- Я твой ученик, Андрей Трифоныч, твой, можно сказать, крестник. Смывкой ни одну руду не ищут, - только самородное золото да еще самоцветы.
- Врешь, оловянную руду тоже можно из песка мыть.
- Не знал. Оловянной я и в глаза еще не видывал.
- Ну, а… Ну, а золото?.. Находил?
- Два раза.
- Не в руде? Песошное?
- Да.
Дробинин задумался. Потом спросил подозрительно:
- Случаем, поди, натыкался?
- Конечно, первый раз случай помог. А как стал с ковшом ходить, - глаз наметался. Различаю всё-таки пески. Вот этот не стал бы мыть.
Он показал на работу Дробинина. Рудоискатель сердито качнул кустиками седых бровей.
- По каким приметам этот песок порочишь?
- Толком сказать еще не умею, больше чую. Какой-то он рыхлый, связи в нем мало. Золото, оно в глине вязнет. В шурфе на Сватье в богатый слой лопата не идет, гнется, - только названье, что песок: мясника чистая. И еще примета: галечки здесь серые, как мутная вода, а надо, чтоб галечки были сжелта-белые и будто со ржавчиной, с такими пятнышками.
- Вот такие? - Андрей достал из кармана горсть камешков, выбрал из них два и показал Егору.
- Да, да, да!.. Такие - самая верная примета. Эти где взял, Андрей Трифоныч?
- Далеко отсюда, на Какве. Вода одолела, не дала до настоящего слоя дорыться.
- И здесь вода - главная беда. Аршина два углубился - уж не шурф, а колодец. А если до другого дня оставишь, - и не отчерпать. Вот мне ковш и помогал: им быстро пробу можно сделать, раз-раз - и видно, чего песок стоит.
- От кого про ковш узнал?
- Сам.
- Ишь ты.
Два рудоискателя, старый и молодой, в беседе забыли обо всем на свете, кроме руд. Потом они пошли смотреть выход медной сини. Это было почти по пути: крюку не больше пяти верст. Вечер застал их всё еще далеко от дома: на колчеданном месторождении, в споре о том, как лучше задать шурфы, чтобы подсечь руду в самом богатом месте.
- Андрей Трифоныч! - спохватился Егор: - Время позднее, надо бы домой итти, да до темноты не успеем. Давай уж, ино, костерок разводить. Здесь переночуем.
У огонька, поворачивая над углями рыжик на палочке, Егор вздохнул.
- Эх, дома пироги ждут!.. Прости дурака, Андрей Трифоныч! Чем бы сразу на отдых вести, я тебя по горам закружил.
- Чего там… дело привычное. После ка торги мне всё мило. Еще на волю не нарадовался. Лес вот взять - ровно бы и на Благодати те же сосны растут, а эти как-то приветнее.
- И мне так же было, когда я из Тагила утек, Век помнить буду. Да ведь, Андрей Трифоныч, - человек не медведь. Одной звериной воли ему мало: так бы все по лесам разбежались. Есть, видно, еще что-то, посильнее.
- Известно что.
- Что?
- Совесть.
- А верно… Вот ты, наприклад, Андрей Трифоныч. Давно мог себе волю достать: объявил бы в казну ту заповедную копь.
- Я что… Вот Кузьма пошел меня выручать, а ведь вместо того сам мог угодить на цепь. Или еще взять, - ревдинцы… Рассказывал тебе Кузьма про них?
- Нет, он разве что расскажет, такой чортушко!
- Первейший мастер в Ревде был. Жил, конечно, не богато, но с достатком, - и всё бросил, когда заводский народ восстал. Пошел вместе с народом бунтовать, права искать, попал в главные ответчики, кнутом его избили нещадно и в каторгу навечно отдали. За что воли лишился? За волю! Вот как оно оборачивается. И не пожалеет о том никогда, потому что в нем совесть жива.
- Так он и сейчас страдает на каторге?
- Ушел. Кузьма же ему и еще троим помог сбежать. С нами шли, потом свернули на Чусовую.
- Их бы сюда, здесь спокойно.
- Не хотят они покоя. Злоба у них большая на Демидова и господ дворян. Будут огонь раздувать…
- Какой огонь?
- Тот, что при Степане Разине пожаром горел.
* * *
В полдень на следующий день рудоискатели подходили к жилью на Вагране. Кузя поставил избушку так, что ее и поляну перед ней можно увидеть, только подойдя вплоть. Когда Егор с Андреем обогнули утесы, им открылась неожиданная картина: живая рощица оленьих рогов, груда тюков и манси, разгружавшие нарты.
- Еще гости! Походяшин приехал, - сразу догадался Егор.
Походяшин приехал незадолго до прихода рудоискателей - на полозьях по летней дороге - и как раз вручал Лизе свои подарки: утюг, ухват, две сковородки и большое зеркало, в котором сразу всё лицо видно. Знал, чем угодить, - отвыкшая от таких вещей хозяйка не сразу и вспомнила, для чего они служат, но, вспомнив, восхищалась искренне, по-детски.
Лиза стояла с зеркалом в руках, когда в избу вошли Егор с Андреем.
- Здравствуй, Лизавета, - дрогнувшим голосом обратился к жене рудоискатель.
