К этой знати относились разбогатевшие сборщики налогов, завышавшие установленные римлянами подати и разницу прятавшие в свой карман. Таковыми были и административные чиновники высокого ранга, представлявшие римскую власть и имперский порядок, столь важный для оккупационных властей.
Старания этих чиновников хорошо оплачивались за счет всё тех же, крайне обнищавших жителей Иудеи.
Дома знати, как правило, были окружены высоким каменным забором. Однако не забор отделял этих людей от своих же собратьев. Их разделяло нечто более существенное и непреодолимое.
Они жили рядом, но представляли собой противоположные полюса. То, что было хорошо для одних – угрожало самому существованию других.
Всемогущий бросил между ними посох, и этот посох разделил их на враждующие части, хотя и были они дети одного народа.
"Зачем Адонай это сделал? – не раз задавала себе вопрос Шифра, но ответа не находила. – А имеется ли хоть один из смертных, кто бы знал ответ на этот вопрос? – спрашивала Шифра и сама себе отвечала, – наверное, нет!"
Пути господни неисповедимы.
Но раз Он, её Адонай, вершит дела свои именно таким образом, значит так и надо, убеждала себя Шифра.
И лишь теперь, когда на них обрушилась неизмеримо тяжелая беда, она узрела великий смысл в деяниях Всевышнего.
Она знает что делать, чтобы спасти Юдит. Эту ни в чем не повинную чистую душу, бесконечно родное существо, ангела, оставленного ей братом Эльазаром и незабвенной Эстой.
Шифра пойдет к ростовщику Кцие. Она не раз пользовалась его услугами, когда была острая необходимость в деньгах. Условия представляемых им займов были очень тяжелыми, но безвыходное положение заставляло людей принимать эти условия.
Шифра знала и другое, что было для неё крайне важным, к ростовщику шли не только попавшие в беду односельчане, его посещали и влиятельные римские чиновники, нуждавшиеся в срочных займах. Для этих людей Кция возвел в тенистом углу двора, недалеко от колодцев, роскошные термы для омовения, ничем не напоминавшие скромную микве.
Рассказывали, что в этих языческих купальнях есть ванные с горячей водой и даже бассейн. И еще, чтобы после купания приятно было стоять на каменном полу, снизу пол подогревается горячим воздухом, идущим от печи, совсем не похожей на гончарную печь Эльки.
Среди важных римлян, посещавших ростовщика Кцию, как Шифре рассказывала Бат-Шева, были и военные из Пятого легиона, схватившие девочку.
Кция, и только он, может помочь ей вырвать Юдит из цепких рук римлян, решила Шифра.
Она ничего не расскажет Бен-Цуру. Она сама пойдет к ростовщику и спасет девочку, как когда-то спасла от верной гибели Эку – дочь вождя племени мосинойков. И теперь Эка поможет ей!
У Шифры появилась уверенность, что при виде золотого самородка, когда-то подаренного Экой, жадный Кция вылезет из собственной шкуры, но сделает всё, что Шифра у него попросит.
Приняв это решение, Шифра хотела сразу же отправиться к ростовщику, но тут она услышала стук молотка по куску железа, висевшему у ворот. Стук был ровным, неторопливым, даже, как ей показалось, успокаивающим.
Так звонил только один человек, которого они все давно не видели, и Шифра поспешила к воротам. Распахнула их. Это был именно тот человек, о котором подумала Шифра.
– Да будет благословен входящий! – с искренней радостью встретила она гостя.
– Да благословит Адонай живущих в этом доме! – последовал ответ улыбающегося рава Нафтали.
Увидев его вблизи, Шифра даже отступила на шаг, ей вдруг показалось, что это вовсе не Нафтали, так сильно он изменился с тех пор как гостил у них три или четыре рождения луны тому назад.
Черты его лица заострились, обнажились острые скулы, под глазами темнели плотные серые полукружья.
Его лицо, одежду, головной убор покрывал толстый слой желтой дорожной пыли.
Перед Шифрой стоял худой, старый, очень усталый человек. Она попыталась запереть ворота, но рав Нафтали, виновато улыбнулся, остановил её, вновь вышел и тут же возвратился с таким же усталым, покрытым дорожной пылью, мулом.
В одну бессонную ночь без отдыха и еды они преодолели по бездорожью долгий путь от Иерусалима до Модиина.
Шифра взяла из рук Нафтали повод мула, и позвала Эфронит, чтобы та отвела животное в сарай, напоила и дала ему корм. Сама же быстрым шагом направилась к дому.
Однако, привлеченные звоном металла, из дома вышли Бен-Цур, Элька, Шмуэль и Ноах. За ними у дверей остановились Бат-Шева и Корнелий. Все они с большой теплотой встречали прибывшего друга.
Какие новости он привез из столицы?
Шифра вынесла амфору с водой, на её плече лежало, белое льняное полотенце.
Произнеся молитву, гость тщательно вымыл руки и лицо, слегка промокнул полотенцем и с облегчением вздохнул. Он был среди старых испытанных друзей
К пище, расставленной на циновках, Нафтали почти не прикоснулся. Съел несколько подсушенных ягод винограда, сладкий рожок, зато с явным удовольствием выпил три чашки душистого травяного чая.
