Едва лодка отчалила от берега, следом за ней поплыли несколько туркменских киржимов. Любопытство вклекло ио-мудов к необычным гостям.
Спустя полчаса, приблизившись к корвету, Кият увидел на палубе людскую суету. Когда его подняли в люльке наверх, то на шканцах уже стояла, выстроившись, вся команда корабля. Майор Пономарев шагнул гостю навстречу, развел руки.
- Ну, кунак... Аль не узнал?..
Кият насупился, но стушевался и улыбнулся исподлобья. Пономарев хлопнул его по плечам, обнял мужиковато. Повел вдоль строя, в кают-компанию. Следом двинулись офицеры.
В кают-компании все было готово для приема гостя. На столе стояли блюда с закуской, бутылки рома, рюмки, бокалы. Кият остановился, не дойдя до стола. Садиться наотрез отказался.
- Гости - вы... А я - хозяин, - сказал он хмуро. - Я буду вас кормить-поить. Там, у нас расскажешь, Максим Иваныч, зачем приплыл, чего тебе от меня надо...
- Да ведь кроме дружеской помощи, просьб у меня других нет, Кият-ага, - отозвался Пономарев, суетясь и все еще пробуя усадить гостя за стол. - Вот, господина гвардейского капитана Муравьева в Хиву спровадить надо. От тебя, дорогой кунак, будет зависеть успех сей экспедиции. И факторию торговую хотим образовать на этом берегу. Тоже твоя помощь в выборе места необходима...
- Давай поедем ко мне, - сказал Кият, отстраняя майора. - Тут, в Кумыш-Тепе, мой зять живет. Там угостимся...
- Ну что ж, Максим Иваныч, - сказал Муравьев, тронув пальцем усики, - видимо, прав Кият-ага. Мы гости у него. Давайте примем приглашение...
Когда сели в катер и поплыли к берегу, Кият принялся разглядывать Муравьева. Николай Николаевич закурил. Однако облачка дыма не спасли офицера от цепких глаз старика, и Муравьев насупился. Кият усмехнулся, спросил:
- Сколько тебе лет, джигит?
- Двадцать пять недавно отпраздновали, - ответил Муравьев и спросил: - А для чего вам это знать?
- Да так, - неопределенно отозвался Кият. Затем спросил прямо: - Не боишься Хива-хана?
- А чего его бояться. У нас говорят: "Волков бояться - в лес не ходить".
Катер быстро приближался к берегу. Гребцы изо всех сил налегали на весла. По обеим сторонам плыли киржимы. Иомуды оживленно переговаривались, сопровождая русских гостей...
КЕЙМИР-БАТРАК
На закате, когда море окрасилось жарким заревом и мелководье покрылось золотистой чешуей бликов, когда сельский азанчи нудно и длинно затянул молитву, призывая мусульман поклониться святой Мекке,- к берегу возле Серебряного Бугра причалил киржим. Четверо рослых парней спрыгнули с него прямо в волны и поспешили на сушу, прислушиваясь к отдаленному голосу азанчи. Тут же они опустились на колени и начали тихо выговаривать слова молитвы. Словно по команде они подносили сложенные ладони к груди, кланялись, касаясь лбами прибрежного песка, и выпрямлялись опять. Закончив молитву, быстро поднялись и стали отряхивать колени. Самый высокий из них и широкий в плечах - батрак по имени Кеймир, наказал своим друзьям никуда не отлучаться. Сам двинулся к кибиткам, обходя правой стороной Серебряный Бугор. Он шел валкой походкой моряка. На нем был низкий косматый тельпек, старый халат, широкие шальвары и сыромятные чарыки (Чарыки - род обуви).
Обогнув курган и выйдя на пустырь, он увидел странное: возле кибиток строем, со штуцерами на плечах, маршировали чужие солдаты. Офицер в белых рейтузах и мундире с эполетами подавал команды, а толпы селян во все горло хохотали и выкрикивали слова восторга. Возле кибиток стояло еще человек пять русских офицеров, а с ними рядом - гасан-кулийский старшина Кият-ага, его зять Аман-Назар и Махтум-Кули-хан. "Чего бы ради приплыли урусы?"- подумал Кеймир-батрак и подошел к толпе, спрашивая у одного, другого, третьего - кто они и зачем пожаловали. Никто ему толком не мог ответить. Кеймир, как большой ручной медведь, потоптался в толпе и двинулся дальше: ему надо было до наступления ночи побывать у мастера Ал-лакули.
Кибитки Кумыш-Тепе тянулись в два ряда. Кеймир шагал, оглядывая дворы, в которых стояли на привязи верблюды и лошади, женщины доили коз, пекли в тамдырах чу-реки и заквашивали молоко., Отовсюду пахло печеным хлебом, молоком и конским потом. Кеймир остановился у двора с четырьмя юртами, за которыми стояло несколько верблюдов, а у входа разжигали тамдыр две женщины.
- Эс-салам-алейкум, - сказал Кеймир. - Не здесь ли живет Аллакули-уста? Если здесь, то передайте ему - пришел человек от Булат-хана - старшины челекенского...
Хозяин услышал разговор, и сам вышел навстречу гостю. Низенького роста, хилый старичок в халате и тюбетейке, он был вдвое ниже Кеймира, но вежливости в нем хватило бы на десяток таких, как этот неотесанный парень. Ал-;лакули, склонился перед гостем, любезно пригласил войти в юрту. Не успели они помыть руки и присесть на ковер, как появилась жена мастера и поставила фарфоровый чайник. Затем она принесла чугунный кумган с кипятком и две пиалы.
Аллакули-уста озадаченно посмотрел на парня: пьет ли он черный чай, как все иомуды, или пристрастился к зеле-ному? Он слышал, что челекенцы водят разные торговые дела с прибалханскими племенами, а те употребляют только зеленый чай. Однако Аллакули-уста. из уважения к гостю, не спросил об этом. А потом и сам увидел - этот верзила пека что не подвергнут иноплеменным нравам. И о другом с беспокойством подумал мастер: "Не от русских ли пришел Кеймир-батрак проведать, каково состояние богатств моих? Кто знает, зачем приплыли люди ак-падишаха!" Как всякий осторожный хозяин, Аллакули-уста начал исподволь подбираться к главному. Прежде всего он спросил, вроде бы, о самом незначительном:
- Скоро ли ты отыскал мою кибитку, сынок? Помогли тебе в этом наши люди или сам?..
- Сам! Зачем мне помощь? - зычно сказал Кеймир и загоготал. - Булат-ага рассказал, как тебя найти, уста-ага. Твой двор семьдесят шестой по счету. А считать я умею... Товарами ведь торгую... Дело такое, без счёта никак нельзя.
Аллакули-уста стало не по себе от такого ответа. Ему самому никогда не приходило в голову - какая по счету его кибитка. А другие, оказывается, вон чем интересуются! Мастер постарался скрыть свое замешательство и заговорил прямее:
- С чего бы это - люди ак-падишаха к нам пожаловали, сынок? Давно их не было...
- Не знаю, уста-ага. Об этом я сам у тебя хотел спросить. Мы ведь, челекенские, ничего никогда не знаем. Все время в море. Другое дело - кого утопили, у кого киржим сожгли - об этом мы знаем. А об этих белотелых никто ничего не говорил, - длинно отвечал Кеймир, и мастер с трудом дождался, когда он выскажется...
- Значит, и вправду не знаешь, - для себя произнес уста и заговорил громче: - Не знаю, выдумывают или нет, но сейчас, - прослышал я, - урусы хотят лавки свои по берегам открыть, да торговлю с Хивой наладить.
- Хорошо бы,- отозвался Кеймир.
- Хорошо-то - хорошо... - Аллакули-уста засомневался. - Только вера у них не наша. Не приведи аллах, сделают всех нас капырами. Они ведь свиноеды. И нас заставят есть свиней. Всех жен отберут, по одной каждому мусульманину оставят... Кое-кто из наших не хочет с ними никакого дела иметь.
- Тебе, уста-ага, чего бояться? - насмешливо сказал Кеймир.- Ты взял свое от четырех жен... Вот мне - надо бояться. У меня еще нет ни одной...
- Так значит ты, сынок, от Булат-хана? - резко пе-ременил разговор мастер. - Давай выкладывай, чего ему от меня надо, а я послушаю...
Кеймир не спеша отхлебнул из пиалы, глотнул крупно и начал длинно и бестолково пояснять, как снаряжал его Булат-хан в дорогу, по скольку за тулум нефти брать велел, какие товары наказал купить... Аллакули-уста терпеливо слушал; поддакивал, подсказывал, чай гостю в пиалу подливал и опять вопрос повторил:
- Так чего же Булат-хану от меня надо?
- Ай, туда-сюда... Одну гупбу, две серьги, ожерелье,- стыдливо ответил Кеймир, будто эти девичьи украшения были нужны ему лично.
- Вот как! - Аллакули-уста удивленно вскинул брови. - Значит, дочь надумал отдать Булат-хан? А за кого - не знаешь?
- Не знаю,- трудно выдавил из себя Кеймир. Неприятны ему были эти вопросы: они мигом породили в сердце смутную тревогу...
Аллакули-уста поднялся с ковра, открыл большой кованный медными пластинками сундук и достал сразу три девичьих гупбы. Они были одинаковой формы, но при свете нефтакыловой свечи сияли по-разному: нежным рубиновым, бледно-зеленым и ярко-голубым цветами. Затем оттуда же уста извлек серьги и несколько ожерелий. Все эти украшения Аллакули-уста положил на ковер перед юношей. Пока тот перебирал их и тщательно разглядывал, хозяин пояснил:
- Вот эта гупба (Гупба - украшение женского головного убора) нефритом отделана... Нелегко было достать этот дорогостоящий камень... А эта - хивинской бирюзой,- тоже драгоценный материал... А это кайсакский огненный опал, - показал уста на кроваво-красные крапины в третьей гупбе. Затем продолжал: - Бусы, серьги и ожерелья тоже непростые. Есть аметистовые, есть малахитовые из страны урусов, лазуритовые, из топаза вот...
Кеймир-батрак осмотрел все внимательно, сказал растерянно:
- Уста-ага, я не знаю, что моей Тувак больше всего нравится, помоги мне выбрать.
- Э, парень! - Аллакули даже подскочил. - Оказывается, ты сам дочь Булат-хана сватаешь?!
- Кто тебе сказал, уста-ага?- испуганно спросил Кеймир.
- Да ты сейчас сказал!
- Я ничего такого не говорил, уста-ага!- Кеймир-батрак угрожающе встал.
- Возможно я ослышался, Кеймир-джан,- заискивающе залепетал старик- Иногда бывает со мной такое... Вот, ты возьми для дочери Булат-хана эти вещицы.- И Уста-ага проворно завернул в тряпицу гупбу бирюзовой отделки, бусы, ожерелья и серьги. Кеймир сунул сверток за пазуху, расплатился и быстро пошел со двора...