Ричард не успел совсем немного: к девушкам подошел молодой офицер и протянул Анастасии руку - это было приглашение на мазурку. Ричард остановился. Анастасия все еще смотрела на него. Офицер, по-прежнему ожидавший ответа от нее, развернулся и посмотрел на Редсворда.
Это был высокий стройный молодой человек лет двадцати пяти. Красивый, он имел надменное выражение лица, пышные гусарские усы и офицерский мундир.
Господа молча смотрели друг на друга: Ричард спокойно, а офицер - с вызовом.
- Вы не знакомы? - произнесла Анастасия. - Борис, это маркиз Ричард Редсворд, друг Дмитрия Григорьевича Воронцова.
- Поручик Курбатов Борис Иванович, - представился гусар, надменно приглаживая пышные усы.
- Имею честь, - ответил Ричард.
- Прошу нас извинить, - сказал поручик и бесцеремонно увел Анастасию.
Дмитрий был возмущен до глубины души.
Он знал Софью с детства. Владимир Дмитриевич часто говорил, что хочет породниться с Ланевскими. Софья всегда была к нему расположена. И он был в нее влюблен. Так почему стоило ему уехать, как она, любившая его, стала принимать ухаживания Кости? Это было весьма сильным ударом.
Но письма-то, письма!
Да, Софья действительно ему писала. Писала много - и все ерунду. Ну, право, что он мог ответить на рассказ о бале в Михайловском дворце? Выразить восхищение, что ее красота не осталась незамеченной. Это глупо. Или написать пылкое ревнивое послание, полное оскорбленных чувств и израненных надежд? Да с какой стати? Он ей не муж и даже не жених.
А что он мог ей написать? Очередной вздор о пылких своих чувствах? Очередной отчет о проведенном дне? Придуманную историю о скучном времяпрепровождении вдали от возлюбленной? Не мог же он написать ей правду о кутеже, пьянстве и парижских проститутках.
И все же Дмитрий чувствовал, что своим молчанием и редкими, сухими и крайне лаконичными ответами он убивал в ней интерес к своей особе.
Но как, какого черта он мог забыть ее? Она прекрасней всех, кого он видел. Быть может, среди женщин, с которыми Дмитрий близко знакомился во время путешествия, и попадались хорошенькие, но в них не было невинности Софьи, ее нравственной чистоты.
Размышления молодого повесы прервал знакомый голос.
- Весь в отца: такой же гордый и самодовольный. - Голос принадлежал княгине Марье Алексеевне.
- А мне он показался учтивым человеком, - возразил Демидов.
- Опомнитесь, мой милый, он же Редсворд! - воскликнула княгиня.
- Довольно, - сказал Владимир Дмитриевич, - маркиз Редсворд - мой гость, и я не желаю слышать о нем подобных отзывов.
- О, Владимир, только ради вас, - ответила Марья Алексеевна.
- Не будем забывать, мы на балу, на дне рождения вашей внучатой племянницы, - напомнил Воронцов.
- И правда, - согласился Ланевский, - давайте же поговорим о бале…
Дмитрий поспешил ретироваться, и успешно сделал это, оставшись незамеченным.
За эти полчаса он и думать забыл о своем друге.
Но отчего такая враждебность, такая неприязнь? Об этом, пожалуй, следует спросить дядю.
"Но где же Ричард? Вот же он! Стоит один, угрюмый, как и я. В руках бокал шампанского. Похоже, и его постигла неудача".
- Ты удручен? - спросил он Ричарда.
- У вас, в России, странный есть обычай, - ответил Редсворд, - грубите незнакомцам без причины.
- Ты про княгиню Марью Алексеевну? - вспомнил Дмитрий отрывок только что подслушанного им разговора.
- Она не слишком приветлива, - согласился Ричард, - однако я сейчас думал не о ней.
- Так кто же нагрубил тебе, мой друг?
- Борис Курбатов, ты знаком с ним?
- С Борисом-то - конечно же знаком! - воскликнул Дмитрий. - Что произошло?
- Хотел пригласить барышню на танец, - начал Ричард, - уж было подошел к ней. И вдруг он вырос между нами, как из-под земли. Ее увел, а меня смерил надменным дерзким взглядом.
- Уж не Анастасия ль Александровна та дама? - лукаво улыбнулся молодой граф Воронцов.
- Ты прав, - кивнул Ричард.
- Эх, брат, ну выкинул ты штуку! - рассмеялся Дмитрий.
- В чем дело? - недоумевал маркиз.
- Все дело в том, что Борис давно и безнадежно в нее влюблен, - сказал граф, закончив смеяться.
- А она?
- Она… она прекрасна! - заметил Дмитрий.
- В этом нет сомненья, - согласился Ричард. - Но она отвечает ему взаимностью?
- Тут, видишь ли, история непростая. Отец Бориса, Иван Васильевич Курбатов, был близким другом князя Демидова. После участия в декабрьском восстании он отправился в острог, где вскоре умер. А его сын, Борис, был взят под опеку Александром Юрьевичем. С тринадцати лет он живет в доме Демидовых. Для старого князя он все равно что сын. И воспитывал его он как родного. Разумеется, князь мечтает видеть его мужем своей дочери.
- Но что Анастасия? - не унимался Ричард.
- Анастасия Александровна - не знаю, - сказал Воронцов, - мне кажется, она не отвечает ему взаимностью, однако покорна воле отца. Ей через три месяца исполнится семнадцать, а стало быть…
- Но она не выйдет за человека, которого не любит, - с надеждой произнес молодой маркиз.
- Почем знать, может, и любит, - задумчиво ответил Дмитрий и рассмеялся, довольный негодованием друга, вызванным этими словами. - Как вижу, ты влюбился, mon ami.
Мазурка закончилась, и друзья подошли к Курбатову и Анастасии Александровне.
- Борис, привет, как на Кавказе? - обратился Дмитрий к старому знакомому.
- Здравствуй, Дмитрий, уже вернулся, цел и невредим, - ответил гусар.
- Ты знаком с моим другом, маркизом Ричардом Редсвордом?
- Знаком, - холодно ответил Борис, окинув графа воспламеняющимся взором.
- Шампанского, поручик? - предложил Воронцов.
- Пожалуй, - кивнул гусар.
- Так пойдем, - позвал Дмитрий, пытаясь увести Курбатова из зала.
- Маркиз, пойдемте с нами, - предложил поручик.
- Нет, благодарю, с меня достаточно шампанского сегодня, - ответил Редсворд.
- Не по-гусарски, маркиз, не по-гусарски, - презрительно покачал головой Борис Иванович.
Ричард вскипел и готов был сказать Курбатову что-то оскорбительное, но не успел, так как тот ушел вслед за Дмитрием.
- Анастасия Александровна, я рад снова быть рядом с вами, - произнес Ричард, - в том смысле: снова видеть вас.
Княжна кивнула.
- Вчера я лишь приехал в Петербург, впервые вышел из кареты. Я стоял на Невском проспекте и был очарован этим прекрасным городом: его домами, его шпилями и вами…
- Так слово beauty относилось не ко мне, а ко всему Петербургу? - улыбнулась Анастасия.
- Да, то есть нет, - запутался Ричард, - я хотел сказать… нет, право, я не знаю, что хотел сказать.
Ричард смешался и замолчал. "Идиот!" - говорил он себе и отчасти был прав. Но если слова молодого Редсворда и позабавили княжну, она не подала виду и все продолжала смотреть на собеседника прежним заинтересованным взглядом глубоких синих глаз.
- Вы знаете, я никогда не был в России, но погода здесь в эту пору очень напоминает лондонскую, - сказал наконец Ричард, подняв любимую англичанами тему разговора. - Вы любите дожди?
- Люблю, лорд Редсворд, - подтвердила Анастасия, - я люблю дождь, грозы и туман. Люблю погоду пасмурную, ветер. Осень - прекрасное время года.
- Как хорошо, что в первый осенний день я познакомился с вами, сударыня, - произнес граф. - Возможно, и второй осенний день принесет мне счастье вас увидеть.
Княжна смотрела задумчиво, спокойно. В синих глазах отражалась ее душа, но что - что хотела сказать ее душа этим взглядом? Ричард не знал ответа. Музыканты заиграли вальс, и рука Анастасии как-то неожиданно оказалась в руке Ричарда: оба не заметили, как начали танцевать. А танец был волшебный, невообразимый. Маркизу и княжне - обоим казалось, что в зале они одни, что музыканты играют специально для них, что только ими наполнен этот мир, и что только здесь, сейчас, в этом танце есть жизнь, и на свете нет ничего, имеющего значения. Они танцевали и танцевали, кружились по всему залу и неотрывно смотрели друг другу в глаза.
Ричард никогда, никогда прежде не чувствовал себя настолько счастливым, а свою жизнь - настолько полной и удивительной. Теперь наконец все обрело смысл, он перестал себя терзать вопросом, который мучит всех молодых людей: зачем я живу на свете? Он знал зачем. Знал, для чего, ради кого. Ради нее! Потому что он любит ее. Это он осознал в тот миг, когда они начали танцевать. Он знал теперь, что вся его жизнь, весь его мир сосредоточены в этой молодой девушке. В синих глазах ее он видел задумчивую страсть и был готов умереть за поцелуй княжны.
Когда вальс закончился, они остановились. Княжна сделала ему реверанс и произнесла:
- Завтра в полдень я собиралась прогуляться по Английской набережной. Я верю, что там будет англичанин.
Она развернулась и грациозной походкой направилась к отцу. Ричард смотрел ей вслед, и сердце его тоскливо сжималось при мысли о том, что до завтра он ее не увидит.
Он так внимательно смотрел ей вслед, что не заметил едва скрытой ярости в глазах ее отца.
- Рик, голубчик, - услышал он голос Дмитрия, - мы с Борисом Ивановичем думаем отправиться на Фонарную улицу. Ты не хочешь составить нам компанию?
Редсворд покачал головой. Окрыленный мыслями об Анастасии, он вовсе не горел желанием погрузиться в лоно разврата и вакханалию публичного дома. К тому же его не сильно прельщало общество поручика Курбатова. Потому он поблагодарил за приглашение и вежливо отказался.
- Не по-гусарски, маркиз, не по-гусарски, - презрительно, как и в предыдущий раз, покачал головой поручик, прежде чем удалиться.