем роду, кроме меня, у тебя нет покровителя, на которого ты мог бы опереться. Так что не терзай свою печень сомнениями и жди спокойно положенного часа.
- Я это понимаю, дядя, но всё же скажи, каков нынче калым.
- Большой калым, тяжёлый, - откровенно признался Нурмамед. Сказано: "Если народ плаксив, свинья ему на голову влезет". Так и у нас: чем больше смуты, тем выше калым. Деньги у большевиков, сам знаешь, какие, у людей веры в них нет, поэтому калым нынче скотом платят, вещами. Шестнадцать голов крупного скота. Или двадцать овец и столько же халатов, причём половина халатов должна быть из шёлка. Стельная скотина за две головы идёт. Хорошо упитанная, жирная - тоже может пройти за две. А в общем - как сумеешь поладить. Да ничего, племянник-джан, поладим - мы, слава аллаху, не на кошме лежали, когда всевышний рабов своих разумом оделял, - договоримся.
- Нет, дорогой дядя Нурмамед, не договоримся, - потряс головой Берды.
- Хе! Ты ещё меня не знаешь! - воскликнул оби-женный Нурмамед. - "Не договоримся!"… Да я, если на то пошло, с кем хочешь могу дело сладить, хоть с самим шайтаном!
- Не от тебя это зависит, дядя.
- От кого же? От тебя, что ли?
- От меня, - вздохнул Берды. - Не согласен я платить калым за девушку. Ни одной копейки.
- Кто же тебе даром хорошую девушку отдаст? - удивился Нурмамед.
- Не отдадут и не надо, плакать не стану.
Нурмамед подумал, помял бороду и неодобрительно сказал:
- Знаю, племянник, в какую сторону ты смотришь, да только тут тебе моего совета не будет, не жди.
- Это ты о чём? - притворился непонимающим Берды.
- О том же, о чём и ты! - отрезал Нурмамед и потянулся к чайнику. - О той твоей… о прежней.
- За какие грехи её твоя немилость? Помнится, ты в своём доме приютил её, на защиту встал, даже пулю в грудь получил. У неё, бедняжки, только и недостатков, что горемычная её судьба.
- То-то и оно что судьба! Горемыке миску плова подали - у него кровь из носу пошла. От таких людей лучше подальше держаться. Злосчастье, оно, как короста, племянник, - сам не заметишь, как на тебя перекинется. Кого долей бог обделил, тому не поможешь. Так говорят люди, и никуда ты от них не спрячешься.
Берды зло искривил рот.
- Знакомая песня! Не тебе бы её петь, не мне слушать! Если бы все так от горемык шарахались, как от чумных, мы с тобой до сих пор под байским ярмом ходили бы! "Люди говорят"… Зачем тебе слушать, зачем топтаться в яме, которую вытоптали десять поколений глупцов? Вылези из ямы, встань во весь рост и иди вперёд. Пусть люди твой пример видят! И тогда всё зло, которое есть в них, останется за твоей спиной. Нет необходимости оглядываться на свои следы, смотреть нужно туда, куда собираешься поставить свою ногу! Глаза у человека во лбу, а не на затылке! И руки его вперёд протягиваются, а не назад!