Попытка, впрочем, оказалась безрезультатной. Сильный пушечный огонь береговых батарей и кораблей Гассан-бея не позволил адмиралу приблизиться к неприятельской эскадре. Кроме того, решив провести эту атаку, он не поставил перед своими капитанами никакой четкой цели и, вместо того чтобы сосредоточить огонь всех пушек против определенной части турецкого флота, ограничился беспорядочным обстрелом его кораблей и береговых батарей. А затем, посчитав свои силы недостаточными для решительного сражения, покинул бухту и двадцать первого мая у острова Цериго соединился с эскадрой адмирала Спиридова.
А турки, воспользовавшись отступлением Эльфинстона, спокойно покинули залив и ушли к острову Хиос.
Узнав о неудачном бое и о последующем беспрепятственном отходе турок, разгневанный Спиридов дал волю чувствам, обвинив английского адмирала в нерешительности. Тот в долгу не остался, сам накричал на Григория Андреевича, и адмиралы крепко поругались. Но в погоню за флотом Гассан-бея, которая длилась почти месяц, пустились вместе.
Конец вспыхнувшей адмиральской вражде положил Алексей Орлов, бывший в это время под Наварином. Прибыв на эскадру одиннадцатого июня, он молча, устремив неподвижный взгляд на морской горизонт, выслушал рапорты Спиридова и Эльфинстона, их взаимные упреки и обвинения. А затем, со свойственной ему решительностью, объявил, что берет командование объединенной эскадрой на себя и поднимает флаг на линейном корабле "Три иерарха".
- Все споры, господа адмиралы, закончены! Для пресечения недоразумений и великого числа непорядков, имеющих место в обеих эскадрах, для сохранения дисциплины и отвращения уныния я вынужден взять команду на себя… И мой первый приказ будет краткий - вперед за турком!..
Официально турецким флотом командовал капудан-паша Ибрагим Хосамеддин. Но поскольку он ничего не смыслил в морском деле да и по характеру был труслив, то фактически флотом руководил опытный моряк-алжирец Гассан-бей.
Преследуемый русской эскадрой, неприятельский флот стал на якорь в проливе у острова Хиосс, где Гассан решил дать гяурам генеральное сражение. И за обедом объявил об этом капудан-паше.
Пытаясь сохранить собственное величие перед подчиненными, Ибрагим возражать не стал, однако к вечеру, сломленный страхом, сказал, что собирается провести инспекцию береговых батарей и быстро покинул флагманский "Реал Мустафа", передав командование - и ответственность перед султаном! - Гассан-бею.
Объявляя о предстоящем генеральном сражении, чернобородый алжирец чувствовал себя уверенно - и по численности, и по огневой мощи турецкий флот был гораздо сильнее русского. В его составе насчитывалось 19 линейных кораблей, на которых находились 1282 пушки, а также около 50 мелких судов.
Готовясь к сражению, Гассан-бей расположил свой флот в две линии. В первую он поставил все сильнейшие корабли во главе со 100-пушечным флагманом "Реал Мустафа", а во вторую - семь 60-пушечных линейных кораблей, две 50-пушечные каравеллы и два 40-пушечных фрегата. Все корабли стояли плотно, словно крепостная стена, - расстояние между ними было определено в два корпуса.
Построение русского флота оказалось иным, чем у турок, - в три ряда. В авангарде шли линейные корабли "Европа", "Три святителя" и "Евстафий", на котором был командовавший авангардом Спиридов. В среднем ряду - под командой Самуила Грейга - находились линкоры "Ианнуарий", "Ростислав" и "Три иерарха". А в арьергард Орлов поставил линкоры "Не тронь меня", "Саратов" и "Святослав" под командованием Эльфинстона. Семь фрегатов, бомбардирское судно "Гром" и другие суда в боевую линию не входили и следовали за арьергардом. В случае успеха они должны были атаковать малые суда турок.
Как и положено перед решающим боем, все офицеры и матросы переоделись в чистое белье, помолились о даровании победы, и двадцать четвертого июня, в десятом часу утра, четко выдерживая объявленный строй, русская эскадра вошла в Хиосский пролив.
Шедший впереди флагман "Три иерарха" убавил паруса, пропустил вперед авангард, после чего Орлов приказал поднять на грот-мачте красно-белый флаг и дать пушечный выстрел. Это означало команду - "Гнать на неприятеля!"
Приближение русского авангарда турки встретили яростным огнем, который, впрочем, не причинил кораблям Спиридова никакого вреда. А вот атака русских оказалась успешной.
Разглядев в зрительную трубу, где находится "Реал" Гассан-бея, адмирал Спиридов направил туда линкоры "Европа" и "Евстафий", правильно рассчитав, что потеря флагмана обескуражит неприятеля и посеет в его рядах панику. Под огнем турецких орудий "Европа" приблизилась на расстояние пистолетного выстрела и по команде капитана Федота Клокачева дала залп правым бортом.
Вслед за "Европой" к "Реалу" подошли еще два линкора - "Евстафий" капитана 1-го ранга Александра фон Круза и "Три святителя" капитана 1-го ранга Степана Хметевского, - после чего положение флагмана, на который обрушился дождь ядер и брандскугелей, стало критическим - в разных местах корабля вспыхнули пожары.
Стараясь поскорее покончить с "Реалом", Спиридов приказал усилить огонь, однако неожиданна в ход сражения вмешалась погода - гулявший над волнами ветер стих, паруса обвисли, и сильное течение стало сносить "Европу" в сторону от турок. Бывший на корабле греческий лоцман, пугливо округлив глаза, подбежал к Клокачеву и завопил, что нужно немедленно менять курс, иначе корабль непременно налетит на подводные камни. Охваченный азартом боя Федот Алексеевич длинно выругался, но - не имея другого выбора - приказал отойти в сторону, уступив свое место "Евстафию".
Увидев нежданный маневр "Европы", не знавший о предупреждении лоцмана Спиридов решил, что Клокачев просто струсил и, надрывая голос, в бешенстве закричал в рупор:
- Поздравляю вас матросом, капитан!
Но в грохоте боя Клокачев ничего не услышал и лишь жестами показал направление своего курса.
С отходом "Европы" положение авангарда резко ухудшилось.
Шедший за "Евстафием" линкор "Три святителя" получил серьезное повреждение - турецким ядром у него сорвало один из наветренных парусов. Лишившись управляемости, корабль не смог удержаться в строю и врезался почти в середину турецкого флота.
Понимая, что неуправляемый линкор обречен, капитан Хметевский решил драться до конца. Раненный в голову осколком ядра, утирая грязной ладонью сочившуюся из-под бинтов кровь, он не покинул мостик, а продолжал выкрикивать команды в рупор. Стойкость капитана вдохновила офицеров и матросов, проявивших похвальную отвагу, - ведя бешеный огонь с двух бортов в упор, артиллеристы не позволили неприятельским судам приблизиться для абордажного боя, а палубная команда успела исправить поврежденный парус.
Вернув себе маневренность, "Три святителя", не прекращая пальбы, прошел между первой и второй турецкими линиями, лег на правый галс и занял место за флагманом "Три иерарха" капитана Самуила Грейга.
Тем временем горящий "Реал" был атакован подошедшими на помощь поредевшему авангарду линкорами "Ианнуарий" и "Три иерарха".
Опытный Грейг подвел свой корабль на расстояние выстрела, стал на якорь и открыл шквальный огонь из всех пушек. Пораженные решительностью русских моряков, турки начали спешно рубить топорами якоря, чтобы отойти на безопасное расстояние. Однако в царившей на горящем флагмане сумятице и панике кто-то забыл перерубить шпринг, и огромный корабль развернулся к "Трем иерархам" кормой. Этот вынужденный маневр враз обезоружил "Реал" - его пушки стали бесполезны. А обрадованный таким неожиданным подарком Грейг с поразительным хладнокровием принялся расстреливать турецкий линкор в упор.
Расстрел продолжался не менее четверти часа, когда Грейгу доложили, что течение несет "Евстафий" прямо на объятый пламенем и клубами дыма "Реал".
С мрачным лицом охотника, от которого ускользнул подранок, Самуил Карлович приказал прекратить огонь.
А капитан Круз, использовав все способы изменить курс и понимая, что столкновение неизбежно, приказал матросам готовиться к абордажному бою. Когда два корабля соединились, сжимая в руках сабли и ножи, матросы с ловкостью обезьян полезли на палубу "Реала". Страшно матерясь, они с такой яростью набросились на еще больше запаниковавших турок, что те, не слушая приказов своих офицеров, стали толпами бросаться с бортов в пенящееся море.
Увлеченные атакующими действиями абордажного отряда, безжалостно рубившего неприятеля, Спиридов и Круз не заметили, как рядом с ними на мостик грохнулся обломок горящей реи, осыпав адмиралов жгучими искрами. Тут же, раскачиваясь в воздухе, как опавший лист, вниз опустился большой кусок охваченного огнем паруса.
Круз, запрокинув голову, глянул вверх, мгновенно оценил ситуацию и, схватив рупор, заорал во весь голос:
- Задраить все люки!
А потом, повернувшись к Спиридову, произнес призывно:
- Надо бы вам, Григорий Андреевич, перейти на другой корабль. Скоро у нас будет жарко.
Спиридов и сам видел, что пылавшие на "Реале" паруса и реи огненным дождем падают на "Евстафий", а оставшиеся на палубе матросы не успевают гасить разгорающиеся пожары.
Понимая, какие чувства испытывает сейчас адмирал, матросы которого отважно пытаются спасти корабль, Круз спокойно, но твердо добавил:
- Морской устав того требует, Григорий Андреевич.
Играя желваками на выбритых до синевы щеках, Спиридов, вздохнув, молча кивнул. А потом сказал негромко:
- Я переношу свой флаг на "Три святителя"… Прикажите подать шлюпку.