* * *
Приказчик Мосолов был человек большой и грузный, но в движениях легок, нрава веселого, за словом в карман не лазил. Родом из Тулы. Был он раньше не последним купцом у себя в Туле, да разорился. На демидовские заводы в приказчики пошел с одной целью: поскорее опять разжиться и начать свое дело. Управление Шайтанским заводом лежало на нем одном: Василий Демидов был молод и к тому же хвор, а у отца его, Никиты Никитича, забот и так много. Знали Демидовы, что Мосолов их обворовывает, но уличить не могли.
Вновь назначенного шихтмейстера Мосолов встретил с почетом. Жилье отвел ему в хоромах, в которых сами хозяева останавливались. За обедом подавали столько смен кушаний и вин, что Ярцов дохнуть не мог, когда вставал из-за стола.
Однако шихтмейстер должности своей не забыл: сразу после обеда потребовал показать ему завод, бухгалтерские книги и списки рабочих людей.
Прошли по заводу, постояли у огнедышащей домны, заглянули на пильную мельницу. Осмотр углевыжигательных куч отложили до завтра. В прохладной конторе засели за книги. По новеньким бревенчатым стенам текли слезы душистой смолы. Мосолов заботливо устроил сквознячок.
Шихтмейстер с тоской смотрел на "ведомости" и счета: в них цифр не было. Приказчик вел все записи по-старинному - церковнославянскими буквами, заменявшими цифры. Проверить итоги без привычки было не легко. А Мосолов уже подсовывал перо: "Подпишите!"
Два раза брал Ярцов перо в руки, но всё-таки не подписал.
- Потом, - сказал. - Я потом подпишу, ты… вы… не сомневайся, Мосолов. Книги эти я возьму к себе, вот Сунгуров еще раз пересчитает, - так это, для порядку.
- Если по порядку, то книги из конторы я дать не могу, - ответил приказчик, нагло глядя прямо в глаза Ярцову. - Да ведь, сударь, это и не обязательно - за прошедшее время книги ревизовать. В инструкции у вас про то сказано.
Ярцов рот раскрыл от удивления: инструкция была секретная и только вчера подписана главным командиром. А демидовский приказчик уже читал ее! Надо с ним держать ухо востро.
От хозяйских хором Ярцов отказался, - попросил для жилья простую избу, но отдельную. Избу ему отвели.
Егор первые дни никак не мог свыкнуться с новым своим положением. При виде Мосолова дрожал. Попадись приказчику беглый школьник еще неделю назад - шкуру бы с него спустил. На заднем дворе третий день бьют батогами крестьянина, а за что? - за то, что подал в Главное правление заводов челобитную с жалобой на приказчика. И крестьянин-то не крепостной, а только приписной к демидовскому заводу.
Егор побывал в таборе за прудом. Там в берестяных балаганах, под холщевыми палатками жили только что привезенные семейства, купленные в разных концах России. В том же таборе под телегами обитали приписные крестьяне из-под Кунгура, человек сто. Они отработали на сплаве чусовского каравана и теперь могли бы вернуться домой, но Мосолов им объявил, чтобы через две недели опять явились - на сенокос.
Мужики сидели вокруг костров, озлобленно ругали приказчика, высчитывали по пальцам.
- Туда-назад на худых конях как раз две недели и выйдет. Значит, приехал, бабу поколотил, что плохо сеяла, да опять сюда торопись.
- Задержал на сплаве лишнее, сулил заплатить, и дал по три копейки за день. Прошлым летом баба без меня работника нанимала, платила ему по двенадцати за день да еда. Это где же деньги брать?
- Ой, неладно приказчик поступает! Гибель приходит народу.
- Разорение…
Егора мужики не боялись, допускали к своим кострам и разговорам. Может быть, втайне даже надеялись, что через него дойдет слух до горного начальства. Самим-то жаловаться запрещено. Раз как-то слышал Егор от мужиков про Юлу. Рассказывал Кирша Деревянный, молодой мужик, самый отчаянный в таборе.
- Бедного он никак не обидит. Еще поделится, А мироедам, бурмистрам да приказчикам от него горе. Где появится - уж там, глядишь, приказчик без пистолета да без охраны нос из заводу высунуть боится.
- Кирша, а ты расскажи, как Макар Юла воеводу повстречал.
- Это нашего-то, кунгурского?
- Во-во!
- Это так было. Ехал кунгурский воевода, Кропоткин князь, в монастырь. Сам в коляске, позади двое вершных стражников. В лесу, в глухом месте, повстречалась им телега - едет мужик рваные ноздри. Едет, с дороги не сворачивает. Воевода ему гаркнул: "Ты чего? Еще уши, видно, целы? Эй, верные слуги, дайте ему шелепугов!" А мужик-то и говорит: "Я, - говорит, - Юла". Ну воевода как глотку разинул, так и закрыть не может. У стражников руки не поднимаются. Юла дальше говорит: "А под кусточками сидят все мои товарищи". Воевода глаза скосил - ему почудилось разбойников, может, с тыщу. Сидит князь ни, живой ни мертвый. Юла с телеги соскочил, подходит: "Что с тебя взять, воевода?. Давай шапками поменяемся". Надел его соболью, ему прихлопнул свой колпак. Опять на телегу повалился. "Ну, - говорит, - я на дружбу, на беседу не навязываюсь. Объезжайте!" Кучер взял стороной, объехал. Юла себе дальше на телеге, куда знал. И никого-то под кусточками не было. Юла один был.