И каждый раз, принимая от Шифры новую чашку, он глубоко вдыхал идущие от чая запахи полей и склонов гор, где Шифра собирала эти травы.
Угощая Нафтали, Шифра с удивлением обнаружила, что ошиблась, увидев в приехавшем госте крайне измотанного, старого и немощного человека.
В окружении её семьи, умывшись и сменив дорожные одежды, он вновь излучал доброту, скрытую энергию, готовность бескорыстно и без устали помогать ближним.
И в её душе укрепилась надежда, что ей удастся спасти Юдит.
В ходе беседы рав Нафтали сообщил Эльке, что однажды он услышал в Иерусалиме о его необычных гончарных изделиях. Однако, увидев смущение на лице Эльки, посчитал нужным объяснить.
– То, что я сейчас расскажу, произошло во время молитвы в Храме. Не знаю почему, но я оглянулся и увидел почтенного пожилого человека. Этот человек, как я понял по его самоотверженной молитве, обращался к Всевышнему с очень важной для него просьбой. Он молился с таким самозабвением, что я не устоял, подошел к нему и спросил:
– Если иудей так горячо молится, значит, у него имеется очень важная на то причина. И я присоединяюсь к твоей молитве. Да поможет тебе Адонай! Но поскольку наши земные просьбы касаются наших земных дел, может я смогу чем-нибудь помочь тебе, добрый человек?
– Спасибо, – сердечно ответил молившийся. – Я очень старый иудей. И чувствую, что вскоре моя душа возвратится к её вечному Хозяину. Однако прошу я не за себя, а за моих двенадцать сыновей, чтобы Всемогущий держал над ними свою щедрую длань!
– Как зовут тебя и имена твоих сыновей? – спросил я. – За их благополучие и я готов воздать молитву!
– Немногие знают меня по имени, – сказал он, – я сандлар, ремонтирую обувь, и это стало моим именем.
– Конечно же! Я тебя вспомнил, – радостно сказал Нафтали, – ты – тот самый уважаемый иерусалимский сандлар, а имена твоих детей знают все. Каждый из них – одарен именем отца-родоначальника одного из двенадцати колен израилевых!
Их имена: Иегуда, Звулун, Иссахар и Рувен, Шимон, Гад и Эфраим, за ними следуют Менаше, Биньямин и Дан, и, наконец, Ашер и Нафтали. Не так ли?
– В это время завершилась молитва, – рассказывал Нафтали, – и мы могли спокойно поговорить с этим искренним человеком.
– Да, – подтвердил старый сандлар – это я, и ты правильно назвал имена моих сыновей. Да продлятся их годы!
Помолись за них. И еще, прошу, – сказал он, – найди место в твоих молитвах для людей, святых для меня и моей семьи – гончара из Модиина, мастера Эльазара бен Рехавама, да будет вечной память о нем и его сына Эльки, да продлятся его годы до ста двадцати!
Они помогали моему семейству выжить многие годы, пока мои дети не начали сами себя кормить…
– Затем, – с улыбкой продолжал Нафтали, – этот благородный человек извлек из своей сумки необычно раскрашенную игрушку.
Сказал, что у его детей никогда не было красивых игрушек, кроме тех, что дарил им гончар из Модиина.
Дети, слава Всевышнему, выросли, а игрушки достались мне, выжившему из ума старику. Играй, мол, сколько хочешь!.. – и на лице Сандлара появилась виноватая улыбка.
Он приложил эту игрушку к губам, и неожиданно раздались полные грусти и тоски звуки. Эти звуки издавала небольшая глиняная флейта, по форме напоминавшая рожок.
– А потом этот благородный человек, протянул мне флейту и попросил, чтобы я, если встречу сына мастера Эльазара, возвратил ему эту игрушку.
– Мне она больше не понадобиться. Пришел мой час возвратить Хозяину то, что принадлежит только ему, закончил Сандлар.
При этих словах Нафтали вытащил из своей сумки флейту, вызвавшую вскрик удивленной Шифры. То была одна из игрушек когда-то сделанных Эстой в Дура-Европосе и вместе с другими игрушками подаренная Сандлару её братом, покойным Эльазаром.
За долгие годы яркие краски игрушки поблекли. Истерлись края, но звуки, издаваемые флейтой, все еще были протяжными, хотя стали хрипловатыми и грустными.
Нафтали передал флейту Шифре. К ней сразу же подошли Ора, Эфронит, Давид, Бат-Шева. Каждый хотел подержать в руках старую игрушку.
Нафтали, Бен-Цур и Шмуэль образовали свой круг. Но теперь Нафтали говорил уже не о флейте, но о тяжелом положении, сложившемся в Иерусалиме.
Римский наместник свирепствует как никогда ранее. Сотни людей схвачены без всякой на то причины, десятки распяты на столбах. Грабежи, насилия, убийства, непрерывные конфискации в пользу великой Римской империи и самого наместника.
Видя, что каждый занят своим делом, Шифра, улучив момент, незаметно вышла. Долго копалась в многочисленных залежах лечебных трав и специй, затем извлекла ничем не примечательный сверток, замотанный в старый платок.