- А не он ли был одним из судей, приговоривших участников восстания к острогу? - резко спросил Дмитрий.
- Он был одним из судей, благодаря которым они получили самый мягкий приговор, - твердо ответил Воронцов. - Он был мой друг, и я скорблю о его смерти. Все меньше и меньше остается нас, чьи портреты населяют галерею двенадцатого года. С каждым годом уходит в бездну "могучее, лихое племя". Уж двадцать пять лет прошло, мы состарились с годами. Настанет миг, и все мы канем в Лету.
- Ну что вы, дядя, - отозвался Дмитрий, - вам еще жить много-много лет!
- Тут днями ко мне написал мой старый друг Денис Васильевич - ты его, конечно, помнишь - он в детстве был твоим кумиром.
- Конечно же! - воскликнул Дмитрий. - Настоящий гусар! Я всегда хотел быть на него похожим. И что он?
- Он прислал мне свое стихотворение, написанное двадцать лет назад:
Где друзья минувших лет,
Где гусары коренные,
Председатели бесед,
Собутыльники седые?
- Это одно из моих любимых его стихотворений, - заметил Дмитрий.
Владимир Дмитриевич продолжал:
А теперь, что вижу? - Страх!
И гусары в модном свете,
В вицмундирах, в башмаках
Вальсируют на паркете!
- Вы слишком строги к нашему поколению.
- Но ведь и правда, - грустно произнес Владимир Дмитриевич, - вы поколение беззаботное, шальное, иное дело - наш безумный век, где долгом и отвагой человек спасал от гибели Отечество родное.
- О, дядя, да и вы поэт! - воскликнул Дмитрий.
- И правда, на старости лет стихами заговорил, - засмеялся Воронцов. - Какие планы на сегодня у тебя?
- Я думал быть с визитом к Ланевским, - лукаво улыбнулся Дмитрий.
- Повеса! - ласково сказал граф. - Неужто снова загорелся страстью к Софье?
- Я, право, не спешил бы говорить, - оправдывался Дмитрий, - а впрочем, к чему скрывать от вас? О да! Она обворожительна, не правда ль?
- Ты прав, дружок, Sophie est véitable angeè, - сказал Владимир Дмитриевич, - но берегись: пока ты был в отъезде, к ней стал бывать Константин Болдинский. Как я заметить мог, его намерения серьезны.
- Не более серьезны, чем мои.
- Ах вот как? Так ты решил жениться?
- Я подумал… - Дмитрий замялся.
- Не рановато ли - без малого в двадцать один год?
- Поймите, дядя: я, кажется, влюблен!
- Влюбленность - вещь благая, но запомни: последствия плохие могут быть, - назидательно произнес Владимир Дмитриевич. - Ведь если ты не женишься на Софье…
- Женюсь на ней, коль это будет должно! - воскликнул Дмитрий. - А Костя - он мой друг, он все поймет.
- Друзья - прекрасно, но это - дело чести. А честь не знает ни дружбы, ни любви, - сказал граф. - Ступай, дружок. Мой привет Ланевским. Нет, подожди. Вот сто рублей - чтоб в следующий раз не встал из-за стола ты должником.
Дмитрий поблагодарил дядю, заглянул в кабинет, где написал письмо Роману Балашову, после чего отправился к Ланевским.
Глава 7
Друзья за чашею, соперники в любви
Отныне вас врагом своим считаю,
Свою перчатку вам в лицо бросаю.
И в ужасе передо мною трепещите,
Коль жизнью хоть немного дорожите.
От автора
Ланевские жили на Мойке, в двух шагах от дома Воронцова, и Дмитрий решил предпринять короткую прогулку.
В дверях его встретил дворецкий Порфирий и проводил в гостиную. Там были княгиня Анна Юрьевна, Мария, Софья и - Константин Болдинский. Они о чем-то оживленно беседовали.
- Граф Дмитрий Григорьевич Воронцов! - объявил Порфирий, после чего Дмитрий сразу вошел.
Дамы учтиво его приветствовали, Болдинский сдержанно поклонился. До того как граф вошел, он о чем-то увлеченно рассказывал хозяевам, но теперь потерял мысль, сбился и сидел молча. Дмитрий выразил свое восхищение давешним балом и заметил, что его виновница была необычайно хороша.
- Что, впрочем, естественно, - добавил он, - ведь вы, Софья Михайловна, всегда были прекрасны. И теперь, вернувшись из Парижа, я сожалею лишь о том, что столько времени провел в разлуке с вами.
- Благодарю вас, Дмитрий Григорьевич, - произнесла Софья, раскрыв веер и теперь усердно им дирижируя.
- О, Дмитрий, ты много потерял, - веско заметил Болдинский.
- Теперь я это вижу, - грустно ответил Воронцов. - Но может быть, сумею наверстать? - добавил он, устремив взгляд на Софью.