Лиза переменилась в лице, бережно-бережно положила зеркало на стол и подошла к Дробинину, глядя прямо в глаза. Ей еще вчера сказали, что он придет, - но слева Лиза понимала по-своему и едва ли она ждала мужа. Узнать его узнала, и в то же время ее пугали перемены в облике Андрея: будто держала она в руках любимую, но разбитую на куски вещь. Не седина и не морщины скрывали прежнего Андрея, ее покровителя, ее няньку, а новое, горькое выражение, унесенное им с каторги и навсегда ожесточившее его черты.
- Ровно и не узнала, - прогудел Дробинин и ласково коснулся своей тяжелой рукой Лизиной головы. На большую нежность при людях он был не способен.
Лиза неудержимо расплакалась и убежала в угол, за печку.
- Максим Михайлович! Как доехал? - весело приветствовал верхотурца Егор. - Книжки обещанные привез?
- Механику тебе обещал?.. А заслужил ли? - Походяшин, по обыкновению, чувствовал себя, как дома, и было видно, что дорога через страшные Сосьвинские болота не испортила его благодушия. - Слюду, миленький, нашел?
- Слюды не нашел. Зато могу сказать, что и никто здесь слюды не найдет - это раз. А второе: будет слюда для Верхотурья из другого места.
- Значит, будет тебе сегодня же механика. Я книжку Адодурова раздобыл и привез. А как с медной рудой?
Егор отказался отвечать на остальные вопросы, - сказал, что всё расскажет по порядку.
- Мы сейчас, горный совет откроем, - важно заявил он. - Андрей Трифоныч председателем сядет, как первейший на Урале горщик. А я отчет буду давать.
Единственный раз в жизни Егору привелось быть на горном совете в Главном заводов правлении, - это еще при Татищеве, вскоре после того, как ученика рудознатного дела Егора Сунгурова зачислили в штат. И вот сейчас он подумал, что его доклад, пожалуй, со вниманием выслушали бы и на горном совете и даже в столичной берг-коллегии… Однако честолюбия у Егора не было. Он тут же оставил гордые мысли и лукаво улыбался другому: был у него тайный замысел… так, баловство одно.
Открыть "горный совет" немедленно, однако, не пришлось: Походяшину надо было рассчитаться с манси, которые торопились на оленье пастбище, да и голодны все были с дороги, - стали варить обед.
Егор успел перелистать Походяшинский подарок: небольшую книжку в серой коже под названием "Краткое руководство к познанию простых и сложных машин, сочинение для употребления российского юношества". Напечатана книжка в 1738 году в типографии Академии наук в Санкт-Петербурге.
После обеда Егор разложил на столе в избе свои каменные сборы и ландкарту здешних мест, старательно им вычерченную.
- Ты сюда сядь, Максим Михайлович! - рассаживал Егор друзей. - А ты, Андрей Трифоныч, вот сюда, да пока помалкивай, - чуешь?
Минералы переходили из рук Походяшина в руки Дробинина, людей понимающих, строгих в оценках. Егор в душе побаивался их суда. Среди камней не было таких ярких цветом и красивых видом образцов, из каких Егор когда-то составлял в Екатеринбурге коллекцию для столицы, зато тут были такие редкостные и такие разнообразные руды, что, перебрав камни, оба знатока только диву дались. Северный край обещал еще больше рудных богатств, чем их было раскопано на притоках Камы и Исети. Многие минералы и горные породы были новинкой не только для Походяшина, но и для Дробинина.
- Не зря, значит, я лето провел? - скромно спрашивал Егор.
- Ну, ну, на похвалу не напрашивайся, - не красная девица! - Походяшин лучился радостной улыбкой. - За одно лето столько набрать… изрядно, изрядно!.. Вогулы много приносили камней?
- Что-то не поладилось у меня с вогулами: ни один с камнями не приходил.
- Это ты зря, миленький. Всё своим горбом, значит? Надо, надо их приучать к горному делу. Кроме ясашных, другого населения здесь и нету. Большую могут пользу принести… Ну, кончился твой сундук? Все минералы показал?
- Почти что все. Один еще остался, - как можно небрежнее сказал Егор. - Протяни руку, Максим Михайлович, достань с полочки мешочек, вот, над твоей головой.
Походяшин, привстав, взялся одной рукой за кожаный мешочек - и не мог поднять.
- Приколоченный он, что ли?
Егор молчал. Походяшин встал, повернулся к стене и двумя руками снял мешочек.
- Что такое?
Тяжело стукнул мешочек на середину стола и стал распутывать завязки трясущимися руками. Дробинин и Кузя, удивленные, придвинулись поближе.
Золотая струя пролилась на доску стола. Ни с чем не сравнимый жирно-желтый блеск драгоценного металла говорил сам за себя. Даже Кузя понял, что это золото. Походяшин в упоении запустил десять пальцев в золотой песок и молча пересыпал тяжелые зерна. Дробинин смотрел на кучу самородков мрачно, с почти суеверным страхом.
- Так это правда, - заговорил Походяшин, - бывает песошное золото! Не зря о том в книгах писали… Да ты понимаешь ли, Егор, что ты нашел?!