ШИПОВНИК ЦВЕТЕТ
Шел раз Егор на лесные вырубки - пни пересчитать на какой-то спорной делянке. Шел по розовым холмам: шиповник цвел в полную силу. Пахучие лепестки сидели густо, сплошь покрывали кусты - листьев не видно. Ветерок собирал и сгущал цветочный дух. Такой ветерок налетит, обольет - голова закружится, и сладко щемит сердце. Ни о чем не думалось Егору, шел он и пил полной грудью густой струистый воздух.
Сзади послышался стук сапожных подковок о камни. Егор обернулся. Его догонял Мосолов. Приказчик прыгал с камня на камень, легко неся свое большое тело.
Стараясь заметно не спешить, Егор зашагал к лесу. Он чувствовал, как приближается приказчик. Повернул круто налево, по кустам - нет, не отстает. Вот совсем за спиной… подходит…
-. Чего от меня бегаешь, парень?
Егор исподлобья поглядел на приказчика и промолчал. А тот вытирал лицо платком с голубой каймой и дружелюбно улыбался. Они стояли на лужайке, среди высоких цветущих кустов.
- Никак не угадаю с тобой поговорить… Али совесть нечиста? Я ведь знаю, что ты тагильский. Да это ни к чему теперь, - может, оно даже лучше повернулось. Побег твой… это грех небольшой. Служи, пожалуй, на государевой службе, да и Акинфия Никитича пользы не забывай. За ним, брат, служба-то вернее. Думаешь, пожалел тебя Татищев? Как же, пожалеет! Он назло хозяевам тебя принял, власть свою показать лишний раз. Выгодно ему будет - и отдаст тебя, не задумается. Ты это помни. А пока пользуйся счастьем, заслужи милость Акинфия Никитича. Смекаешь, что делать надо? Чего молчишь-то?
Егор уперся взглядом в траву и ничего не отвечал. Еще и не понимал как следует, к чему клонит приказчик, только чувствовал: к чему-то нестерпимо стыдному.
- Без жалованья пока служишь, верно? Ну, положат потом тебе полтину в месяц. Я ничего не говорю, это тоже деньги, брать надо. Да только на полтину не проживешь. Мать у тебя, знаю, старуха. В Мельковке, что ли, живет? Перебивается с хлеба на квас. Ты один сын, а добрый сын должен печься о матери. Вот и подкопил бы денег ей на коровку. С коровкой-то много веселей. Да и о себе подумать пора: молод-молод, а не мальчишка. Без денег-то везде худенек. Верно я говорю? - Ответа не дождался, но продолжал не смущаясь: - На твоей должности ты нам много пользы можешь принести. Шихтмейстер-то глуп, как теленок, а нравный, - видно, много захотел. Ну, ничего, обуздается. А ты будешь получать от меня по рублю в месяц - это так, ни за што, ни про што. Да еще разные награды, за каждую услугу особо, я расскажу при случае. Из всего надо уметь деньги выжимать.
Мосолов сорвал с ближнего куста нежнорозовые лепестки, положил меж ладонями, растер крепко. Понюхал грязный катышок и, не глядя, уронил.
- Хотя взять этот цвет, шипицу-то. Вон ее прорва какая! Глупый скажет: так цветет, для красы-басы. А умный знает - на красоте не онучи сушить, он и из шипицы такую механику устроит, что твоя домна… Счастье Сунгурову, прямо скажу - счастье. Двух маток сосать можешь. Думаешь, Татищев да и твой Ярцов не знают, как у Демидова кошель развязывается? Зна-ают. Сейчас не берут, так потом брать будут. Непременно. Всё, брат, на свете продается. Генерал Геннин тоже не сразу за ум взялся. "Трудливец, трудливец… Гол, да не вор…" и всякое такое… А как пропали у него где-то в заморском банке деньги, так сразу меня вызвал… Ну, тебе про это знать не полагается.
Приказчик положил руку на Егорово плечо. Егор качнулся, еще ниже склонил голову.
- Ну, как поглянулась моя история? А? За первым рублем приходи ко мне хоть завтра. Да ты что всё молчишь? Заробел, парень? Хо-хо. То ли бывает. Живи смелей - повесят скорей. Так-то.
Давнул еще плечо, повернулся и ушел. Егор поднял голову, приложил пальцы к щекам - они горели огнем.
Долго Егор бродил по вырубке, считал пни, отмечал их углем и бормотал: "Он мне… а я ему… он мне… а я ему"… Это он вел запоздалый спор с приказчиком - воображал свои удачные ответы, представлял смущение и испуг своего противника.
"Сказать, не сказать Ярцову?" - раздумывал Егор, возвращаясь домой.