Была у крыши и еще одна функция – закрывать доступ ядовитым змеям, скорпионам и варанам, опускавшимся на крышу по густым веткам старой теины, разросшейся во дворе. Эту крышу Эльазар возводил в точности, как его учил отец.
Первым слоем он уложил, плотно подогнанные стволы тонких деревьев. На них хорошо просушенные ветки. Затем веерообразные листья пальм и слой душистых трав. Эти травы отгоняли короедов и несметное количество всевозможных насекомых. Крышу завершал тонкий ковер сеток, извлеченных из старых стволов кактуса.
Ковер этих сеток надежно удерживал глиняный покров, увенчивавший крышу. А так как этот покров был одновременно и полом, по которому ходили люди, Эльазар примешал к глине, истолченный в порошок, белый камень. Он знал, что подобным раствором набатеи обмазывали стены своих колодцев, которые долго не разрушались и надежно хранили воду.
В дальнем углу двора Эльазар построил гончарную мастерскую. В мастерской было светло, свет проникал через большие проемы стен. Впрочем, это были не стены, но квадратные угловые колонны, на которых держалась крыша.
Передние две колонны достигали трети двора, в то время как задние стояли впритык к скале, часть которой вклинивалась в мастерскую. И этот клин сослужил Эльазару добрую службу. Горшечник вырубил в камне клина широкие ступени, на которых укладывал сформованные изделия.
Всего ступеней было три. Каждая соответствовала степени созревания изделия. Более сухие стояли на верхних ступенях и отсюда шли в обжиг.
Однако еще до обжига, Эльазар красил их. Точнее, покрывал изделия непонятными для постороннего наблюдателя, мутными жидкостями. В этих жидкостях было многое, от местных красных глин до мелко истолченных цветных песков, привозимых из Негева.
Все прежние годы, до его возвращения из Дура-Европоса, Эльазар возводил пирамиду из подсохших изделий, обкладывал её горой сушняка и разжигал костер. Последний пылал весь день и следующую за днем ночь. Это была тяжелая работа. Костер пожирал много топлива. Приходилось вновь и вновь подниматься в горы за новыми охапками сучьев.
То были обычные трудности гончарного производства в те далёкие времена, но не они заставили Эльазара отказаться от кострового обжига.
Греческий наместник – гипарх Апеллес – обложил жителей Модиина множеством разных налогов и среди них особенно тяжелым, был налог "на факелы", чтобы по ночам, когда иудеи возвращались с работы, они не могли читать свою Тору или обучать детей.
Однажды, когда во дворе горшечника пылало пламя обжигового костра, к нему пришел сборщик налогов. Он приравнял пылавший костер к двадцати факелам, и обязала Эльазара вносить в имперскую кассу столько сикелей , что продай он все, даже дом и землю, не смог бы рассчитаться.
Выход был в скрытии огня, чтобы не было видно даже малейших проблесков света, как того требовал Апеллес. И Эльазар начал искать подходящее решение.
Как-то на бесконечных просторах Негева, где Эльазар собирал цветные пески, служившие ему красителями, он набрел на небольшие давно погасшие печи, в которых для получения меди, плавили камни, добываемые в копях царя Соломона. В этих печах, как он тогда узнал, сжигали сравнительно мало топлива, привозимого из галилейского селения Эль-Пехам. Тем топливом были черные остатки оливковых стволов, сжигаемых без пламени, под слоем земли.
Однако воспользоваться этими знаниями Эльазару тогда не удалось. Нахлынули страшные события, унесшие жизнь его родителей и невесты Ривки. Шифру в тяжелом состоянии забрала к себе, в Лахиш, старшая сестра Хава.
Отчаявшийся Эльазар, для которого жизнь потеряла всяческий смысл, согласился на предложение купца Нимрода, и заменил собой его сына Ицгара, рекрутированного в греческую армию.
Эльазар пропустил бы мимо ушей, просьбу купца, если бы не Ицгар. На этого парня засматривались многие девушки селения, однако когда Эльазар обнаружил, что Ицгар явно симпатизирует Шифре, он изменил свое отношение к предложению Нимрода. Принял его.
Мало ли что может случиться за долгие годы армейской службы. Ицгар же, как надеялся Эльазар, не оставит Шифру в беде.
Теперь, после пятилетнего отсутствия, он сидел в своем доме и, в блаженном забытьи, слушал бесконечный рассказ Шифры.
Он уже знал всё о кузнеце Шмуэле – друге своего детства, не оставлявшем ни одной просьбы Шифры без внимания. О её подруге Иегудит, живущей в соседнем селении – Бетулия , у которой Шифра не раз гостила все эти годы.
Иегудит, по рассказам Шифры, была не только самой лучшей её подругой, но и самой красивой девушкой, которая когда-либо жила на земле Иудеи!
– Она – настоящая, дорогой мой брат! Настоящая! – с ранее незнакомым пылом обращалась она к Эльазару. – Я обязательно тебя с ней познакомлю!
С большим уважением, сестра говорила о постоянной и всегда незаметной помощи со стороны коэна Матитьягу.
Быстро промелькнули первые недели, после его возвращения, и он принялся восстанавливать мастерскую.
За прошедшие годы, несмотря на старания сестры, мастерская пришла в запустение. На стенах появилось множество трещин и птичьих гнезд. У самого пола, вдоль всей стены, зияли черные пятна нор мангуст.
"Что бы быть поближе к курятнику", – улыбнулся Эльазар.
Под потолком клубились десятки голубиных гнезд. Под ними светлели многочисленные дорожки налипшего помета.
Но главные трудности, понимал Эльазар, не в укреплении стен и очистке мастерской. Это он сделает в течение трех – четырех недель. Главное – как найти заказчиков?
Многодневные поиски оказались безуспешными. Его забыли. Те же, кто помнил, настолько обнищал, задушенный непосильными налогами, что о новых горшках не мог даже мечтать.
Эллинизаторская политика внедрялась Апеллесом беспощадно и последовательно. Малейшее сопротивление процессу эллинизации, Апеллес пресекал жестокими казнями и непосильными налогами.
На другом полюсе находилась эллинизировавшаяся иудейская знать. Иудеи, принадлежавшие к этой знати, меньше подвергались преследованиям, получали отсрочку при выплате налогов, жили боле зажиточно.
К таким иудеям принадлежал и купец Нимрод. Он был богат, пользовался поддержкой самого гипарха. Если Апеллесу что-либо требовалось от жителей Модиина, он обращался не к коэну Матитьягу, как делал всего год тому назад, но к купцу Нимроду.
Именно он, купец Нимрод, прихрамывая, первым пришел поздравить Эльазара с возвращением и одновременно сделать большой заказ на кувшины для масла, вина и ячменных зёрен.
Эльазар хорошо знал Нимрода. Он почему-то вспомнил, как тот пытался когда-то вытащить из чужого капкана попавшуюся крупную мангусту и ногой угодил в собственный. С тех пор он хромал.
,Адонай Всемогущ, – вздохнул Эльазар, – как быстро пролетело время.".
Купец был по-отечески ласков, многословен, рассыпался в похвалах герою, но Эльазара насторожило, что он ни словом не обмолвился об Ицгаре, да и Шифра, кажется, забыла о нем., Что с Ицгаром?" – хотел спросить Эльазар, но бесконечные излияния Нимрода останавливали его.
Нимрод принес подарки герою и его сестре, разложил их по комнате, показывал дорогие халаты, туники, сандалии с золочеными застёжками. Потом тяжело вздохнул.
– Мы все переживает тяжелые времена, дорогой мой сын, тяжелые, – повторил Нимрод, – люди бедствуют, теряют имущество и даже жизнь, но боги так сотворили человека, что всегда можно найти выход, – и он хитро прищурил глаз, – конечно, если у тебя голова на месте. – Нимрод сделал паузу и многозначительно прошептал: – С новым наместником можно ладить. У людей умных уже установлены во дворах жертвенники богам Эллады.
Эльазар вздрогнул. Значит, Нимрод не оговорился, сказав, что боги сотворили человека, а не Всемогущий, наш единый и вечный Господин.
– От сведущих людей я узнал, – продолжал меж тем Нимрод, – что льготы, имеющиеся у героя, дают ему право продавать без всякой пошлины все изготовленные в его мастерской изделия! Через год-другой ты станешь богатым человеком, дорогой Эльазар!
Затем Нимрод принялся горячо утверждать, что могущественная империя Александра Великого, хотя и была разделена на три царства после смерти полководца, вскоре вновь будет объединена и возвеличена Антиохом Эпифаном. – В этом историческом деле ему поможет победоносная армия, которая вот-вот прибудет из тех же мест, откуда прибыл ты, наш славный герой, – последнее Нимрод подчеркнул с особым значением.
– Я не прибыл из Антиохии, – холодно возразил Эльазар, – я возвратился домой.
– Конечно, ты прав! – быстро согласился купец. – И дома ты желанный гость!
– Не гость! – с нарастающим раздражением прервал его Эльазар. И желая завершить эту явно неприятную для него встречу, закончил: – Спасибо за подарки и за подробный рассказ о домашних событиях. Мне, действительно, многое было неизвестно.
– Я это знал! – обрадовался Нимрод. – Мне сам наместник Апеллес посоветовал первым поговорить с тобой. – Сделал загадочную паузу и добавил: – Ты должен быть с нами, не с хасидеями – этими безумцами, поднявшими руку на могущественную власть самого Антиоха!
– А я думала, – возразила присутствовавшая при разговоре Шифра, – что хасидеи – искренние ревнители нашей, иудейской веры и не хотят поклоняться греческим идолам, даже под пытками и страхом смерти! Они смелые и сильные люди!
Нимрод вскочил, как ужаленный, в испуге оглянулся, нет ли кого постороннего поблизости, прикрыл ладонью рот, как будто бы не Шифра, а он произнес эти крамольные слова, и зло выпалил: