- И все-таки знаешь, что говорят? - не отступала Саша. - Во-первых, абсолютно наш, большевик. Во-вторых, матрос с броненосца "Потемкин". В-третьих, во время севастопольского восстания на флоте сражался вместе с лейтенантом Шмидтом. В-четвертых, полиция разыскивает его по всей России…
- Ну, а в-пятых? - покачав головой, улыбнулась горячности подруги Варя.
- В-пятых? - рассмеялась Саша и, тряхнув своими рыже-огненными волосами, весело закончила: - А, в-пятых, за такого парня и замуж выйти можно. Несмотря на революцию! Вот так-то, подруга!
Вернулась с уроков Лидия Ивановна. Невысокая, полноватая, с открытым, почти круглым русским лицом, слишком строгим для ее тридцати двух лет. Заглянув в комнату к Ореховой, обрадованно улыбнулась и тут же втиснулась между подружками на жалобно заскрипевшем диване.
- О чем воркуете, голубки?
- Обо всем, Лидия Ивановна, обо всем, - прижимаясь к ней, пропела Саша. - Вот сейчас, прямо перед вашим приходом, говорили, к примеру, о нашей горькой бабьей доле и о любви…
- О любви? - круглое лицо Бойковой сделалось еще круглее. - В наше время - и о любви?
- А что особенного, Лидия Ивановна? - поддержала подругу и Варя. - Это же так естественно…
То, что казалось естественным им, Бойковой таким не показалось.
- Ну, если такие работницы начинают говорить о любви…
Она поднялась, еще раз оглядела каждую в отдельности и, не находя слов, решительно перевела разговор на другое.
- Пойдемте-ка лучше чай пить. За чаем поговорим. Есть новости.
Новости оказались тревожные. Недавно уфимской полиции удалось выследить и арестовать одного из рядовых местного гарнизона, через которого комитету удалось развернуть агитацию среди солдат. Больше того, изъяты все его вещи, запас нелегальной литературы, записи. Товарищ держится стойко, однако нужно быть настороже.
- Тебе, Варвара Дмитриевна, придется по пути заглянуть к Алексеевне. Передай, что услышала, и подскажи, чтоб хорошенько очистилась: могут нагрянуть со дня на день.
Варя знала, что речь идет о Марье Алексеевне Черепановой, жене члена комитета Сергея Черепанова. Оба они имели немалый опыт подпольной работы, и постановка агитации среди нижних чинов гарнизона - это их дело. Что и говорить, огорчатся Черепановы такой новости, но этот солдат, надо думать, не единственный их активист среди уфимских военнослужащих. Главное, чтобы не прервалась так хорошо начатая работа. Пусть подумают, как обезопасить себя и товарищей…
- Теперь о симцах, заключенных в здешнюю тюрьму, - продолжала Бойкова. - Надежных адвокатов для их защиты на суде мы подобрали, но этого мало. Многие из них больны, семьи бедствуют, нужно помочь деньгами. Тебе, Александра Петровна, первое задание: приедешь в Златоуст, организуй сбор пожертвований. Одним городом не ограничивайся, охвати и окрестные заводы. Златоустовцы, чай, не забыли, как всем Уралом поддержали их в девятьсот третьем. Теперь симцы в беде, нужно помочь.
Взглянув на Варю, договорила:
- Что касается Уфы, то здесь эту работу будут делать все. Какую-то сумму выделит комитет, но главное - сбор. Пусть люди учатся помогать друг другу, ценить и понимать эту помощь. Пусть каждая такая беда станет одновременно и уроком классовой борьбы, уроком классовой солидарности.
Варя и Саша слушали молча, сосредоточенно. Понимали: теперь с ними говорит не просто их давняя хорошая подруга, но член окружного комитета партии, его душа и секретарь.
