- Il est fou, - проворчал Легионер, когда пули просвистели мимо наших голов.
Полковник позади нас яростно ревел. Снова нам вслед раздались выстрелы.
Я оглянулся. Оберст вышел из себя. Он пинал свой автомобиль; потом вскочил в него, попытался завести мотор, но тот заводиться отказывался. Он выскочил снова с пистолетом в руке.
- Берегись! - крикнул я и бросился в ров. Через секунду Легионер и лейтенант Фрик лежали рядом со мной.
Броситься в укрытие не успел только незнакомый фельдфебель, и все пули вошли ему в спину. Он повалился, изо рта хлынула кровь, каска сиротливо покатилась по дороге.
- Jamais vu si con, - выругался Легионер. - Свен, прикончи его!
Я опустил ножки ручного пулемета.
- Нет, - негромко сказал лейтенант Фрик. - Это убийство.
- Закройте глаза, герр лейтенант, - посоветовал Легионер, - или утешьте нашего умирающего приятеля.
Я упер приклад в плечо, установил прицельную планку, зарядил пулемет и навел. Полковник вставил в пистолет новую обойму. Вокруг нас заплескались пули. Его большая фигура слегка колебалась в моем прицеле.
- Отличная мишень, - усмехнулся я Легионеру, но взял слишком близкий прицел. Пули прострочили дорогу метрах в двух перед оберстом, тот завопил и бросился прятаться за машиной, крича:
- Бунт!
Пронзительный свист едва не разорвал нам барабанные перепонки, над нами пронеслась какая-то тень, и мы скатились в ров, прячась от обстрела "джабо". Пушка его громыхнула, и несколько снарядов угодили в машину оберста; она отлетела к деревьям, где ее охватил огонь, оставив лишь обугленную мумию от человека, который только что был оберстом.
Лейтенант Фрик поднялся на ноги и приказал:
- Следуйте за мной.
Мы подкрались к деревне, на окраинах которой наши пехотинцы и артиллеристы все еще бежали со всех ног, а их азартно преследовали опьяненные победой американцы.
Какой-то гауптман угодил буквально нам в руки, всхлипывая:
- Конец. Полк уничтожен. Они смяли все наши противотанковые пушки. Я ухитрился в последнюю минуту выскочить в окно из комнаты, где сидел со своим унтер-офицером. Мимо нас пролетали ручные гранаты. Уцелел я один. Вся ротная канцелярия уничтожена.
- А дозор вы не выставили? - с удивлением спросил лейтенант Фрик.
Гауптман сорвал с головы фуражку.
- Мы чувствовали себя в полной безопасности. Вчера вечером американцы находились в ста пятидесяти километрах. Несколько их полков были оттеснены. Мы взяли несколько пленных из Сто сорок второго американского пехотного полка, ничего особенного они собой не представляли. Мы готовились праздновать победу, и я выставил только обыкновенных часовых. Наши противотанковые орудия стояли зачехленными за домами, снаряды лежали в автомобильных прицепах.
- А что часовые? - спросил лейтенант Фрик.
- Американцы задушили их проволочными удавками.
Гауптман устало сел между нами. Он был старым, седым, верившим в непобедимость немецкого солдата до той минуты, когда американские "шерманы" смяли его полк; был профессором или кем-то вроде того в университете Фрайбурга, смотрел на каждого моложе тридцати, как на ребенка. Но двадцатилетние американские танкисты доказали ему, что он был неправ. Он видел, как четыре тысячи солдат и офицеров за двадцать минут погибли в огне. Теперь он сидел на дне рва( его расспрашивал еще один двадцатилеток, юнец в черном мундире танкиста с Рыцарским крестом на шее и объяснял ему, что нужно было делать.
- Нельзя чувствовать себя в безопасности, - улыбнулся лейтенант Фрик. - Я не расстаюсь с автоматом даже во сне. То, что произошло с вами, постоянно случалось в России. Война - это сплошная хитрость и нечестная игра.
Гауптман взглянул на свой Железный крест с Первой мировой войны.
- В четырнадцатом - восемнадцатом годах было не так. Я служил в уланском полку, приданном графу Хольцендорфу. Меня снова призвали всего три месяца назад. Это отвратительная война. - Лейтенант Фрик кивнул. - И я думаю, что мы ее проиграем, - прошептал гауптман.
Лейтенант Фрик не ответил. Он несколько секунд разглядывал разыгрывающийся перед нами жуткий спектакль, потом опустил бинокль на грудь.
- Гауптман, что там произошло? Расскажите вкратце, мы очень спешим.
Легионер зажег сигарету и сунул ее в губы Фрику.
Гауптман удивленно разинул рот.
- Американцы появились совершенно внезапно, - подытожил он.
Лейтенант Фрик засмеялся.
- Это я понимаю.
Гауптман укоризненно посмотрел на смеющегося лейтенанта. Взял палочку и стал чертить на песке.
- Должно быть, они появились отсюда.
Фрик кивнул.
- Очевидно. Я бы тоже вклинился здесь. Потом они уничтожили ваши орудия по всем правилам.
- Видимо. - Гауптман закрыл лицо руками в перчатках. - Не могу понять, как я уцелел. Мой заместитель с громадной раной в спине упал грудью на стол. Он был очень многообещающим. Мы как раз говорили о том, что ему нужно во Фрайбургский университет. Он знал все о Канте.
Лейтенант Фрик иронично засмеялся.
- Было б лучше, будь он специалистом по автоматическим орудиям и фланговому охранению. Сейчас нам нужны солдаты, а не философы.
Гауптман поднял взгляд.
- Наступает иное время, молодой человек.
- Несомненно. Только, скорее всего, вам его не увидеть, как и вашему заместителю-философу.
- Вы хотите донести, что я нарушил воинский долг? - обеспокоенно спросил гауптман-.
- И в голову бы не пришло, - пренебрежительно ответил лейтенант Фрик. - Как, по-вашему, сколько там танков?
- По меньшей мере батальон.
- Хмм. Трудно поверить, но вы должны знать, что видели. Однако представляете, сколько места занимает танковый батальон? От восьмидесяти до ста танков плюс все вспомогательные службы. Это такое движение, что даже у французского регулировщика волосы бы встали дыбом.
- Там была сущая бойня, - сказал, оправдываясь, гауптман. - Я видел, как моего денщика раздавили гусеницы "шермана". Он был студентом-юристом, происходил из хорошей венской семьи. У нас в батальоне было много молодых людей, подающих надежды, я имею в виду, в академическом отношении. Теперь они все убиты. Мы слушали своего рода курс лекций. Командир полка был университетским профессором. У нас царил академический дух.
- Ничего не могу сказать по этому поводу, - сухо заметил лейтенант Фрик. - Но, мне кажется, было бы лучше, если б вы были настроены на военный лад. Тогда вы смогли бы спасти половину своего батальона. - Смахнул воображаемую пылинку с блестящего Рыцарского креста. - Философский подход командиру батальона ни к чему.
- Лейтенант, вы солдат, награждены за храбрость - и очень молоды.
- Да, солдат, с тех пор, как окончил школу. Очевидно, в ваших глазах я еще ребенок, но теперь этому ребенку приходится таскать каштаны из огня для вас и прочих интеллектуальных аристократов. Позади меня лежит человек, который тридцать лет пробыл солдатом, хорошо изучив свое дело во французском Иностранном легионе. А этот фаненюнкер с пулеметом - один из тех, кого вы презираете. В ваших глазах он всего-навсего выходец из трущоб. Оба понятия не имеют о Канте и Шопенгауэре, зато знают жестокие законы Марса.
Гауптман спокойно посмотрел на молодого лейтенанта. Устало улыбнулся.
- Убили бы вы свою мать по приказу начальника?
- Конечно, и переехал бы, если б она стояла на пути моего танка.
- Несчастный мир, - прошептал ученый в мундире. Поднялся на ноги, бросил пистолет с фуражкой на дно рва и одиноко пошел по дороге.
Легионер прикурил от окурка новую сигарету, глядя ему вслед.
- С этим наивным идиотом исчезнет целое поколение. C'est fini.
Лейтенант Фрик поправил на ленте орден, полученный за уничтожение батальона русских танков.
- Он верит в свои идеи. Пусть сохраняет иллюзии, пока не сыграет в ящик. Когда он вернется, мы напишем о нем превосходный рапорт: изобразим его, единственного уцелевшего из батальона, стреляющим из противотанкового орудия.
Мы вернулись по тропинке, шедшей по сухому руслу ручья.
Майор Майкл Браун, прозванный "Майк", новый ротный командир, служивший до войны в американской морской пехоте, молча выслушал наш доклад. С усмешкой повернулся к радисту, "Барселоне" Блому, и сиплым, пропитым голосом приказал:
- Свяжись с полком, спроси кодовый сигнал для начала общей бойни.