– Положение хуже, чем можно было ожидать, – сказал Корнелий, глядя на Бен-Цура. – Не лучше обстоят дела и с девочкой, хотя здесь удалось кое-что предпринять, но об этом позднее.
– Цилий Кай потерял рассудок, он непрерывно повторяет одну и ту же фразу:
"Я сотру с лица земли это змеиное гнездо!"
Он направил несколько посланий прокуратору и даже в Рим, требуя позволения разрушить Модиин. И прокуратор разрешил ему провести карательный поход против Модиина.
– Кай, – продолжал Корнелий, – намерен возглавить военный отряд в составе резервной манипулы третьей когорты, то есть две полные центурии по шестьдесят легионеров каждая. Поддержку активной части легиона он не просил. Разве что для преследования убегающих иудеев ему понадобится кавалерийская турма.
– Он считает, – многозначительно подчеркнул Корнелий, – что этого достаточно, чтобы осуществить свой кровавый замысел.
Старики, служащие в резервной манипуле, – продолжал Корнелий, – не очень рады предстоящей операции. Они отвыкли от активных боевых действий. И после событий в Иерусалиме поняли, что задание будет не из легких.
– Мы подтвердим их опасения, – тихо сказал Бен-Цур.
– Я сказал им то же самое, – в знак согласия кивнул Корнелий, – я уведомил их, что иудеи будут сражаться за каждый дом, за каждый камень, – затем со злой усмешкой добавил: – Цилий вряд ли задействует кавалерийскую турму.
Конники – в основном богатые люди. Они не очень любят ввязываться в схватки в застроенных районах, или в горных условиях. Им нужны ровные площади… Впрочем, – добавил Корнелий, – в боевых порядках легиона место солдата в сражении определяет не богатство человека, но его возраст.
При последних словах Корнелия зашли Шмуэль, Давид и Элька.
Элька впервые был в доме Бат-Шевы.
– Каково оружие у легионеров резервной когорты? – по– деловому спросил Шмуэль.
– Обычное, – ответил Корнелий, – дротики, копья, короткие мечи, шлемы, панцири и бронзовые щиты.
Элька сидел молча, он недавно узнал от Шифры о посещениях Корнелия территории легиона. Посещения, которое могло стоить ему жизни. Был восхищен смелостью этого человека. Вместе с тем он знал, что между ним и Корнелием стоит непреодолимая стена.
Единственной тому причиной была Бат-Шева. А теперь и её сын.
Ко всем переживаниям Эльки прибавилось совершенно незнакомое чувство тревоги за её ребёнка. Он ни на минуту не мог забыть тот знаковый момент, когда Шифра вышла во двор с новорожденным. Подняла высоко над головой и громко оповестила : "СЫН"!…
Густые темные волосы покрывали головку младенца. Они начинались почти у самых бровей, точно так же, как в детстве у Эльки и всех мужчин его рода.
И еще одна деталь, не дающая покоя, врезалась в его обостренную память. На торжественном событии брит-мила, в день приобщения Рехавама к Союзу с Адонаем, Бат-Шева дала Эльке подержать мальчика. Неожиданно для себя, он увидел за ушком ребёнка точно такие же спаренные родинки, как у него самого.
Знает ли об этом Бат-Шева? – с тревогой думал Элька, но ответа у него не было. К тому же Бат-Шева никогда не давала повода, чтобы он мог подумать, что ребенок имеет какое-либо отношение к нему.
Бат-Шева – главный смысл жизни Корнелия, пресёк свои размышления Элька, и он никогда не разрушит их единства.
Мысли Эльки прервал голос Бен-Цура. Он с неожиданной теплотой произнес:
– У нашего друга Корнелия есть важное сообщение.
Элька видел, как переглянулись Ицгар и Давид. Оба встали, направились к выходу. Корнелий кивнул им, сказал: "Встретимся позднее". Вскоре прибыли остальные члены Совета ополчения.
– Продолжай, – попросил Бен-Цур.
– В составе Пятого имеется легионный инженер, он уже однажды был в Модиине в качестве парламентера. Его опыт и светлая голова не раз помогали легиону победить даже в самых безвыходных ситуациях.
Инженер сведущ во всех видах военной тактики – хорошо знает возможности римского оружия. Да и сам он внес немало усовершенствований во все виды боевой техники. Особенно в новейшую, огневую.
Бен-Цур и Шмуэль внимательно слушали сообщение Корнелия. Бен-Цур вспомнил огневые средства, применявшиеся римлянами в морских сражениях, во время осад крепостей, но впервые слышит о применении огневых снарядов или иных средств в пешем строю.
– Этот чужеземец запугивает нас! – вскочил на ноги Тарфон. – Он сеет панику!
– Сядь! – тихо сказал кузнец Шмуэль и ловким движением подбил Тарфону ноги. Усадил рядом с собой.
– Инженер, – продолжал Корнелий, – всегда взвешивает силы противника, внимательно изучает его укрепления, затем предлагает приемы, ведущие к победе.
