– Мама… – я никогда не думал, что может быть так тяжело… – и вновь повторяет шепотом: – Так тяжело…
Шифра обнимает своих детей. Она плачет, к её горю прибавляется глубокое сожаление, что такая близость с детьми проявляется лишь с приходом большой беды.
Шифра оглядывается. Видит Бен-Цура, Эльку и Корнелия. У всех надорвана одежда. Недалеко от них группа женщин, среди которых Эфронит и Бат-Шева, они бережно поддерживают Юдит. За ними на расстоянии десяти – двенадцати шагов находился Иосиф, готовый в любую минуту прийти им на помощь.
В углу двора оплакивали усопшего купца вдовы и множество их детей. Шифра знала, что этим людям будет особенно тяжело. С кончиной Нимрода прекращалась скрытая от любопытных глаз, многолетняя помощь, которую Нимрод оказывал этим бедным людям.
Кто теперь поможет им отпраздновать достойную свадьбу подросшей дочери? Кто подарит невесте красивое шелковое платье, или незаметно принесет новый халат юноше, празднующему бар-мицву? А разве не рассказывали Шифре, как однажды Нимрод лично принес портному Ирмиягу кроватку для десятого мальчика, родившегося в этой благословенной детьми семье? Знала Шифра и то, что Нимрод незаметно оставил в руках полуслепого портного, кошелек с серебряными шекелями…
Теперь все это невольно всплывало в её памяти.
Возможно, думала она, её муж Бен-Цур знал многое из того, что дошло до её ушей лишь сегодня. Она взглянула на него и увидела, что его что-то настораживает. Шифра проследила за его взглядом и поняла, что он внимательно следил за внушительным количеством людей, пришедших проводить Нимрода в последний путь. Среди них не было ни одного римлянина, хотя они, как хорошо знала Шифра, чаще других пользовались услугами купца.
С его помощью они отправляли домой увесистые посылки. Брали у него взаймы солидные суммы денег, нередко забывая их возвратить.
Не считать же Корнелия представителем римских властей, с горькой улыбкой подумала она, Корнелий живет в Модиине более двух лет, и стал таким же, как все другие жители. Она вспомнила, как помогала ему и Бат-Шеве сажать их первый виноградник. Как подарила им несколько саженцев граната и смоковницы…
Вскоре к Шифре подошла Бат-Шева. При виде матери, обнимавшей своих взрослых детей, была растрогана. Однако открытие, которое мучило её, все же заставило Бат-Шеву поделиться с Шифрой. Она с тревогой спросила:
– Ты видела лицо покойного, когда его омывали?
– Нет.
– Я видела! – возмущенно прошептала Бат-Шева. – Его лицо было иссиня-черным, как у людей отравленных римским ядом. Об этом же мне сказал и Корнелий.
– Замолчи! – так же шепотом приказала Шифра.
Паланкин из грубо обтёсанных досок, окутанный белым покрывалом, был последним ложем Нимрода. Его несли, сменяя друг друга, Бен-Цур, Ицгар, Элька, кузнец Шмуэль, Давид, Ноах….
На кладбище, раскинувшемся вокруг могил семейства Хасмонеев, Слышались рыдания женщин, плач детей. Ицгар не отходил от усопшего. Раскачивался в глубокой печали. В надорванной рубахе, с головой посыпанной пеплом, он казался значительно старше своих лет. Глядя на него, еще громче рыдали стоявшие неподалеку женщины.
Относительная тишина наступила, лишь, когда Ицгар начал читать заупокойную молитву – кадиш. Рав Нафтали не участвовал в траурной процессии. Ему, коэну , священнослужителю Храма, запрещалось входить на кладбище. Он находился в стороне, за пределами кладбищенской ограды. Его взор был полон боли, сожаления, тяжелого горя.
И вдруг над горевавшей толпой взвился истошный крик.
– Нимрод не умер! Его отравили римляне!!…
То была одна из женщин, окружавших Бат-Шеву. Этот крик эхом отозвался в лесу, запутался в густой листве дубняка, захлопал множеством крыльев взлетевших голубей.
Нимрода похоронили на кладбище, в неглубокой пещере, рядом с могилой его родного сына Ицгара.
Видя тяжелые переживания сына, и желая хоть как-то отвлечь его, Шифра велела Ицгару заняться приемом непрерывно прибывавших на прощальную трапезу.
Он и Элька расстелили ковры и множество циновок. Во дворе дымилось несколько очагов с большими сосудами густого чечевичного супа. Ни один человек не должен голодным покинуть двор. Ицгар был уверен, что таковым было желание Нимрода, его учителя, наставника, друга.
Весь день, до глубокой ночи не иссякал поток людей. Мужчины, женщины, дети робко протискивались в глубину двора, стояли вдоль стен, присаживались на корточках, размещались на рогожах, коврах, циновках.
Еды хватило на всех.
Глава 21 "Рим повержен!"…
После похорон Нимрода странное затишье продолжалось и это вызывало особую тревогу Бен-Цура. Из прошлого опыта он знал, что, потерпев неудачу, легионеры, обычно, перестраивались и тут же с удвоенной энергией набрасывались на противника. Единственный исход схватки, который был для них приемлем – победа.