Та еще продолжала размахивать веером и не смотрела ни на него, ни на Константина. Устремив глаза долу, она о чем-то усиленно думала, что-то переживала, улыбаясь прелестной улыбкою, и хранила молчание.
- Разумеется, мы рады видеть вас, Дмитрий Григорьевич, - сказала Анна Юрьевна и тут же поправилась: - Тем более что Константин Васильевич так увлекательно рассказывал нам о поэзии. Вы знали, что он талантливый поэт?
- Поэт? - Воронцов удивленно взглянул на Болдинского. - Друг мой, ты укрывал талант от всех нас столько лет?
- Нет, право, здесь таланту никакого, - отвечал Константин, слегка смущенный, - тем более что стихи я начал писать тому полгода как.
- Но, Константин, теперь тебе не скрыться, - бравировал Дмитрий, - так прочитай же нам свое творенье.
- Ну что ж, прочту, - сказал Болдинский, гордо выпрямившись:
Я никогда не думал быть поэтом,
И никогда я не стремился наугад
Произносить слова об том, об этом,
Рифмуя строки шатко, невпопад.
Но я мечтал о том, чтоб вы узнали
О моей страсти, о моей любви,
Об том, чтоб вы предугадали,
О чем я давеча поклялся на крови.
- Неплохо, - жеманно определил Воронцов, - есть посвящение?
- Я, честно говоря… - Константин смутился и покраснел, перевел взгляд на Софью и сконфузился окончательно.
- Кому бы ни были посвящены эти строки, - дипломатично приняла участие в обсуждении Анна Юрьевна, - я уверена, что эта особа будет чрезвычайно польщена таким посланием.
- Только в том случае, если эта пылкая страсть взаимна, - безжалостно заметил Дмитрий. - Как вы думаете, Мария Михайловна?
- О, я, право, не знаю, - смутилась Мария, - пожалуй, каковы бы ни были эти чувства, ей, вероятно, было бы лестно то обстоятельство, что ей посвящают стихи.
- О, Мария Михайловна, в таком случае позвольте и мне посвятить вам стихотворение! - воскликнул Дмитрий. - У меня как раз родился один экспромт:
Мария, вы - земная суть,
Обворожительны и хороши собою.
И я мечтаю, что когда-нибудь
Вас назову своей сестрою.
Воронцов достиг желанного эффекта: Мария покраснела, Константин помрачнел, а Софья перестала обмахивать себя веером и пораженно посмотрела на новоявленного поэта. И лишь Анна Юрьевна сохранила прежнюю спокойную улыбку и произнесла:
- Дмитрий Григорьевич, а ведь и вы, оказывается, тайный поэт! Я уверена, что мои дочери с детства относились к вам как к брату и принимали вас в семье как близкого родственника.
- Поэзия, Анна Юрьевна, - удел всякого молодого повесы, - заявил Константин, - а потому нет ничего удивительного в том, что юноша двадцати лет или немного более сочиняет стихи.
- А мне всегда казалось удивительным, что молодые люди становятся поэтами, - возразила княгиня Ланевская.
- Они становятся ими, когда влюбляются, - сказал Дмитрий.
- А вы согласны с этим, Константин Васильевич? - произнесла Софья, с интересом посмотрев на Болдинского.
- О, бесспорная истина, - ответил тот.
- Так, стало быть, вы влюблены, - заключила Софья.
- Пожалуй, так, - согласился Константин, слегка смущенный.
- И вы, Дмитрий Григорьевич? - спросила Софья.
- До безумия, - бойко ответил Воронцов, ослепительно улыбаясь.
- Но вы конечно же не скажете о ней? - едко сказала Софья.
- Не вижу причин делать из этого тайну, - беззаботно ответил Дмитрий.
- Вы уже объяснились с нею? - поинтересовалась Софья.
- Готов сделать это немедленно! - воскликнул молодой граф, вставая с места.
- В таком случае вам следует сперва ее найти, - строго сказала княжна, вставая в ответ. - Прошу меня извинить, я вынуждена вас оставить.
И она легкой походкой вышла из гостиной. Мария сделала гостям реверанс и последовала за ней.
- Ах, господа, быть может, чаю? - предложила Анна Юрьевна.
- Прошу не гневаться, сударыня, я обещал увидеться с братом, - ответил Константин, - очень рад был сегодня видеть вас.
- И мы всегда вам рады, Константин Васильевич, - улыбнулась княгиня, - вы желанный гость в нашем доме.
- Покорнейше благодарю, - поклонился Болдинский, - имею честь.
И вышел. В комнате остались только Дмитрий и Анна Юрьевна.
- Как много изменилось в Петербурге, - заметил Воронцов.
- Вы правы, Дмитрий Григорьевич, - согласилась княгиня, - пока вас не было, здесь все переменилось.
- И как преобразилась ваша дочь, - сказал Дмитрий.
- Софья повзрослела, это правда, - кивнула Анна Юрьевна.
- Я хотел с вами обсудить…