Маремьяна не настаивала. Ей и не хотелось слышать о напастях, которые так долго разлучали ее с сыном. Будто и не было их, горьких лет тоски и голода. Наглядеться бы на Егора, порадовать его перед новой разлукой.
- Ты спрашивай, сынок, я бестолковая, мелю пустое, а время идет.
И тут же добавила как бы случайно:
- Миклашевских господ уж нету в крепости: поместье ему далеко вышло, в Питербурхе, уехали. Дочка ихняя, Янина, - может, помнишь? - Маремьяна быстро глянула на Егора, - басенькая такая, замуж не вышла, тоже с ними поехала.
Егор с облегчением почувствовал, что не покраснел, как когда-то, слыша это имя. А мать, похоже, догадывалась… О чем? Никогда ведь не заикался. Да ничего и не было такого, о чем словами можно бы сказать.
Маремьяна, перейдя на шопот, говорила уж про иное:
- Помнишь Лизину ладанку с золотом? Я ее принесла тебе. На-ко вот. Лизы нет, зря лежит в сундучке.
Егор отвел руку.
- Не надо, мама. Ну ее, язву сибирскую! Верно Андрей баял: золото - злой крушец. Акинфию союзник. Выброси в реку.
Еще сверточек совала Маремьяна: "Твои, спрячь, сынок. Пригодится в дороге". Егор посмотрел: одиннадцать рублевиков, посланных из Петергофа, целехоньки. Егор опечалился, задосадовал:
- Экая ты, мать!.. Я в надежде был, что помог тебе. Что, ино, корову не купила?
- Ладно уж… чего уж… обошлась ведь.
- Нет, ты скажи, - зачем без коровы сидела? Теперь уж вижу, что голодала всю зиму, перебивалась кой-как. Зло берет, право.
- Стану я… выдумаешь тоже… - виновато лепетала старуха и в то же время вытаскивала из принесенного с собой узелка всякую одежду: и исподнее, и коричневый Егоров кафтан, и мягкую шапку.
- Вот это дело! - обрадовался Егор. - Как ты меня вызволила славно! Ай, спасибо, мама. Теперь рублевики мне и вовсе не нужны. А ты нынче же изволь купить корову, да хорошую, рубля в два! И сена купишь.
- Ну, на корову возьму, а остальные ни за что, ты бери.
- Да!.. Один и мне надо: верхотурцу дать, за то, что у тебя побывал.
- Какому верхотурцу?
- Да ты как узнала, что я здесь?
- От девочки, от Антониды: ты же ее посылал.
- Вот те раз!.. Нитка, где ты? Иди сюда.
Антонида не показывалась.
- Не посылал я ее. И как тебя найти, не говорил… Не иначе, она слышала, когда я Коптякова просил. Вот деваха!
- Такая толковая, даром что маленькая. Всё-всё про тебя рассказала. И как вы горами пробирались, и как лихорадка вас в башкирской деревне настигла, и в чем твоя нужда. Я как ей в глазки посмотрела - всему поверила.
- Ты, мама, побудешь еще здесь?
- Ну, а как же! Пока не встанешь, не уйду домой. Сухариков тебе на дорогу надо насушить. Наведываться к тебе буду открыто. А чтобы по мне и тебя не узнали, так будто я знахарка, лечить навязалась. Это тоже Антонидушка придумала - для сбереженья.
- Я теперь скоро встану, от радости такой. Завтра же… Вот что… Ладанку, мама, не выбрасывай. Дай ее мне: надо сравнить зернышки, такие ли у Андрея, как и те, что с Бездонного озера.
Глава третья
ВЕРХОТУРЬЕ
К Верхотурью двигались толпы богомольцев - калек, старух и стариков, просто нищих. Скоро праздник святого Симеона чудотворца верхотурского, мощи которого хранились в здешнем монастыре.
С одной из толп шел и Егор Сунгуров. Он говорил спутникам, что идет поклониться мощам Симеона чудотворца "по обещанию" - за исцеление от болезни. Может быть, ему и верили, потому что видом он был тощ и бледен.
Конец лета стоял теплый, ясный. Неспешная ходьба с досужими, благодушно настроенными спутниками была не утомительна, и Егор, идучи, отдыхал телом и душой, с любопытством присматривался к незнакомым местам: Дорога вела меж дремучих лесов, изредка полями, где шла уборка хлебов. От яма к яму неслись почтовые тройки, поднимая клубы пыли на бредущих обочиной богомольцев.
У деревень и ямов путников встречали незамысловатой торговлей: ребятишки продавали кедровые шишки, грибы, лепешки, сбитень. По обычаю (уже около сорока лет дважды в год сходились в Верхотурский монастырь богомольцы), ключевая вода без платы раздавалась на околице каждого селения.
В Нижне-Туринском яме на берегу реки Туры Егор зашел на двор к ямщикам - надо было разменять полтину. Там как раз староста выкликал очередь ямщиков, кому ехать. И среди выкликнутых имен Егор услышал: Второв Марко.
"Да это же скороход! Брат Данилы Второва", - подумал сразу Егор. "Имя Марко не часто встречается, да чтоб еще и прозвание с ним!.. Он, наверно".
Егор старался угадать, который из идущих к лошадям ямщиков - Марко. Вот этот, пожалуй, - молодой еще, статный, похож чем-то на петергофского биксеншпаннера. Голос бы его услышать, по голосу уверился бы, хотя и слышал от Марко немного слов, и то четыре года назад.
- Не разобьешь ли монету, земляк? - обратился Егор к ямщику.
- Попроси вон старосту, а я, видишь, занят, - ответил ямщик, вводя коренника в оглобли.
- А что же ты, Марко, - сейчас же сказал Егор, - в Петергоф не воротишься?
Ямщик хмуро посмотрел на парня через спину невысокой мохнатой лошадки. Он молчал и ждал объяснения.
- Трясидло-то нашлось, - понизив голос, продолжал Егор. - Тебя никто не винит. Данила Михайлыч ждет тебя, дождаться не может.
Такая радость осветила лицо ямщика, что Егор понял: чтобы так обрадовать человека, стоит нарочно пройти две тысячи верст! Он и сам засмеялся, счастливый чужим счастьем. Марко обежал вокруг лошади, схватил Егора за плечи, обнял, отпустил и опять обнял.
- Как ты меня нашел, добрый человек?
Егору стало стыдно признаться, что только случай завел его на ямщицкий двор и случай дал услышат имя Марко. Он ответил словами Мосолова:
- Урал велик, да дорожки-то узкие, вот и встретились.
- Всё по порядку сказывай, - как ты в Петергоф угадал? Али ты тамошний?.. Что брат наказывал мне передать?.. Когда ты его видел?..
Строгий голос старосты прервал их беседу. Марко схватился за дугу.
- Ехать мне надо, - озабоченно сказал он. - Ты в какую сторону пробираешься?.. За Верхотурье?.. Один ты?.. Ну и ладно. Едем со мной до следующего яма. Там и поговорим толком.
В повозку сели две рыхлые купчихи с ворохом узлов и ларцев: тоже к мощам чудотворца собрались по обещанию. С ними служанка. Егор пристроился на подножке. Тройка полетела по дивно красивому берегу Туры.
Дорогой Марко раза три останавливал коней и что-то наскоро поправлял в упряжи. Это означало, что ему не терпелось сию же минуту получить ответ от Егора: "Какими именно словами передавал Данила, что Марко никто не винит?" или "давно ли нашлось трясидло"? Получив ответ, Марко взлетал на облучок, свистом пугал купчих и крутил в воздухе концами вожжей.
Вот и ям. Марко сдал тройку, потащил Егора на какой-то огород, усадил под кусты малины и заставил рассказывать.
Егор передал все свои беседы с биксеншпаннером, описал Петергоф и царскую охоту. О себе сказал только, что отвозил в столицу зверей. Марко всё было мало, всё спрашивал да спрашивал.
- Не знаю, не знаю, - пришлось повторять Егору.
Наконец Марко успокоился, лег на траву и долго молчал.
- Ты, поди, думаешь, что я теперь, на родину кинусь? - заговорил он снова. - Вот и нет, не собираюсь. Радуюсь я, что теперь никто там не посмеет сказать, что Марко Второв - вор… Значит, Данила очень каялся, что посомневался?.. - А такую ты не встречал девушку, Мариной звать, судомойка в Нагорном дворце?.. Нет?.. При царском дворе тошно жить. Сам ты видел. Кто пяток не лижет, того стопчут. А здешний народ мне по душе, - что крестьяне, что ямщики, что охотники. Гордый народ, своеобычный. Зря не поклонится. За деньги душой не покривит… Чего смеешься? Не верно?
- Нет, это у меня лоб почесался. Недавно я одной девчоночке - и не здешней, а ярославской дал рубль серебряный за большую услугу: она ко мне, больному, мать привела, босиком оттопала верст поболе ста. Так эта козявка мне рублевиком-то в лоб - вот до чего разобиделась!
Марко стал расспрашивать Егора: куда идет? как жить намерен? Егор не потаил, что он беглый и устраиваться на зиму будет где попало, лишь бы подальше от земского начальства. Покамест держит путь в Лялю, это верст сорок еще за Верхотурье.
- Как не знать Лялю! Это Караульный ям, от города первый, сорок три версты. Таможенная застава там. Нет, тебе неладно Лялю посоветовали, коли скрываться надо. Тогда уж подальше в горы возьми. После Караульного будет Павдинский ям, потом Ростес. Вот куда иди, там глухо. Я бы тебя всей душой принял, да некуда: живу в одной избе с другими холостыми ямщиками… Вот что, друг, - надо тебе посоветоваться с Походяшиным.
- Кто он такой, Походяшин?
- Верхотурец один. Давно сюда пришел, родом он казанский. Здесь, говорят, плотником был, потом ямщиком, даже ямным старостой. Теперь не знаю, как он пишется - разночинцем или посадским. Свой дом у него в Ямской слободе. Мне он много помог, я ведь тоже на твоем положении был: с каторги бежал…