Примерно в эти же часы, при тусклом свете взошедшей луны, небольшая группа мужчин, стараясь быть незамеченной, скрылась в одном из дворов Модиина. У каждого за плечами возвышался объёмистый мешок.
То были Корнелий, Ицгар и Давид.
Из этого укрытия они появились лишь к вечеру следующего дня.
По известному им туннелю, они вышли к долине Аялона. Выбрав небольшую площадку, окруженную высоким тростником, они вытащили спрятанную в мешках одежду.
Здесь же, в густых зарослях ивняка стояли лошади и мирно жевали овес из подвешенных мешков. Спустя полчаса, группа преобразилась. Она представляла собой небольшой разъезд римских легионеров, каких немало встречалось на бесконечных дорогах империи.
После трех часов быстрой езды они оказались в Эммаусе у ворот лагеря Пятого легиона. Вперед выехал Корнелий. Он о чем-то долго разговаривал с начальником охраны. Затем вышел и попросил у Ицгара прихваченный тугой кошелек.
Наконец ворота распахнулись, и они услышали грубые солдатские пожелания хорошо повеселиться с девчонкой. Корнелий на ходу подхватил брошенный ему ключ от клетки, где находилась Юдит.
Взвешивая в руке тяжелый кошелек, легионер подмигнул Корнелию:
– Поделимся с Каем… – и показал фигу, тем самым намекая Корнелию, чтобы тот держал язык за зубами о ночном визите к легионной даме.
Корнелий небрежно, как это делали богатые всадники, отдал честь начальнику караула, затем подъехал вплотную и, оглянувшись, передал ему объемную амфору с крепким, хорошо ароматизированным вином.
Вскоре трое всадников оказались у освещенного дымными факелами сарая. Сбитый из толстых, плохо отесанных брёвен, он напоминал клетку для крупного зверя.
Замок и тугой узел закрывали узкую решетчатую дверь. Корнелий, не слезая с лошади, разрубил узел, и Ицгар, схватив факел, зашел в клетку. В ту же секунду Корнелий и Давид услышали глубокий сдавленный стон. Такой стон мог издать лишь тяжело раненный зверь, но не человек.
В ту же секунду в клетке оказались Давид и Корнелий. Они застыли от открывшегося зрелища. На куче соломы в грязном рваном тряпье сидело непонятное полуобнаженное существо. Фиолетовые пятна кровоподтёков расплылись на животе, руках, ногах.
Голова была начисто выбрита, давно немытое лицо землистого цвета и на этом мертвенном лице застыли бесцветные, широко раскрытые глаза.
В этом существе ничто не напоминало юную, искрящуюся жизнью, Юдит.
Видя растерянность юношей, к ним подошел Корнелий. Мгновенным ударом короткого меча, перерубил толстый канат, привязывающий жертву к железному кольцу, вбитому в сваю. И таким же быстрым движением закутал Юдит в свой боевой плащ.
Ицгар подхватил её, такую неправдоподобно легкую, посадил на лошадь, вскочил сам и Корнелий привязал Юдит к его спине. Затем накинул на обоих боевой плащ.
У самых ворот Ицгар неожиданно развернулся и возвратился к командным шатрам. В самый роскошный из них, представляющий жилище Цилия Кая, швырнул горящий факел.
Вскоре они вновь оказались у ворот лагеря. Как и предвидел Корнелий, стража крепко спала. Сработали специи Шифры, ароматизировавшие крепкое вино.
Еще до рассвета вся группа была в Модиине.
А на следующий день Корнелий приступил к обучению ополченцев к защите и нападению.
На скептический вопрос Бат-Шевы, правильно ли она поняла, что он собирается обучать женщин нападению, Корнелий совершенно серьезно ответил, что это он и намерен осуществить.
– Именно: учить женщин на-па-де-нию! – затем примирительно добавил: – Чтобы защитить себя от нападающего врага. Не убегать, если чувствуешь, что тебя настигают! – Помолчав, продолжил:
– Надо действовать так, как, например, ведут себя дикие кошки, волки, даже зайцы, защищаясь от преследующего их орла.
Я сам видел, – с детским увлечением рассказал Корнелий, – как орел настигал убегавшего зайца и тот неожиданно перевернулся на спину и мощными задними лапами нанес такой удар по нападавшему орлу, что всё вокруг было усеяно перьями. Хищнику пришлось отступить.
В один из дней пришел разъяренный Тарфон и велел Корнелию немедленно прекратить занятия, враждебные духу нашего Священного писания.
– Почему самозащита женщин враждебна Священному Писанию? – наивно спросила Ора.
– Ты еще слишком молода, чтобы задавать такие вопросы! – оборвал её Тарфон. – Но отвечу: При таких занятиях возникает запретная близость между обучающим и ученицами!! И если занятия с язычником не прекратятся, я сейчас же сообщу Совету Двадцати трёх и потребую наложить на всех вас проклятие!
– Зачем же, такому занятому человеку терять время и нервы, чтобы просить Малый Синедрион о столь жестоком наказании, если здесь находится представитель Великого Синедриона рав Нафтали? – раздался спокойный голос Бен-Цура.
И все увидели рава Нафтали, скромно наблюдавшего за военными занятиями.
– Брат Тарфон, – обратился к нему Нафтали, – согласись, что всегда лучше, когда ты можешь себя защитить, и умеешь это делать?
Согласно законам Галахи, – защита жизни иудея, то есть его спасение " пиккуах-нефеш " – важнее всех запретов на контакты между мужчиной и женщиной. К тому же обучающий требует не телесной близости, а всего лишь сближения с нападающим противником, чтобы обезвредить его, нанести удар первым и тем сохранить свою жизнь.
– Ты хорошо знаешь, что в отряды ополчения призваны только мужчины, способные сражаться, – продолжал Нафтали, – женщины же участвуют по своей доброй воле.
Так, что, брат Тарфон, твой протест отвергается.
Что же касается Корнелия, то у него, действительно, иная вера, но он наш друг. Он сочувствует нам. Он живет с нами. Так, что пожелаем ему и всем нам успехов в нашей общей благородной миссии.
Нафтали улыбнулся и, попросил Корнелия продолжить занятия.
– …В подлунном мире всё так устроено, – говорил Корнелий, – что убегающего убивают, а когда ты из убегающего превращаешься в нападающего – убегает враг.
Именно для этого надо знать, как лучше защищаться, чтобы враг не опередил тебя.
И Корнелий велел каждому из ополченцев догнать "убегающего" которым был сам Корнелий и "убить" его.
Первой бросилась за Корнелием Ривка и когда она почти настигла его, Бат-Шева увидела в её руке сверкнувший кинжал. И перед Бат-Шевой, подобно молнии, промелькнула картина недавнего покушения на Корнелия с участием той же Ривки. Игра грозила превратиться в трагедию.
Однако произошло именно то, о чем говорил Корнелий. Когда Ривка с занесенным кинжалом оказалась у него за спиной, Корнелий сделал прыжок в сторону, и Ривка пронеслась мимо. Но не успела сделать и двух шагов, Корнелий присел, подставил ногу и Ривка, уронив нож, грохнулась на землю. Нож отлетел далеко в сторону.
Корнелий помог ей подняться. Возвратил нож. В наступившей тишине было слышно частое дыхание Ривки и непонятное всхлипывание Бат-Шевы.
Вторым упражнялся Ноах. С ним Корнелий справился другим приемом. Когда Ноах настиг Корнелия, тот резко остановился и выбросил вперед руку с таким же кинжалом, как был у Ноаха. Однако в последний миг Корнелий резким движением отвел в сторону свое оружие и второй рукой выбил кинжал из рук Ноаха.
Так они упражнялись с утра и до наступления темноты.
В течение пяти дней все люди, способные носить оружие, прошли обучение у неутомимого Корнелия.
Глава 18 Статуя императора
Густой туман завис над полями Модиина. Белые облака, возлежавшие на земле, щедро одаряли влагой оливковые рощи, приземистые густолистые смоковницы, отяжелевшие кусты граната.
В туманной тишине не было слышно шагов Шифры. Несмотря на преклонный возраст, она двигалась вдоль границ своего земельного надела, легко и свободно, словно плыла в облаках.
Крупные пшеничные зерна просвечивали сквозь мокрую прозрачную мякину. Шифра глубоко вдыхала запахи хлебов. При виде плотной стены созревших колосьев сердце её наполнялось тихой радостью. Впервые, после трех лет изнурительной засухи появилась надежда на обильный урожай.
"Приближается время жатвы, – с волнением думает она. – Только бы не помешал туман. Уборка мокрых колосьев ничего хорошего не даст. Однако когда туман рассеется, – мелькнула тревожная мысль, – и пригреет летнее солнце месяца сиван , может произойти наихудшее – защитная пленка мякины высохнет, раскроется и зерна осыпятся на землю. Урожай будет потерян!"
– Этого не должно случиться! – с тревогой шепчет она. В доме нет никаких запасов, к тому же её семья задолжала римским властям около двадцати сея зерна и половину такого же количества пшеничной муки.
Она долго и внимательно рассматривала колоски. С радостью обнаружила, что еще не все они созрели. Большая часть поспеет через неделю или даже две.
До этого Бен-Цур и Ицгар успеют съездить к Степному морю и привезти белые горючие камни для кузницы Шмуэля. Он обещал изготовить полдюжины новых серпов. Старые вконец износились.
Шифра с облегчением вздохнула. Подняла глаза к небу:
– Адонай, – неистово молилась она, – умоляю Тебя, не оставляй нас! Её молитву прервал тревожный голос Эфронит.
– Мама! Я еле тебя нашла! – Отец, Шмуэль, Эльазар, Давид, Ноах и Ицгар собираются в Иерусалим! – выпалила она единым духом.
– Что случилось? – спросила Шифра. – До праздника Первого снопа еще целых две субботы. Однако, глядя на взволнованную дочь, почувствовала, что её охватывает страх. Слишком много горя свалилось за последнее время.
Эфронит оглянулась, нет ли поблизости чужих людей, продолжила: