Рамтиш выдернул из руки матери вспотевшую ладошку и побежал на поляну, где уже среди верблюдов, сложенных грудой тюков и важно расхаживающих купцов, шныряли любопытные местные мальчишки.
- Рамтиш! Ты куда? Вернись!.. - крикнула Одатида и поспешила за сыном, чтобы поймать и в наказание отвести домой.
Высокий крепкий бородач с крупным горбатым носом и хищным, как у орла, взглядом отдавал распоряжения слугам, которые суетились, бегали взад-вперед, выполняя его указания. На нем был белый яктак довольно странного покроя, какие в этих местах не носят. Да и говорил этот человек на непонятном Одатиде языке. Наверное, это и был караванбаши.
Одатида погналась за сыном и поймала его. Караванбаши улыбнулся, что-то приветливо сказал ей.
- Добро пожаловать! - ответила женщина, хотя не поняла ни словечка. - Из каких краев прибыли и далеко ли путь держите?
Бородач несколько мгновений разглядывал молодую женщину, затем перевел взгляд на босого мальчугана и, покачав отрицательно головой, что-то проговорил, наверно, сказал, что ничего не понял из произнесенного женщиной. Он стал оглядываться и, увидев разлегшегося на овечьей шкуре около тюков долговязого, как жердь, и сутулого человека, позвал его:
- Бабах! Эй, Бабах!..
Тот поднялся, явно раздосадованный, что ему помешали подремать, и медленно приблизился. Караванбаши кивнул на женщину с ребенком и что-то быстро проговорил.
- Господин интересуется, не угодно ли вам чего-нибудь?.. - обратился Бабах к Одатиде на чистейшем согдийском.
- Мне бы хотелось купить у вас какой-нибудь ткани, чтобы сшить одежду для детей, - обрадовалась Одатида и добавила: - А то они у меня сильно обносились…
Караванбаши выслушал толмача. Он оказался весьма любезным человеком, несмотря на суровую внешность, ласково посмотрел на женщину, отметив про себя, как она красива, чем-то, пожалуй, даже отличается от местных - одеждой, разрезом глаз, благородством манер - и велел толмачу перевести:
- У меня найдется все, что пожелает ваша душа. Хотите китайского шелку? Пожалуйста!.. А может, вот эти сирийские платки понравятся?.. Египетская сурьма?.. Или украшения?.. Хороши вот эти легкие индийские сари… Выбирайте…
Караванбаши кликнул слуг и что-то им сказал. Те кинулись распаковывать только что снятые с верблюдов тюки, потрошить хурджины, вынимать из них, уподобясь волшебникам, яркие ткани - шелка, алтасы, бархат, парчу - и раскладывать на стволе низко, почти до земли склонившегося дерева.
Увидев это, поспешили сюда и другие женщины. Шумно переговариваясь, они хватали отрезы, прикладывали к груди, спорили, советовались, вырывали друг у дружки то, что особенно приглянулось.
Караванбаши не раз приходилось наблюдать подобное, он снисходительно смотрел на женщин и улыбался.
Сумела выбрать кое-что для себя и своих детей и Одатида.
- Сколько я вам должна? - спросила она.
Купец взял отобранные ею вещи, аккуратно сложил и, завернув в тонкую кисею, протянул ей сверток:
- С вас я возьму всего десять дари.
- Почему?.. - нахмурила брови Одатида. - Вы возьмете с меня столько, сколько все это стоит! - в голосе ее появились властные нотки. - Отсчитайте! - и протянула несколько опешившему купцу кожаный мешочек, полный денег.
Купец, удивленный, что в такой глухомани водятся столь богатые люди, отсчитал деньги. Бабах при этом не сводил взгляда с мешочка, полного золотых монет, с трудом сглотнул ком, застрявший в горле, при этом судорожно дернулся острый кадык; оттянув пальцем ворот рубахи, он повел длинной шеей, словно аист, глотающий лягушку. Караванбаши что-то проговорил ему, возвращая владелице мешочек.
- Хозяин мой интересуется, кто же отец этого прекрасного мальчика?.. - перевел Бабах.
Одатида усмехнулась, глянув на купца:
- Его всегда интересуют те, кто покупает у него товар?
- Прошу извинить мое любопытство. Можете не говорить. Не сердитесь…
- Я не сержусь…
- Хотелось узнать имя счастливца, которому принадлежит такая красивая и умная женщина, - улыбнулся купец и пригладил указательным пальцем усы.
- Каждому человеку самому судить, счастлив он или нет, - сказала Одатида и поинтересовалась у толмача: - На каком языке говорит твой хозяин?
- На арабском, госпожа. Путь держит из далекой Сирии.
- А куда, если не секрет?
- В Чинмочин.
Одатида кивнула, поняла, мол.
- Похоже, твой хозяин добрый человек. Пусть он не обижается на меня, я тайны никакой не представляю. И муж мой известен - Спитамен.
Она заметила, как Бабах встрепенулся и быстро взглянул на нее, с его покрытого морщинами лица схлынула кровь. "Может, я напрасно сказала? Не зря же предупреждал Спанта…" - мелькнула у нее мысль.
А Бабаху вспомнилось, как в замке Оксиарта праздновали Навруз. Там Бабах и увидел впервые Спитамена. У Ситона, приятеля Бабаха, в тот день расстроилась свадьба. Все говорят, что в этом в немалой степени повинен Спитамен. В разгар празднества Равшанак, неожиданно для всех, вскочила в седло черного тулпара, на которого сроду никто не садился, кроме хозяина, и умчалась невесть куда. А вскоре следом помчался Спитамен. И многие, кто обратил на это внимание, подумали: "За этим что-то кроется…" О, бедный Ситон, он тогда чуть руки на себя не наложил. Бабах с трудом его успокоил. "Стоит ли доставлять своей смертью радость врагу?.." - спросил он, отбирая у него кинжал. И Ситон притих, перестал рыдать и сказал: "Да, ты прав, пусть мой враг умрет раньше, чем я…"
А на следующий день Бабах глаз не спускал с Равшанак и Спитамена. Немногие заметили, но от его взгляда не укрылось, как они во время молебна у костра переглядывались. По их глазам было видно, что между ними какая-то тайна. А какая может быть тайна между жеребцом и только что достигшей совершеннолетия кобылицей, желающей отведать все сладости мира?.. Ах, глупый, глупый Ситон! Ты где-то ищешь Спитамена, крадешься по его следам… а настоящий охотник не преследует зверя, выбиваясь из сил, настоящий охотник устраивает засаду и ждет. Не лучше ли тебе расставить силки где-нибудь вблизи этой пери? Не может быть, чтобы муж не томился по такой красотке и хотя бы изредка не навещал ее - будь у него хоть сколько наложниц на стороне…
Пока в голове Бабаха проносились эти мысли, он не мог оторвать взгляда от этой женщины. Она зябко повела плечами. Он усмехнулся и проговорил:
- А я за жену Спитамена принимал другую женщину…
Одатида, собравшаяся уже, взяв за руку сына, уходить, резко обернулась:
- Что ты хочешь сказать, раб? Я волею Нахид связана с ним супружескими узами! Что означают твои двусмысленные слова?
- Не обманываешься ли ты, полагаясь на Нахид?.. Богиня Любви свела его совсем с другой!.. - Бабах вскинул руки кверху и, закатив глаза, взмолился: - О, всемогущая Нахид, дарящая нам радость, засвидетельствуй, что я не лгу!..
Сверток с покупками выскользнул из-под мышки у Одатиды, она этого даже не заметила, стояла, словно окаменела. Губы ее с трудом шевельнулись, и с них слетело, словно дыхание:
- В кого метишь ты своим ядом?..
- Ведь уже давным-давно всем известно, что Спитамен и дочь Оксиарта Равшанак без памяти влюблены друг в друга! О, несчастная женщина, а ты об этом не ведала по сей день?
- Неправда! - закричала Одатида. - Мой муж с дружиной отправился к Оксу, через который пускают свои стрелы нечестивцы Искандара!
- Ха-ха-ха-ха!.. - деланно захохотал Бабах. - Искандар давным-давно по эту сторону Окса. А Спитамен расположился со своей дружиной в замке Оксиарта, где взгляд его ежечасно ласкает своим появлением прекрасная Равшанак!
- У тебя черное сердце, жалкий раб! Убирайся отсюда скорее! А то я позову слуг, и они поколотят тебя!
- Воля твоя, красавица. Если лгу, то пусть меня покарает Создатель, пусть у меня отнимется язык и ослепнут глаза!..
- Скажи, почему ты так ненавидишь Спитамена? - еле слышно спросила Одатида, ее губы вдруг задрожали, и она всхлипнула. - Зачем ему еще кто-то, если я для него во всем мире самая красивая? Ведь он сам выбрал меня…
- О женщина!.. - снова рассмеялся Бабах. - Когда он тебя выбрал, Равшанак была еще ребенком. А сейчас она в расцвете. Ни в Согдиане, ни в другой какой стране нет другой такой красавицы, поверь мне, повидавшему мир и множество женщин…
- Откуда тебе, простому рабу, знать о том, о чем может ведать только Нахид?.. Она повенчала нас, меня и Спанту…
- Откуда мне известно?.. - усмехнулся Бабах. - Я служу у Оксиарта, который доводится красоточке той отцом. Вон те тюки с дорогим товаром, сгружая которые с десяти верблюдов я запарился и свалился с ног, принадлежат ему, досточтимому Оксиарту. Он поручил мне отправиться с этими купцами в Чинмочин и продать все с выгодой. Оттуда я привезу шелк и фарфоровую посуду, каких нигде в другом месте нету. А как ты считаешь сама, доверил бы все это Оксиарт бесчестному, способному лгать человеку?..
Но Одатида его уже не слушала, держа сына за руку, она быстро направилась в сторону селения.
Караванбаши, ничего не понимая, строго поглядел на Бабаха:
- Что ты ей такое сказал? - спросил он по-арабски.
- Я знавал ее мужа. Она спросила про него, я ответил. И все… - сказал Бабах, пожимая круглыми плечами.
Караванбаши позвал одного из слуг, велел догнать женщину и вручить оброненный ею сверток.