По главной улице кишлака с гиканьем неслись всадники. Вылетев за околицу, они свернули в сторону зиндана, видно, хорошо знали дорогу. У самых ступеней, убегающих глубоко, как в преисподнюю, вниз, осадили коней, потемневших от пота. Звезды и низко опустившаяся луна уже поблекли, в их слабом свете лоснились металлические доспехи на всадниках и странные, с высокими, как у петухов, гребнями, шлемы. Воины были веселы, смеялись и перебрасывались громкими фразами на непонятном языке. Зохид и Танук встали рядом и приняли оборонительную позу, выставив пики.
От группы всадников отделился один и, выехав вперед, сказал по-персидски, указав рукой на предводителя, под которым конь так и гарцевал, скаля зубы и вскидываясь на дыбы:
- Это Птолемей, сахибкирон Искандара Великого. Он прибыл за Бессом.
Зохид и Танук, наслышанные об этом знаменитом военачальнике македонского царя, закивали, с любопытством его разглядывая, и расступились в разные стороны, опустив копья, что означало: путь к зиндану свободен, и они могут забрать своего пленника.
Птолемей со сверкающими глазами что-то громко сказал толмачу, и тот перевел:
- Один из ближайших друзей царя знаменитый Птолемей хочет говорить со Спитаменом.
- Спитамен еще вчера вечером куда-то уехал, - сказал Зохид. - Он сейчас далеко…
Птолемей был явно раздосадован.
- Где он?
- Об этом никто не ведает. Разве лишь степной ветер…
- А Бесс? - грозно спросил Птолемей.
- Он там, - кивнул Зохид на темнеющую внизу распахнутую дверь.
- Ну, так ведите его, чего же вы медлите?!
- Я бы предпочел передать его из рук в руки самому Искандару. Быть может, получил бы от него награду за верную службу. Говорят, он у вас щедрый, в отличие от своих полководцев, - сказал Зохид.
Птолемей, поддав пятками коню, подъехал ближе. Наклонясь с седла, оглядел стражника, на всякий случай взявшего на изготовку копье, и, усмехнувшись, сказал:
- Из уважения к твоим сединам прощаю столь вызывающий тон. Я послан самим Александром! Веди к пленнику!
Он слез с коня и передал повод толмачу.
Зохид сделал ему знак следовать за ним и стал спускаться по ступенькам. Танук остался и с любопытством изучал воинов Искандара. "Люди как люди, - думал он. - Только большинство из них светловолосы, голубоглазы… И разговаривают на непонятном языке. Что их вынудило прийти в такую даль из Македонии? Не лучше ли было работать в своем саду и тешиться по ночам с женой, приумножая число наследников?.."
Птолемей, пригнувшись в дверях, вступил вслед за стражником в зиндан. Когда глаза привыкли к темноте, он увидел распростертое на полу тело и разбросанные вокруг клочья царской одежды.
- Царь царей?.. Мне поручено сопровождать вас, - с иронией произнес Птолемей и, отвесив поклон, обеими руками указал на выход: - Прошу вас, Великий Александр с нетерпением ждет!..
Бесс с трудом приподнял крупную голову с клочьями седых волос над ушами и вновь бухнулся затылком о каменные плиты. Птолемей постоял, возвышаясь над ним и сверкая доспехами, и, глянув на Зохида, заметил:
- Похоже, вы не оказывали царю царей особых почестей.
После чего решительно направился к выходу и, кликнув воинов, велел им вынести из зиндана Бесса.
"Мерзавцы… Предатели… Дикари… Ничтожные рабы…" - не переставая, ругался Бесс, пока его, не дав одеться, несли на руках и усаживали на высокую двухколесную арбу с возведенным вокруг нее частоколом из тонких жердей. Возничий, хлестнув кнутом лошадь, развернул арбу. Бесс, чтобы не упасть, ухватился за прутья своей клетки. Всадники вскочили в седла и понеслись, гикая и улюлюкая, вдоль улицы. Давно рассвело, но никого из местных не было видно на улице. Лишь свирепый лай собак, высовывавших морды из-под подворотен, свидетельствовал о том, что хозяева, в надежде, что беды их минуют, не покинули собственных домов, а сидят в них, притихнув, заперев ворота и двери на засовы.
Когда всадники скрылись за домами и топот их коней затих вдали, Зохид презрительным взглядом окинул Танука:
- Эх ты, глупец, глупец… Вместе с этим толстяком из наших рук уплыло такое богатство…
- И бедных и богатых создал Ахура - Мазда, - задумчиво произнес Танук. - Так устроен мир…
- Сегодня Создатель был к нам милостив, а ты отверг его дающую руку… Нет, никак я не могу с этим смириться! - с силой вонзил Зохид в землю конец копья. - Так бы и припустил за ним, как гончая за бурой лисицей…
Караванная дорога
Одатида услышала донесшийся с улицы плач Рамтиша, младшего сына, и выскочила из хижины. Она схватила за руку чумазого, с головы до ног в пыли, малыша и потащила к роднику. Рамтиш упирался, протестуя, ему хотелось остаться играть с мальчиками, носившимися по пыльным улицам кишлака и окрестным огородам. Одатида усадила сына на большую гранитную глыбу и, набрав воды в кувшин, стала купать его, поливая ему на голову. От холодной воды он вздрагивал, фыркал и смеялся.