- И еще для тебя, Александра Петровна. На декабрь комитет назначил провести окружную партийную конференцию. Место проведения и окончательную дату сообщим дополнительно, а пока, голубушка, надо готовиться. В твоем городе восемь тысяч рабочих, а партийная организация пока мала, даже очень, если говорить точно. Поработай, раскачай городской комитет, четко отмежуйся от кружков эсеров, чтоб люди не путались в элементарных вещах, не блуждали в трех соснах. Ну, а об остальном не буду, - говорили не раз…
Короткий зимний день подходил к концу, и Варя заторопилась. Проходя по коридору, обратила внимание на вешалку: там висело несколько дорогих шуб. В кабинете слышался приглушенный дверью разговор, это член Государственного Совета князь Вячеслав Кугушев принимал посетителей…
Навестив Черепановых и закупив продуктов к ужину, Варя вернулась домой. Уставшая от массы впечатлений Ниночка не дождалась, пока она растопит плиту, и заявила, что не голодна и идет спать. Через минуту в спальне все стихло. Когда Варя заглянула в ее комнату, та уже спала. Она поправила подушку, подоткнула одеяльце, осторожно убрала плюшевого Мишку - и задумалась. Ей вспомнилось, как вот здесь, на полу, словно охраняя спокойный детский сон, сидел с этим Мишкой в руках тот, кого Саша Орехова назвала сегодня Петром Литвинцевым. В ту ночь она просто не знала, как от него избавиться, куда деть. Пришлось сбегать за Сашей. Когда они пришли, он, не дождавшись их, уснул. Уснул, привалившись спиной к стене и уронив голову на грудь, - такой большой, сильный и в то же время смертельно усталый человек…
Тогда, казалось, она обратила внимание только на это, потому что очень волновалась. Но теперь вспомнилось и другое: его изможденное, заросшее, но в общем-то вполне приятное лицо, синий, наколотый тушью якорек на кисти левой руки, розовый шрам на шее, чуть повыше плеча.
Если б она знала тогда, кто он в действительности - этот посланец Нижнего Тагила! Матрос с "Потемкина"! Трудно представить, сколько пришлось пережить этому парню, пока за ним гналась полиция. Впрочем, представить еще можно, пережить другое дело. Такое не каждому по силам, не каждому по плечу.
В тот вечер они сразу же из за чего-то повздорили. Из-за чего? Из-за того, что она не дала ему явки к Накорякову? Но ведь у нее нет и не может быть этой явки, ибо Накоряков - это Назар, а Назар это боевая дружина, тайны которой охраняются еще строже, чем тайны типографии!
Да, о Накорякове они говорили, но спорили из-за чего-то другого. Теперь уж, видно, не вспомнить, хотя это и не имеет никакого значения Просто придется при встрече извиниться - вот и все. Наверное, она действительно виновата перед ним.
Истопив на ночь печь, она села к столу и весь вечер настойчиво штудировала взятую у "Хадичи" литературу. Завтра у нее занятие в кружке Потом беседа с девушками-дружинницами в швейной мастерской Степаниды Токаревой. Это - просьба и поручение Назара и ей хочется чтобы девушки остались довольны.
Покончив с делами, она совсем уж было решила забраться в постель, но тут послышался условный стук в ставень, и она поспешила открывать.
Поздней гостью оказалась жена рабочего, по решению комитета устроенного на должность надзирателя в уфимской тюрьме. Этот мужественный человек стал надежным связующим звеном между организацией и теми, кого уфимской полиции удалось вырвать из ее рядов и упрятать за высокими стенами тюремного замка. Через него заключенные узнают о работе на воле, о ходе следствия по их делу, о судьбе их родных и друзей. Через него передаются письма, лекарства, прокламации, а иногда и кое-что посущественнее. Сейчас он передавал, что против арестованных симских рабочих затевается что-то нехорошее. Тюремное и другое черносотенно настроенное начальство натравливает на них уголовников из соседних камер. Товарищ опасался, как бы эти головорезы не устроили в тюрьме резни политиков, просил передать это комитету и защитникам симцев. Подобное в российских тюрьмах уже случалось, значит, дело серьезное. Завтра же утром она разыщет нужных людей и передаст. Но ведь до этого завтра еще целая ночь!
Глава седьмая
Отыскав Накорякова на его явочной квартире, Литвинцев сразу предупредил:
- Я надолго, Назар. Пока не выложу все свои вопросы и не получу на них толковые ответы, не уйду. Даже если выгонять станешь. Вот так-то, веселый человек.
Накоряков закрыл книгу, которую перед его приходом читал, пригладил светлые волосы на голове, довольно крякнул и почти лег грудью на стол.
- Давай, Петро. Рано или поздно с вопросами нужно кончать. По-моему, лучше раньше. Верно?
Волнуясь, Литвинцев рассказал, какое впечатление произвело на него знакомство с уфимскими боевиками и уставом их организации, как не хватало такой организации и такой связи с рабочими черноморским морякам, и тут же признался:
- Все здорово, все грандиозно, но главной задачи вашего плана что-то не пойму. Есть же она - главная, конечная?
- Разумеется, Петро, есть. Ты прочел устав, но устав - это еще не план, сам понимаешь.
- Это я понимаю. И все-таки?
Накоряков медленно поднялся, вышел из-за стола, прошелся по комнате.
- Об этом тебе лучше было бы поговорить с руководителями совета дружины, но раз их нет, попытаюсь объяснить сам. Так сказать, в общих чертах, без деталей. Остальное обмозгуешь сам.
Он опять сел, опять тяжело навалился на край стола и, щуря светлые близорукие глаза, заговорил: