В это время хозяйка внесла в комнату самовар. Паша Пустошкин засуетился, стал разливать чай, достал из чемодана колбасу и хлеб.
"Все такой же - любит поговорить и угостить", - подумал о товарище Ушаков.
Как только принялись за чай, Пустошкин снова овладел разговором:
- Федюша, а помнишь, как мы вчетвером - я, ты, Гаврюша, Нерон, - бывало, ходили в баню на пустырь у Шестнадцатой линии? Напаримся-нажаримся - и в снег: кто дольше пролежит, тому бутылка меду с остальных. Нерон, черт, лежал дольше всех. Ты-то в наш спор не встревал, а только помню, что и тебя раз подзадорили. Говоришь: никакого меду мне не надо, а пролежу дольше вас всех! И пролежал. Помнишь, Нерон? - смеялся Паша.
- Как же, помню!
- Ну, нашел что вспоминать! - отмахнулся Ушаков. - А не знаете, где Гаврюша?
- Он на Балтийском. Командует гальотом "Стрельна".
- Батюшка, к вам пришли, - просунула голову в дверь хозяйка.
- Кто там, пусть входит! - сказал, выглядывая из-за самовара, румяный Паша Пустошкин.
В комнату вошла девушка лет пятнадцати.
Несмотря на то, что она очутилась с глазу на глаз с тремя молодыми моряками, девушка нисколько не смутилась.
Кутаясь в платок, накинутый поверх шубки, она приветливо улыбалась:
- Здравствуйте! Мне сказывали, что кто-то из вас поедет в Воронеж.
- Мы все поедем, - ответил, подымаясь, Пустошкин.
За ним поднялись остальные.
- Я хочу, просить, чтобы вы передали моей маменьке письмо. Она живет в Воронеже.
- Охотно передадим, - ответил Пустошкин.
- Лучше поедемте вместе с нами, - предложил Веленбаков, - веселее будет!
- Я поеду, когда установится санный путь.
- Ну, так мы будем встречать вас в Воронеже, - улыбнулся Паша. - Давайте письмецо!
- Я еще не написала. Я завтра напишу. Может быть, кто-нибудь из вас зайдет за ним?
- Выбирайте любого из троих, - пошутил Нерон.
Девушка обвела всех глазами.
- Я прошу вас. Вы ведь тоже поедете? - обратилась она к Ушакову.
Федя стоял красный от смущения и неожиданности. Он уже давно узнал девушку: это была та, которой он спас снегиря.
Она выросла и повзрослела. Ее курносое личико было миловидно. А когда девушка улыбалась, то открывался ровный ряд белоснежных зубов. И эта улыбка озаряла все ее лицо.
- Поеду, - смущенно выдавил Федя.
- Я вас помню, сразу узнала, - улыбнулась девушка. - Выйдемте, я вам покажу, где сейчас живет моя тетушка. Тот дом - сгорел.
И она пошла из комнаты.
Федя волей-неволей должен был следовать за ней.
На крыльце девушка остановилась:
- Вон видите домик, где растет береза? Там живет моя тетушка. А вас я запомнила. Я даже видела вас несколько раз во сне, - сказала она и, светло улыбнувшись, сбежала с крыльца.
Ушаков вернулся в комнату еще более смущенный. Он старался не смотреть товарищам в глаза.
- А девушка-то ничего: стройная, легкая, словно гичка! Ай да Федя! - попробовал было пошутить Веленбаков, но Ушаков так покосился на него, что Нерон сразу умолк.
VI
В Адмиралтейств-коллегии Ушакову подтвердили, что он тоже назначен в Азовскую экспедицию, под начальство вице-адмирала Алексея Наумовича Сенявина, и должен отправляться в Воронеж завтра поутру.
Погода стояла отвратительная - моросил дождь, и Ушаков пошел из Адмиралтейств-коллегий прямо на квартиру.
Пустошкина и Веленбакова дома не оказалось.
Сегодня целый день у Феди не выходила из головы эта милая, улыбчивая девушка.
В тамбовском детстве у Феди все друзья-приятели были мальчишки. За шесть лет учения в Петербурге Ушаков не свел знакомства ни с одной девушкой, и в корпусе его за это прозвали схимником. А тут, первый раз в жизни, он говорил с девушкой, которая, оказывается, помнит его и даже видит во сне. От всего этого сладко закружилась голова.
"Пойду-ка я за письмом, пока нет этих пересмешников", - вдруг подумал Федя и поскорее шмыгнул из дому.
На крыльце он оглянулся - не смотрит ли кто, но Двенадцатая линия была пуста.
Только с Десятой, где был кабак, брели через пустыри два подгулявших матроса, и один из них куражился и орал:
Из-за Волги кума
В решете приплыла,
Веретенами гребла,
Юбкой парусила…
Ушаков быстро перешел улицу к домику с березой. Уже постучав в дверь, он вспомнил, что не знает ни имени, ни фамилии девушки.
Открыла высокая пожилая женщина, которую Федя видел в тот раз на пожаре.
"Верно, ее тетушка!"
- Вы за письмом? - спросила она.
- Точно так! - пересохшим от волнения, глухим голосом ответил Ушаков.
Он несколько похрабрел - такое начало было ему на руку: выходит, что Федя пришел по делу, а не вроде кавалера. Он хуже всего боялся, чтобы так не подумали о нем.
- Пожалуйте, пожалуйте! - ввела его тетушка в небольшую, скромно обставленную, но чистую комнату. - Садитесь. Любушка сейчас придет - она пошла в сарай за дровами.
"Ага, значит, ее зовут Любушкой", - приметил Ушаков.
- Непоседа-девчонка, егоза. Собиралась побыть у меня до весны, а вчера вдруг услыхала, что моряки отправляются в Воронеж, загорелась: поеду и я домой! Побежала узнавать, кто едет. Другая бы постеснялась говорить с незнакомыми, а этой - нипочем. Она с любым человеком запросто говорит. Я вон старая, а так не могу. Это она в отца пошла такая простая да ласковая. Тот, бывало, с первым встречным говорит, будто десять лет его знает. А письмо-то у Любушки еще не готово, - улыбаясь, закончила вполголоса тетушка.
В это время в соседней комнате послышался стук брошенных на пол дров.
- Любушка, пришли за письмом, - сказала тетушка, входя к ней в комнату.
В дверь просунулась голова со вздернутым носиком и быстрыми голубыми глазами.
- А-а, это вы? Я сейчас! - весело и просто сказала она и скрылась.
Федя сидел красный: все-таки он не мог побороть смущения, - как это он будет сидеть один с девушкой, словно жених или кавалер.
Через минуту в комнату впорхнула Любушка:
- Здравствуйте! Как вас величать?
- Федор Федорович Ушаков.
- Здравствуйте, Федор Федорович! Молодец, что пришли! А вот письмо-то у меня еще не готово… И я не знаю, может, и не буду его вовсе писать… - улыбаясь, сказала она и взглянула на Ушакова.
У Феди упало сердце: "Передумала, не поедет…"
- Вы что, разве не поедете в Воронеж? - испуганно спросил он.
- А вы хотите, чтобы я поехала?
- Хочу! - вырвалось у Феди.
- Я поеду. Только не знаю когда… - смеялась Любушка.
- Вы же говорили: по санному пути… Скоро должна установиться зимняя дорога.
- У нас, в Воронеже, санный путь - с николина дня.
- Вот и поезжайте!
- Я и хочу - на николу.
- А с кем вы поедете?
- В Воронеж часто ездят на верфь. У тетеньки есть знакомый подрядчик. Вы в Воронеже были?
- Нет. Хороший город?
- Хороший. Весь на горах. Обрывы, обрывы! Белые мазанки и ветряки. Красиво! А небо какое у нас - синее, глубокое!
- Ничего хорошего там нет. Дома на горе, а воду таскай из реки. А летом - ветры и ветры. Пыль - свету божьего не видно! - вмешалась тетушка, входя в комнату.
- Да что вы, тетушка Настасья! Разве Питер лучше? Одно болото да вечная слякоть.
- А давно ли сама восхищалась: "Ах, белые ночи! Ах, Петербург!"
- Тогда нравился, а вот теперь уже пригляделась к нему! - тряхнула она русой косой.
Ушаков просидел у Настасьи Никитишны дотемна. За чаем тетушка спросила мичмана о его родителях. Федя ответил, что старик отец еще жив, а мать умерла давно, когда ему было восемь лет.
- Значит, росли сиротой, - пожалела Настасья Никитишна. - А откуда же вы родом?
- Из Тамбовской.
- Так вы наш сосед! - обрадовалась Любушка. - От Воронежа до Тамбова рукой подать!
- Я не из самого Тамбова, а из Темниковского уезда. Там у нас деревенька. Алексеевка.
- А почему поступили в морской корпус, а не в сухопутный? - полюбопытствовала тетушка.
- Сухопутный не по карману: у отца всего-навсего девятнадцать душ, - просто ответил Ушаков.
Он никогда не стыдился того, что его отец небогат.
- Морским офицером лучше быть, чем сухопутным. Что берег? Грязь, пыль. А в море волны, ветер, простор! - убежденно сказала Любушка.
Федя даже покраснел от удовольствия.
- Да, я тоже очень люблю море! - признался он.
Тут же, за чайным столом, Любушка в конце концов написала матери письмо и стала объяснять Феде, как найти в Воронеже дом, где они живут.
- Вот город, на горе. Так - Нищенская слободка, так - Стрелецкий лог, так - Гусиная слободка, - чертила она пальцем по скатерти. - А так - наша Чижовка, ближняя и дальняя. Когда-то в ней водилось много чижей. Вот церковь Троицы, слева большой дом - в нем живут попы, дьякон Калистрат, пономарь. А справа - маленький, это и есть наш. Понятно?
- Понятно, - отвечал Федя, а думал только об одном: поскорее бы эта белозубая девушка приезжала в Воронеж!
- А вот тут, - не переставала Любушка чертить пальцем, - Чижовская роща. Дубы, дубы и дубы. И клены. Красиво! Сюда мы с вами пойдем весной гулять. Хорошо?
- Хорошо, - ответил Федя, а сам подумал: "Одно плохо - пора уходить, а так не хочется!.."
Он поднялся и стал прощаться.