- Где твои братья? Почему тебя оставили одного?
- Они с большими мальчиками играют, а нас, малышей, не принимают… - отвечал Рамтиш, стуча зубами.
- С утра до вечера вас где-то носит!.. - выговаривала Одатида, вспомнив, что сказал муж, уезжая в последний раз из дому: "Детей от себя далеко не отпускай". Он произнес это спокойно, а она сердцем почувствовала, что им может грозить какая-то опасность. - На коленях ссадины! А на плече откуда такой синяк? Дрался, что ли?
- Нет, мы играли в войну. Это Искандар задел меня мечом.
- Провалиться бы этому Искандару вместе с его войной! - вздохнув, сказала Одатида и выплеснула на голову сына остатки воды. - Если дети начинают воевать друг с другом, то настанет ли когда-нибудь мир на земле?..
- Папа сказал: чтобы стать хорошим воином, надо с детства тренировать руку!
- О, лучше бы великий Ахура - Мазда поскорее послал нам такой день, когда отец ваш мог бы снять с себя оружие.
- Нет, мама, сначала он должен победить Искандара. Все мальчики так считают!
- Ой, сыночек, для этого, знаешь, какая сила нужна!.. А отца вашего некому поддержать. Каждый - воин только около собственного дома. А что с соседом, мало кого волнует, - сказала Одатида, обтирая сына своим головным платком.
- Вот я вырасту и стану отцу помощником.
- Рос бы поскорее, сыночек.
- Я буду есть много хлеба и мяса и стану сильным - сильным. Дядя Шердор говорил: "Чтобы стать палваном, надо много есть".
В последний раз муж приехал ночью в сопровождении этого Шердора, поистине великана; наверное, и оружие его, булава и меч, сделаны по специальному заказу, такие они огромные и тяжелые. Одатида подумала, что они хоть сколько-нибудь погостят, но Спанта велел тотчас собирать детей в дорогу, а сам кинулся с телохранителем связывать вещи… Выехали потемну, как-то по-воровски, никому ничего не сказав, и только к вечеру добрались до этого подгорного кишлака. На вопросы Одатиды, что произошло, с чем связан столь срочный их переезд, муж отвечал: так будет лучше, и даже посоветовал ей никому не говорить, чья она жена. Как же так, как же не говорить, когда у него дети вон растут, как две капли воды похожие на него. Да и сама Одатида гордилась, что она - жена Спанты, Спитамена…
Одевая сына, Одатида поцеловала его в лоб.
- Ой, мамочка, почему ты плачешь?
- От радости, сынок, от радости, что ты есть у меня. Пусть Ахура - Мазда лишит меня всего, лишь бы вас не отнял, рядом с вами мне ничего не страшно. Лишь бы вы были живы - здоровы.
Рамтиш погладил мать по волосам ладошкой.
- Мамочка, ты у нас самая красивая на свете и добрая.
Одев сына, Одатида подхватила его на руки и поспешила к хижине. Вдруг до ее слуха донесся перезвон колокольцев, и она остановилась, прижимая к груди сына и прислушиваясь. Слева возвышались освещенные солнцем горы, зеленые у подножья и розовые наверху, где громоздятся голые скалы, а справа виднелись холмы, которые чем дальше, тем положе и постепенно переходят в равнинную степь. Жители кишлака, бегая от калитки к калитке и окликая друг дружку, спешили на ближний холм, где уже собралась пестрая толпа. Люди, заслоняясь от солнца, смотрели вдаль и показывали на что-то руками.
За холмом проходила старая караванная дорога. Но с тех пор, как не стало мира и у людей на устах появилось имя Искандара Зулькарнайна, тут не проходил ни один караван и дорога успела зарасти травой, а кое-где ее замело песком. Место за холмом было живописное и тихое. Там из-под земли бил ключ, от него брал начало ручей и спешил, извиваясь, в долину, а вдоль него густо росли ивы, джида, граб, образовавшие, сомкнув кроны, зеленый шатер. В их тени любили отдыхать путники, преодолев огромное расстояние через раскаленную степь. А следующие из дальних стран караваны в этом месте обычно делали привал. Купцы, не теряя времени, раскладывали на обозрение товар. Из окрестных селений, ближних и дальних, из летних аилов и стойбищ спешили сюда люди; купцы не торопились уезжать, и по нескольку дней тут велся торг. В обмен на сушеное мясо, кожу, мех, рога, мумиё можно было приобрести заморские шелка, бархат, украшения, различные пряности.
Одатида опустила сына на землю и, взяв его за руку, тоже направилась к холму и вскоре смешалась с шумливой толпой. Вскоре она увидела медленно приближающийся караван из тридцати-сорока верблюдов.
Караван остановился около ключа в тени деревьев. Путники окриками заставили верблюдов лечь и стали снимать с них огромные тюки. Караванбаши, видно, неплохо знал эти места. Купцы были вооружены. Пока они поили из кожаных мешков усталых животных, другие поставили посреди широкой поляны большой белый шатер.