Глава 11 Изгнание Корнелия
Быстро летит время. Сквозь узкое горло песочных часов истекала вторая сея мелкого светлого песка. И подобно песочной струйке истекало время потоком тревожных событий.
В один из обычных, полных забот дней, к Шифре подошла Бат-Шева. Она не могла вымолвить ни единого слова. И Шифра, находившаяся после похищения Юдит в постоянном напряжении, все же попыталась её успокоить.
Наконец-то Бат-Шева заговорила. Голос был глух, едва слышен, чувствовалось, что каждое слово отзывается тяжелой болью в её душе.
– В Пятом легионе состоялся суд над Корнелием, – услышала Шифра. – По договоренности с судьями и Цилием Каем, Корнелий согласился рассказать все о произошедшем в селении при условии, что никто из жителей не пострадает и Цилий Кай отпустит захваченную девочку.
Корнелий выполнил свое обещание, но Цилий Кай обманул. Он отказался освободить Юдит, – сдерживая рыдания, рассказывала Бат-Шева. После суда Цилий Кай сказал, что она… убежала.
– Мерзавец солгал! Друзья Корнелия сообщили ему, что девочка томится в клетке для дезертиров.
Она долго молчала.
– Центурию Корнелия расформировали, а его самого разжаловали в рядовые, и он решил уйти из армии. – Бат-Шева, съежившись, умолкла.
Вскоре к ним подошли Бен-Цур, Шмуэль, Нафтали, Элька.
Услышав от Шифры печальный рассказ Бат-Шевы, мужчины многозначительно переглянулись.
– Если Армия изгоняет таких, как Корнелий, – тихо сказал Бен-Цур, – то это беда не Корнелия, но армии и безумных властей, которым эта армия призвана служить.
Нафтали одобрительно кивнул. По всему чувствовалось, что новость глубоко огорчила и его, однако не удивила. Поток событий развивался по своим неумолимым законам.
Такова воля Адоная.
– Бат-Шева, известно ли, где сейчас находится Корнелий? – с сочувствием спросил Нафтали.
– Он здесь, – как будто ожидая этот вопрос, быстро ответила Бат-Шева. Она зашла в свою пристройку и возвратилась вместе с Корнелием.
Элька обрадовался Корнелию. Он не виделся с ним около трех рождений луны, с тех самых пор, когда была закончена печь и обожжена первая партия кирпича в количестве пятьдесят тысяч штук.
За кирпичами регулярно приезжали легионеры и увозили на больших четырехколёсных повозках, запряженных двумя парами волов. Однако в течение трех месяцев Корнелий не приезжал ни разу. Лишь теперь Элька узнал причину.
Корнелий выглядел опустошенным. Вместо военных доспехов и оружия, на нем была неширокая рабочая туника с короткими рукавами. Могучие плечи по-прежнему бугрились мощными мышцами, гладко выбритая голова была чуть склонена. По лицу, также гладко выбритому, нельзя было определить рад ли он происходящему или опечален.
Бат-Шева подошла к нему, стала рядом. Она была немного выше его, но смотрела на него как-то необычно, снизу вверх. И Шифра невольно подумала, что они созданы друг для друга, и ничего не сможет разлучить их, даже смерть.
Она ощутила, как в её сердце поднимается волна материнской любви к этим случайно прибившимся к ним людям. С радостью пригласила их в свой дом.
– Мы очень рады возвращению нашего доброго знакомого и друга! – тепло сказала Шифра. – Ты сделал всё, что мог, чтобы освободить Юдит. И, сдерживая рыдания, тихо добавила, спасибо тебе…
Корнелия окружили, пожимали руку. Вспоминали недавние будни строительства.
– А как загрохотала старая печь, когда солдаты сбросили ее в ущелье! – с восторгом вспоминала Эфронит. – Я даже испугалась, не началось ли землетрясение, упаси Боже!
Вскоре Шифра увидела, как Корнелий, окруженный вниманием и искренней доброжелательностью, меняется на глазах. Он незаметно выпрямился и Шифра обнаружила, что Бат-Шева, не выпускавшая его руки, оказалась ничуть не выше Корнелия, даже немного ниже…
Единственное, что насторожило Шифру, – необычно оживленное поведение Эльки; не свойственную ему суетливость. Его внимание к Бат-Шеве и Корнелию было излишне навязчивым, пожалуй, даже назойливым. И Шифра незаметно пыталась его унять. Но Эльку несло, как сильное течение может нести случайно попавший в реку детский кораблик.
Изредка Шифра бросала беспомощный взгляд на Бат-Шеву, но та избегала смотреть ей в глаза. И тогда Шифра отчетливо вспомнила то, о чем не хотела думать, о чем старалась забыть.
…Это было более двух рождений луны тому назад. На гладкой площадке, оставшейся от старой гончарной печи, шла формовка кирпича– сырца. Уже более двух рождений луны не появлялись римляне, а с ними и группа рабов. Что-то важное происходило в Легионе. И формовочные работы осуществляли все, кто не был занят другими делами.
В формовке кирпича принимали участие Шифра, Элька, Давид, Ноах, однако чувствовалось, что Шифре эта работа явно не по силам. Она часто присаживалась, отдыхала и невольно поглядывала на Бат-Шеву.
