Подкрепить ратниками волжские города, чтобы не в поле биться, а на стенах. На крепкой стене один ратник двух-трёх стоит...
Закрыть заставами все дороги вглубь княжества, чтобы не пускать конные загоны великокняжеского войска...
Большим полкам по-прежнему стоять в Москве, Ростове, Ярославле и Суздале...
Воевода Пётр Тихмень проговорил задумчиво:
- Чаю, дальше Мологи великокняжеские полки не пойдут. Может, конница и до Ярославля добежит, но за Ярославль я спокоен, не по зубам сей орешек Изяславу! Пройдёт гроза по краю княжества, если сами под молнии не высунемся...
- Не высунемся! - заверил Юрий. - Не дождётся мой сыновец, старший Мстиславич, прямого боя на волжском просторе. Пусть и не надеется!
Якун Короб к месту подсказал:
- А покусывать великокняжеское воинство всё-таки надобно. Пусть почувствуют, что не на своей земле. Мерянским старейшинам надо подсказать, чтобы отпускали лучников на лыжах под великокняжеские обозы. Да и моим молодцам поразмяться не грех, застоялись и кони, и люди.
Воеводы дружно поддержали. Видно, и им было тягостно так стоять - в бездействии и ожидании. Правильно решил князь - не выходить на Волгу большими полками. Но и воевода Короб говорит правильно. Не давать покоя чужой рати!
О том, что ростовские ратники в приволжских городах обречены на неминуемую гибель, не обмолвился никто. Жестокое дело - война. Кому какая участь Богом предназначена: одним - славная смерть, другим - сладость победы. Такая уж судьба у ратника, и роптать на судьбу негоже...
Великий князь Изяслав Мстиславич постоял-постоял у Кснятина и, отчаявшись взять град копьём, пошёл с конными дружинами вниз по Волге. Псковичи и ладожане остались под городом. Смелости у них поубавилось, на стены больше не лезли. Мастера-градоимцы изладили стенобитные орудья, сколачивали из сосновых плах широкие помосты, чтобы придвинуть их на полозьях к стенам. Многих неприятелей кснятинцы пометили стрелами, но остановить работу не могли.
Через две недели после первого приступа тараны проломили ворота Кснятина, и город пал, задавленный вражеским многолюдством.
Но и потери осаждавших оказались тяжкими. Не радость победы ощутили псковичи и ладожане, но горечь. Собрались они мятежным вечем и порешили возвращаться домой. Тщетно отговаривали их великокняжеские воеводы, грозясь гневом Изяслава Мстиславича. Скорбные обозы потянулись во Псков и Ладогу.
Сумеет ли Мстиславич снова поднять в поход ратников из новгородских пригородов?
Следующий город, под которым задержалось великокняжеское войско, был Угличе-поле. Новгородские мужи-советники рассказывали, что град сей очень древний. По преданию, основал его некий княжич Ян Плескович, посланный князем Игорем Старым сюда за данью, и было это два столетия назад. Тогда же начали возводить валы и рыть рвы, а в лето шесть тысяч четыреста девяносто девятое срубили деревянную церковь Константина и Елены. Князь Юрий заново укрепил Угличе-поле, поставил крепкие стены с башнями. Но сильнее стен оберегали город водные преграды. Как на острове стоял град. С севера его прикрывала Великая Волга, с востока - Каменный ручей, с запада - Селиванов ручей, а с юга - глубокий ров, заполненный волжской водой. Но то было летом, а зимой водные преграды оборачивались гладкими ледовыми дорогами, свободно подкатывай к стенам любые осадные орудия!
Как бились и как погибали защитники Угличе-поля, летописцы не узнали и в летописи не занесли. Видно, живых свидетелей не осталось, все угличане равно испили смертную чашу...
Не знаем об этом и мы...
Известно лишь, что до устья Мологи великокняжеское войско дошло в апреле, в Вербную неделю Великого поста. Лед на Волге и на Мологе уже начал крошиться, поверх него потекли талые воды. Местами вода поднималась до брюха коней. Не о наступлении надо было думать Изяславу, а о том, как благополучно уползти восвояси. Тут ещё гонец прибежал с Низа, подтвердил, что Давыдовичи и Ольговичи вступать в Игоревы волости не думают, а если вдруг надумают, то свершить ничего не смогут - распутица помешает. Однозначно выходило - надо возвращаться...
Но не мог Изяслав не попытаться ещё раз уязвить своего соперника!
Вопреки предостережениям воевод, Изяслав кинул к Ярославлю дружинную конницу. Напрасным был этот бросок. Добежала великокняжеская конница до Ярославля, полюбовалась на крепкие стены и башни, высившиеся над неприступными обрывами, и повернула обратно, рассыпалась по прибрежным деревням - пограбить, похватать пленников.
Однако оплошали и ростовские воеводы. Глядя на бегущую по льду Волги воду, они решили, что опасность миновала, и велели людям возвратиться из лесов в свои деревни. Тут-то и прихватили их чужие всадники!
Потом Изяслав Мстиславич хвалился, что вывел из княжества Юрия семь тысяч голов. Столько было пленено мужиков по деревням или меньше, кто считал? Но что полон был немалый, в Ростове и Суздале знали.
Ещё хвастал Изяслав, что взял-де копьём шесть ростовских городов. Ну, Кснятин да Угличе-поле можно городами считать, но на Шоше, Тверде, Дубне и Мологе не города были, а так - малые крепостицы, только для числа их великий князь к своим победам прибавил. Бог ему судья!
По последнему льду великокняжеские полки возвратились в Новгород и Смоленск. Сам Изяслав приехал в Новгород, обласкал и одарил посадника, тысяцкого и многих бояр, а потом возвратился в стольный Киев - уже в ладьях по Днепру.
Гнева на непостоянство Давыдовичей и Ольговичей великий князь предпочёл не показывать, ссылался с ними дружелюбно. 9 мая в Смоленске сыграли свадьбу сына Ростислава Смоленского - Романа - и дочери Сйятослава Ольговича Северского. Воинские потери не омрачили празднования, да и невелики они были. Ростислав своих дружинников не посылал на приступы городов, придерживал при себе. Потери несли псковские, ладожские и новгородские пешцы. Но в Смоленске стенаний новгородских вдов не было слышно, а в Киеве - тем более!
Князь Юрий Владимирович, как только ушли большие великокняжеские полки, быстрой ратью вернул под свою власть Торжок и Помостье. В Кснятине и Угличе-поле заново отстраивали крепости. По берегам Волги застучали плотницкие топоры - мужики поднимали из пепла сёла и деревни.
Да полно, было ли нашествие великого князя Изяслава Мстиславича?
Неспешно катилось лето, от Сотворения Мира шесть тысяч шестьсот пятьдесят седьмое.
3
Юрия Владимировича разбудили громкие голоса и ржание коней. Недовольно поморщившись, князь поднялся с постели. Непорядок!
Послеобеденный сон - дело святое. Так издревле повелось на Руси: после обеда все спали: и птица, и зверь, и человек. Прадедовские обычаи Юрий исполнял неукоснительно. После обеда в Кидекше всё замирало. Люди разговаривали шёпотом, ступали неслышно, чтобы ненароком не потревожить покой князя. Даже собаки не лаяли и петухи не кричали.
Кто же там шумит на дворе - такие громогласные и дерзкие?
Учуяв шевеленье в ложнице, в приоткрытую дверь заглянул комнатный холоп Илька.
- Сбегай узнай, кто там...
Мягко зашелестели удаляющиеся Илькины шаги. Как и положено комнатному холопу, Илька носил сапожки без твёрдой подошвы и подковок - бесшумные.
Юрий сам натянул длинную, до колен, белую домашнюю рубаху, красные сафьяновые сапоги. Перепоясался, Из ларца с княжескими регалиями достал золотую цепь с медальонами из перегородчатой эмали, возложил себе на шею. Подержав в руках, положил обратно в ларец золотой княжеский венец. Не к случаю торжественность. Кто бы там ни был, должен понять, что приехал не вовремя, нарушил княжеский сон...
Вернулся запыхавшийся Илька, прошептал испуганно:
- Княжич Ростислав Юрьевич... С ним дозорные из заставы на Пахре, а дружины нет...
- Проводи княжича в горницу. Больше никого звать не надо.
- И боярина Василия тоже не звать? - засомневался Илька. Привык отрок, что без Василия князь редко принимает приезжих.
- Сказал - никого...
Юрий Владимирович спустился не сразу. Ходил по ложнице, думал.
Только вчера они обсуждали с боярином Василием, как поведёт себя великий князь Изяслав Мстиславич. Предвиделось двоякое, одинаково вероятное.
Если Изяслав и вправду уверовал, что вышел из зимнего похода победителем, то будет продолжать воинствовать, постарается ещё чем-то уязвить соперника.
Если великий князь поймёт, что война закончилась так на так, вничью, то будет являть миролюбие. Показное, конечно, миролюбие, ибо не успокоится Изяслав, пока не обессилит Суздаль...
Неожиданное возвращение Ростислава должно что-то прояснить. Что ж, послушаем...
Ростислав сидел за столом, жадно пил квас из тяжёлого медного ковша. Рядом склонился с корчагой в руках огнищанин Иван Клыгин - подливать, если ещё понадобится.
Ростислав выметнулся из-за стола, рухнул на колени, повинно склонил голову:
- Прости, батюшка, вины мои - вольные и невольные. Прости...
- Встань! - недовольно произнёс Юрий. - Князья Юрьевичи ни перед кем колени не приклоняют. Садись за стол, поговорим...
Сели друг против друга.
Огнищанин выпятился за дверь.
Юрий молча смотрел на сына. Одежда князя была густо припорошена дорожной пылью, лицо осунулось, под глазами - синева, видно, не с добром приехал...
- Рассказывай! - негромко произнёс Юрий, откидываясь на спинку кресла. И Ростислав начал своё невесёлое повествование.