– Всё это надо учесть, – громко сказал Бен-Цур. – Прошу тебя, друг Корнелий, пройти по сотням и посоветовать командирам, как надёжнее отбиваться от легионеров. Они должны знать главные принципы самообороны и нападения.
– Да, командующий! – коротко ответил Корнелий.
– И всё же, что ты имел ввиду, когда начал разговор об инженере? спросил явно озабоченный Шмуэль. – Этот человек опасен для нас? Его следует уничтожить первым?
– Я недавно говорил с инженером, – ответил Корнелий, – он знает, что я здесь живу. Он по-прежнему сочувствуем вам … .
– Нам не нужны сочувствия карателей! – вспылил Тарфон. – Нам нужна их гибель! Его надо убить! Мы можем встретить его, когда он будет выходить из ворот лагеря!
– Убить его мы успеем! – спокойно возразил Корнелий. – Инженер… – иудей ! Его сочувствие может быть полезным для нас. – При этих словах Корнелий неторопливо поднялся и вышел.
– Нам не нужно сочувствие врага, а тем более предателя-иудея! – вдогонку бросил Тарфон. – С такими у нас один разговор, – и он коснулся висевшего на поясе ножа.
– Уймись, уважаемый Тарфон, – вмешался в разговор рав Нафтали, – ваш метод " разговаривать" дорого обошелся многим невинным людям на Храмовой горе.
– Ложь! – тут же ответил Тарфон, – мы первые начали уничтожать язычников и предателей-иудеев! Еще до этого! Мы первые призвали к восстанию, но нас не поддержали! Мы против любого сотрудничества с римлянами!
– Твоя беда, Тарфон, состоит в том, что ты забываешь важную истину, – вразумительно сказал Нафтали, – мало ненавидеть врага. Надо точно знать пришло ли время к его изгнанию. Ослаб ли враг и готовы ли мы. И это должно быть нашей путеводной нитью.
Нафтали замолк, сделал глубокий вдох, продолжил:
– Нынешнее сотрудничество с империей, полезно также и нам. Разве мы не пользуемся хорошими римскими дорогами, единой денежной системой, монопольными ценами на соль, масло, пшеницу, да и многим другим?
Так, например, уходящие в отставку легионеры, получают надел земли в любой провинции империи, кроме Иудеи. Наша земля остается закрытой для язычников.
Конечно, под имперским гнетом жить нелегко. Но это цена, которую приходится платить за выживание нашего народа, за сохранение Иудеи!
Рим могуч, – говорил Нафтали, – он владеет всем миром и в настоящее время заинтересован в спокойствии во всех своих владениях. И это спокойствие позволяет нашим хлеборобам засевать поля и собирать урожаи, пастухам умножать свои стада, ремесленникам…
– Ты ставишь спокойствие выше чести и свободы! – прервал его Тарфон, твоё благоразумие, мудрый старец, и твоя осторожность граничат с предательством памяти бесстрашных Маккавеев!
Нафтали, выдержал паузу после резкой реплики Тарфона, ничего не ответил, продолжал:
– Мне вспомнился недавний разговор с римским легатом, смелым и мудрым человеком. Он пробыл в Иудее достаточно времени, чтобы понять наш народ. Он сказал, что, по его мнению, Рим и Иудея могут быть верными союзниками. Невидимый иудейский Бог есть Бог иудеев, но не римлян. У римлян свои боги, и право каждого следовать по предначертанному ему пути.
Жаль, что в Риме многие этого не понимают!
Неожиданную речь Нафтали слушали с большим вниманием. Особая удовлетворенность отражалась на лице Шмуэля. Он видел, как его сын Ноах ловит каждое слово, произнесенное священнослужителем, и у Шмуэля становилось светлее на душе. Появлялась надежда, что Ноах найдет правильную дорогу.
Меж тем Нафтали продолжал:
– Я был глубоко тронут, услышав от столь высокопоставленного римлянина буквально следующее:
" Иудеи – народ вечный, – сказал он, – что же касается Рима, то здесь всё не столь однозначно"…
И как бы в подтверждение слов легата, Нафтали сообщил:
– Недавно я побывал в Риме. Двор императора погряз в разврате, доносах, убийствах, заговорах. Империя в преддверии гибели. И не нам об этом сожалеть.
Я уверен, что римское господство близится к закату! И хотя они все еще пытаются навязать нам своих богов, они не отнимают нашего, Единого и никогда не смогут это сделать!
Терпение народа, – твердо произнес Нафтали, – если у него не отнимают его веру, исключает гибель людей, разрушение их домов, сел и городов.
Временное господство римлян на нашей земле оскорбительно, но не гибельно для нас.
Наша вера и наша земля остаются навечно нашими!
– Разжечь огонь, – обратился Нафтали к Тарфону, – не требует большой мудрости, – и с огорчением добавил: – Но в этом огне можно сгореть, так ничего и не добившись…
Однако, если нам навязывают войну, мы будем сражаться в полную силу. И да всегда пребывает с нами Господь наш Адонай!
– Думаю, все ясно, – строго сказал Бен-Цур. – С этой минуты мы все – воины единой армии, армии народа Иудеи. Споры и разногласия оставим до благословенного дня, когда одолеем карателей.