Но теперь Ричарду было все равно: этот гусар несколько лет добивался сердца девушки, которую любил. Ричард, любивший ее один день, уже добился права на свидание.
Молодой маркиз нашел Владимира Дмитриевича. Тот прощался с хозяином.
- Покорнейше вас благодарю за бал, Михаил Васильевич. Еще раз примите мои искренние поздравления с днем рождения вашей очаровательной дочери! Рад, безумно рад быть вашем гостем. А вот и наш молодой маркиз! Лорд Ричард, где же Дмитрий?
- Они с поручиком Курбатовым уехали… в кофейню, - солгал Редсворд.
- Молодежь! - воскликнул Воронцов и лукаво прибавил: - В моем возрасте уже не до кофеен. Я уезжаю домой.
- Я с вами, Владимир Дмитриевич, - сказал Ричард. - Вот только попрощаюсь с Александром Юрьевичем.
- Они с дочерью только что уехали, - объявил Ланевский.
- Что ж, князь, - произнес немного раздосадованный Ричард, - я благодарю вас за приглашение. Это огромнейшая честь для меня - быть гостем на празднике вашей прекрасной дочери. На празднике, ставшем триумфом ее торжества, поскольку ее очарование затмило сегодня ночью луну и звезды, свет ночных огней. Она блистала на сегодняшнем балу как первая красавица России, - безбожно лгал молодой Редсворд, который все эти слова относил не к дочери князя Ланевского, но к его племяннице. - Я счастлив был сегодня побывать здесь.
Попрощавшись, Ричард и Воронцов сели в карету, которая повезла их в сторону Малой Морской.
- Ну что, лорд Ричард, как вам Петербург? - спросил Владимир Дмитриевич.
- Belle, trиs belle, - отвечал Ричард.
А про себя подумал: beauty.
Глава 5
Гимн первой любви
Что за комиссия, Создатель,
Быть взрослой дочери отцом!
А.С. Грибоедов
- Позор, Анастасия Александровна, позор! - восклицал Демидов, вернувшись с дочерью домой. - Как ты могла, как у тебя совести хватило принять это приглашение на вальс?
- Mais, papа, je suis…
- Не надо изъясняться по-французски, когда я гневаюсь на тебя! - перебил Александр Юрьевич. - Ты моя единственная дочь! Мое дорогое дитя! Как можешь ты позорить наше имя?
- Но, papа, я…
- Я не закончил, не перебивай! - гневно воскликнул князь. - Я столько лет жил одной тобой! Как ты могла предать мою любовь?
- Papа, позвольте мне ответить, - гордо произнесла Анастасия.
- Говори!
- Я всегда любила вас и дорожила вашим мнением, - спокойно начала княжна, - вы воспитали меня и дали мне образование. Вы ничего не жалели для меня. А я всегда стремилась угодить вам, и мне всегда хотелось, чтобы вы мной гордились. Но разве я хоть раз совершила опрометчивый поступок? Разве хоть раз я запятнала свою честь и ваше имя?
- Ты танцевала с Редсвордом! - вскричал Демидов, негодуя. - И танцевала вальс! Весь Петербург ваш танец наблюдал!
- И что с того? - спокойно поинтересовалась Анастасия. - Разве мы плохо танцевали?
- Неужто ты не знаешь правил света?!
- Они мне хорошо известны, mon père, - с достоинством произнесла Анастасия.
- Тогда какого черта?! - в порыве бешенства начал Демидов и осекся. - Извини. Как ты посмела вальс с ним танцевать?
- Это произошло невольно, papа! - ответила княжна, отдавшись воспоминаниям о минувшем бале. - Мы разговаривали с Ричардом… с маркизом. Мы говорили о балах и о погоде, как вдруг заиграла музыка… Я и сама не знаю, как мы очутились в середине зала. Ах, не сердитесь на меня!
- Вальс - это не кадриль и не мазурка, - строго ответил Демидов. - За ним следуют серьезные последствия… в виде…
- Любви? - улыбнулась Анастасия.
Князь гневно посмотрел на дочь и сухо произнес в ответ:
- Или дуэли.
- Или брака, - заметила княжна.
- Что?! - закричал князь. - Семнадцать лет еще не исполнилось, а она уж замуж собралась!
- И что с того?
- Сама императрица думала через год пригласить тебя во дворец в качестве своей фрейлины, - возмутился Александр Юрьевич.
- Мне всегда казалось, любовь мужчины дороже любви императрицы, - заметила Анастасия.
- Любви! - с отвращением сказал Демидов. - Она заговорила о любви! А знаешь ли ты, что такое любовь, дитя мое?
- Теперь, мне кажется, я знаю, - мечтательно улыбнулась княжна.
- О нет, Анастасия Александровна, ты выйдешь за Бориса, - сурово произнес Демидов.
- Никогда! - отрезала она.
- Или за любого другого знатного и богатого дворянина, - уступил Александр Юрьевич. - У меня есть деньги и есть титул. Я один из самых уважаемых дворян. Ты можешь выйти замуж по любви. Если тебе так не мил Борис - я соглашусь на брак с тем, кого ты назовешь. Но моя дочь никогда не станет женою Редсворда.
- Почему? - в отчаянии спросила Анастасия.
- Он недостоин тебя.
- Он красивый молодой человек. Блестяще образован, прекрасно держится в свете. Кроме того, если это важно для вас, он богат, его отец герцог Глостер…
- Именно поэтому я никогда не дам своего благословения на брак с ним, - угрюмо произнес Демидов. - Его отец ужасный человек. Он мой заклятый враг. Я не позволю тебе стать женой его отродья.
- Не смейте говорить о Ричарде…
- …в таком тоне? - В голосе Демидова проявилась горечь.
- Каков бы ни был его отец, сын благородный, честный человек. И он один смог пленить мое сердце, - заявила Анастасия и вышла из гостиной.
- Что за комиссия, Создатель, быть взрослой дочери отцом?! - в отчаянии воскликнул Александр Юрьевич.
Право, что за немыслимый анекдот: шестнадцатилетняя девушка знакомится с блестящим молодым человеком и, прообщавшись с ним несколько часов, навсегда влюбляется в него. И она уверена, что никогда в своей жизни не сможет полюбить кого-то столь же сильно. Нет: она уверена, что вообще больше не сможет полюбить. Она уверена, что эта любовь - та самая, которую она ждала всю свою долгую (по ее представлению) жизнь, и что любовь эта непременно должна привести к свадьбе.
О, как прекрасно чувство первой влюбленности и как блаженны те, кто женится на первой своей любви! И слава богу, что таких случаев немного! Ведь сколько мудрости дает нам опыт отношений, разрыва, страданий по любви. Как много мы узнаем, когда, оставшись наедине с собой, грызем себя в нестерпимых муках, которые причиняют нам утраченные иллюзии. И если бы мы все любили лишь единожды в жизни, свет превратился бы в бурное сборище инфантильных максималистов и глупцов всех возрастов и поколений.
Однако.
Да здравствует наивная и безудержная молодость, которая одна вселяет в наши сердца полную уверенность в том, что нет ничего невозможного, нет неприступных сердец и нет безымянных пальцев, чуждых наших колец! Когда мы молоды, когда впервые влюбляемся, мы никогда не задумываемся о том, что однажды эта влюбленность закончится и мы вновь обретем свободу. К чему молодым быть свободными: они "жить торопятся и чувствовать спешат", они без промедления отдают свои сердца любимым и постигают великое счастье, именуемое взаимной любовью.
И да снизойдет гадость на глупцов, считающих своим долгом "просветить молодежь" и напомнить, что однажды первая любовь потерпит крах! Никогда не пытайтесь обуздать влюбленных молодых - их счастье заключается в неведении, их сокровище в их наивности и неопытности. Они мнят себя королями мира, познавшими вечную любовь. Они никогда не поверят, что их любовь может погаснуть или увянуть. "Это у тех, других все вышло плохо. У них не получилось. Им не повезло. Они недостаточно сильно любили. Но я, мы, МЫ - у нас все непременно выйдет как написано в романе". Так думают они, первооткрыватели вечной любви с первого взгляда, и вовсе не подозревают, что ступают на пересеченную местность.
Но "любовь навсегда" приходит лишь один раз, и потому, господа, не спешите лишать своих юных друзей иллюзий и несбыточных надежд. Ведь когда мы влюбляемся во второй, в третий, в десятый раз, мы неизменно испытываем невольное ощущение déjа vu: "Когда-то все это я уже видел, когда-то я это чувствовал". А раз это уже было однажды, это не единственная любовь моей жизни, это не вечное и не незыблемое.
Так зачем же спешить отнимать у людей их любовь?
Князь Александр Юрьевич Демидов прекрасно это все понимал. Он любил свою дочь больше всего на свете. И он безумно не хотел отнимать у нее эти чувства. Но как возможно позволить единственной дочери погубить себя, свою жизнь, запятнать свою честь и свою репутацию, позволив ей связать себя с человеком недостойным, низким?
В том, что молодой Ричард Редсворд таковым являлся, у князя не могло быть никакого сомнения. Об этом свидетельствовала фамилия Ричарда. Демидов слишком хорошо помнил его отца: блестящего джентльмена, гордого и благородного дворянина - лжеца, обманщика и негодяя. Сын казался таким же воспитанным, таким же гордым, таким же благородным, а стало быть, не мог не оказаться подлецом, каковым был (князь был в этом уверен) сам герцог Глостер.
И как бы ни было больно князю лишать свою дочь пламени первой страсти, он не мог не оградить ее от нависшей опасности: он должен был ее спасти.