Шмуэль также не скрывал озабоченности, он предполагал, что за этим затишьем скрывается какой-то коварный маневр Цилия Кая. Кузнеца поддерживал Корнелий, но он глубоко сомневался в тактических способностях Кая.
– Не случайно Кай задействовал в своих коварных планах легионного инженера, – сказал Корнелий и с презрением добавил: – В боевой обстановке Кай – пустой сосуд.
– Это так, – кивнул Бен-Цур, – для нас представляет опасность не Цилий Кай. Иудея подобна Везувию перед извержением. Император может прислать к нам мощную армию во главе с опытным военачальником. – Затем тихо добавил:
– Римляне боятся мелких неудач больше чем больших потерь. Они считают: мелкие неудачи армии рождают большие энергии у противника.
– Ты прав, командующий! – подтвердил слова Бен-Цура рав Нафтали. – Римляне, как правило, не допускают, чтобы на поле боя последнее слово осталось за противником, даже если это не слово , но "тихий шепот". Впереди тяжелые испытания.
После длительной паузы рав Нафтали сказал:
– Как же нам сейчас недостает, светлой памяти, незабвенного Нимрода! – неожиданно сообщил: – Он был для нас связующим звеном с внешним миром…
В разговор вступил Шмуэль.
– Наши отряды, – сказал он, – насчитывают более двух тысяч воинов, но, к сожалению, треть из них не имеет ни оружия, ни боевого опыта. Сотня Ноаха, хотя и быстро увеличивается, но люди там вооружены только кинжалами – в открытом бою с легионерами они окажутся беспомощными.
К их ночным рейдам римляне, конечно уже подготовились. И мы не можем повторять тот же маневр, хотя и был он весьма успешным.
– Тем не менее, – четко произнес Бен-Цур, – у нас нет другого выхода, кроме организации активной защиты. Все прилежащие к Модиину селения, горы и ущелья мы обязаны превратить в крепости.
Бен-Цур развернул карту с множеством пометок.
– Будем сражаться, – и он показал кончиком короткого меча на точки, обведенные кружочками, – за каждый холм, за каждый выступ, за каждый дом. Используем подземные пути для переброски бойцов в тыл врага, а при надобности для отступления.
– Мы не отступим! – решительно заявил всё время молчавший Ноах. – Моя сотня, – продолжал он с гордостью, – вовсе не сотня, но триста двадцать человек. Среди них восемьдесят бойцов из кузнечных цехов. У них щиты и хорошее оружие. Кроме того, мы многому научились в ночных схватках с легионерами. Мы победим римского монстра!
– Мой юный друг, – терпеливо сказал Нафтали, – не забывай, что и легионеры извлекли урок из твоего опыта. Они не всегда будут беспечно спать. К тому же, римляне проводят непрерывные военные учения, в том числе и ночные.
– Все равно! – заявил Ноах с чисто юношеским упрямством. – Мы следим за язычниками, мы найдем к ним подходы, всё же большую часть ночи они спят! А мы – научились не спать. И сделаем, так чтобы они никогда не проснулись!
– И все-таки, прислушайся к совету более опытных людей! – наставлял Нафтали.
Углубившись в рассмотрение деталей на карте, Бен-Цур никак не реагировал на дискуссию между Ноахом и Нафтали – то ли не слышал, то ли делал вид, что не слышит. Наконец, он заговорил:
– Для подготовки успешных боевых действий мы обязаны эффективно воспользоваться перерывом, неизвестно по каким причинам наступившем сейчас. Шмуэль расставит наблюдателей на всех дорогах, ведущих к Модиину. Мы должны знать о любом передвижении противника. Ноах займется тренировкой своих людей, готовя их не только к ночным рейдам, но и к дневным схваткам с наступающими легионерами, – последние слова Бен-Цур подчеркнул особо. – Важно уметь пользоваться не только кинжалом, но также мечом и щитом. Тебе в этом очень важном деле поможет Корнелий.
Ноах хотел было резко возразить, но мрачный взгляд Бен-Цура остановил его.
– Элька и Ицгар, к вам просьба иного характера: распределить по сотням оружие, привезенное от наших братьев из Марканда, и научить людей как им пользоваться.
Ицгар кивнул, а Элька неожиданно приблизился к Бен-Цуру. На нем был необычной формы охотничий хитон. Он облегал толстым слоем грудь и спину Эльки. Налетевший порыв ветра ничуть не изменил формы хитона. Элька попросил Бен-Цура ударить по хитону мечом.
Бен-Цур насупился, упрекнул Эльку в несерьезности. И тогда Элька, зная вспыльчивость Ноаха, умышленно толкнул его. И Ноах, как и ожидал Элька, мгновенно выхватил кинжал и плашмя ударил Эльку по плечу.
Теперь настала очередь удивляться Бен-Цуру. Кинжал отскочил, как от камня. После этого Элька снял хитон, поставил его на землю. Хитон, подобно металлическому панцирю, чуть согнулся, но не смялся.
Хитон обступили, начали ощупывать, попытались проткнуть кинжалом, затем мечом. Но хитон не поддавался.