Шифра любовалась, с какой ловкостью Бат-Шева своими небольшими кулачками набивала глиной квадратные формы. Видела она и то, с каким вниманием Элька смотрел на Бат-Шеву, следил за каждым её движением, одобряюще кивал, когда она предварительно смачивала дно формы водой, или посыпала сухим песком, чтобы сырой кирпич легко выпадал из ящика.
Когда руки Бат-Шевы уставали, она, приподняв хламиду, тщательно вколачивала глину босыми ногами. И тогда Шифра видела, как лицо Эльки бледнело. Он опускал глаза, стараясь не смотреть в строну Бат-Шевы. Но именно в эти минуты Бат-Шева сама не сводила с Эльки глаз. И Шифра, женским чутьем ощущала безмерную тягу Бат-Шевы к Эльке.
Бат-Шева, обладая сильным характером и трезвым умом, понимала, что с Элькой нельзя играть в любовные игры. И, тем не менее, не могла удержаться от них. Зная, что он незаметно смотрит на неё, она поднимала хламиду чуть выше, чем того требовала работа. В другой раз, когда она нагибалась, чтобы смочить форму водой, задерживалась в склоненном положении спиной к нему, почти физически чувствуя на себе его горящий желанием взгляд. Этот взгляд не смущал Бат-Шеву, более того, волновал настолько, что она готова была пойти ему навстречу. Она жалела Эльку и одновременно очень его желала.
В один из таких моментов она резко выпрямилась и подошла к Эльке. И он, как мальчишка, застигнутый врасплох за чем-то запретным, покрылся густым румянцем, начал что-то несуразное лепетать. Но Бат-Шева ничего не слышала и не говорила. Она взяла Эльку за руку и повела в свою комнату, пристроенную им же к его дому.
Они не появлялись до самого вечера, вспоминает Шифра. А утром работа продолжалась как обычно. Но Шифра знала, что в жизни этих людей произошло нечто очень, очень важное.
С тех пор минуло более трех рождений луны. Шифра терялась в догадках: встречались ли они еще? Шифра видела, что Бат-Шева явно смущена, чувствует себя виноватой, но, тем не менее, предпочла Корнелия.
Три рождения луны – это было именно то время, в течение которого Корнелий не появлялся в Модиине. И около двух рождений луны с того памятного дня, когда Шифра была невольной свидетельницей сближения Бат-Шевы и Эльки.
Нет, Бат-Шева не относилась к тем женщинам, которые, легко идут на случайные связи с мужчинами, трезво оценивала Шифра. Бат-Шева полюбила Корнелия. И Шифре до боли стало жаль Эльку, такого сильного и умного в гончарном деле и столь же беспомощного с женщинами.
– Боже! – тяжело вздохнула она. – Как же он был похож на своего отца Эльазара, светлая ему память!
Как Элька перенесёт измену? И измена ли это? – сомневалась Шифра. При этом она почувствовала жгучую ненависть к Бат-Шеве, готова была задушить её собственными рукам.
– "Змея, которую я пригрела на собственной груди!" – шептала она и слезы бессилия орошали её лицо.
И все же Бат-Шева – хороший человек, взывала к справедливости душа Шифры, она спасла от мученической смерти её дочь Ривку, а, может быть, и их всех. И, теперь… этот поступок Корнелия, попытавшегося спасти Юдит столь тяжелой ценой. Однако, самое горькое во всем этом, упрекала себя Шифра, что она и сама полюбила эту женщину, как родную сестру, как когда-то в юности любила незабвенную подругу Юдит, жившую в Бетулии.
Шифра очнулась, когда кто-то обнял её безвольно опавшие плечи. Около неё стояла Бат-Шева. Глаза её были широко раскрыты, но сухи. В них, как и в душе Шифры, застыла боль, но они излучали любовь и неистребимую надежду.
– Шифра, – тихо произнесла она, – прости меня, если можешь… У меня нет больше сил оставаться здесь даже на миг. Эльазар найдет свою дорогу. Мы с ним много об этом говорили. Он самый чистый и самый лучший в мире человек. Таким он навсегда останется во мне, но я не для него…
И Шифра почувствовала на своей руке капли слез, оброненных Бат-Шевой. Женщины обнялись.
Не успела тень вехи солнечных часов доползти до полудня, как Бат-Шева и Корнелий, собрав немногочисленные пожитки, погрузили их на мулов, покинули двор Шифры.
Они перебрались в старый заброшенный дом Бат-Шевы. Собственно, от дома сохранилась лишь та часть, которая представляла собой вырубленное в камне помещение.
Когда-то в этом помещении жила семья Бат-Шевы, а рядом была пристроена хибарка, в которой жила её сестра – близнец Лея с мужем. Муж сестры, охотясь, сломал ногу, и был разорван стаей волков. Вскоре после случившегося Лея покинула их общее жилище.
Бат-Шева осталась одна, а вырубленное в скале помещение превратилось в её домашний склад. Бат-Шева помнит, как еще при жизни родителей, на складе, в слое песка размещались остродонные кувшины с зерном, амфоры с оливковым маслом или вином. В нишах хранились плетеные корзины с сухофруктами, глиняные горшки с зернами чечевицы. Висели связки сухого лука и чеснока.