Все первые дни начавшейся экспедиции погода, словно пег заказу, стояла теплая, солнечная, с хорошим восточным ветром. Построившись в кильватерную колонну, распустив на высоких мачтах паруса, корабли уверенно рассекали форштевнями темные волны Балтики, держа курс на остров Готланд, к которому они подошли спустя две недели, в полдень первого августа.
Согласно составленному плану, здесь, у Готланда, была назначена встреча Спиридова с отрядом кораблей, вышедшем из Ревеля под начальством контр-адмирала Андрея Власьевича Елманова. Совет не исключал, что во время прохождения вдоль берегов Швеции возможны враждебные действия со стороны королевского флота, и этот отряд должен был усилить эскадру. Однако попав в сильный шторм, Елманов, желая сохранить корабли, принял решение укрыться в бухте Тагалахт. К назначенному времени он не пришел, поэтому Спиридону пришлось несколько дней ждать отряд, поругивая адмирала за нерасторопность.
Погода явно портилась, тяжелые волны мерно раскачивали стоявшие на рейде корабли, с шипеньем бились о каменистые берега, словно предупреждая о грядущей буре.
К вечеру восьмого августа задул холодный северный ветер, горизонт стал темнеть, низкое небо задернулось плотной пеленой наползающих свинцовых туч, засочилось моросящим дождем.
Всю ночь море тревожно бурлило, а утром обрушился на эскадру могучий затяжной шторм. Ревущие водяные валы со всех сторон терзали беспомощные корабли, но эскадра выдержала это испытание. Правда, без потерь все же не обошлось - под бешеными ударами волн дал течь линкор "Святослав" капитана-командора Баржа, и когда вода поднялась в трюме на четыре фута, он, подняв сигнал бедствия, отошел в гавань Ревеля.
Переждав бурю, отряд Елманова прибыл к Готланду двенадцатого августа, после чего объединенная эскадра продолжила плаванье, держа курс на Датское королевство.
В Копенгагене Спиридов дал экипажам четыре дня на отдых, а затем, заменив поврежденный "Святослав" подтянувшимся из Архангельска линейным кораблем "Ростислав" капитана Василия Лупандина, десятого сентября покинул гостеприимную гавань. Пройдя четким строем проливы Каттегат и Скагеррак, эскадра неспешно вышла в Северное море, черное, разгулявшееся, неприветливое.
Постоянные жестокие штормы, хлесткие леденящие ветры с дождевыми шквалами, словно злобные цепные псы, набросились на эскадру. Огромные пенящиеся волны с небрежной легкостью вздымали к облакам самые большие линейные корабли, чтобы потом презрительно бросить их вниз, перекатившись по палубам мутным холодным валом.
Даже свыкшиеся с непогодами бывалые моряки чувствовали себя крайне скверно. А непривычные к качке солдаты и офицеры десанта, с мучительными гримасами на позеленевших лицах, пластом лежали на полках, заблевывая полы кубриков и кают.
Хотя на всех кораблях имелись обширные запасы взятой в Копенгагене свежей провизии, питаться приходилось всухомятку - солониной и сухарями, поскольку сильная качка не давала возможности приготовить горячую пищу. А вспыхнувшие враз болезни, словно серпом, стали выкашивать и моряков, и пехотинцев. Корабельные лекари пытались как-то облегчить участь больных, однако справиться с поразившей экипажи заразой не могли, и каждый день, после краткого отпевания, вахтенные матросы выбрасывали за борт зашитые в парусиновые мешки трупы умерших.
Пойдя через кошмар Северного моря, эскадра наконец-то добралась до берегов Англии и двадцать четвертого сентября бросила якорь на рейде города Гулля. Здесь Спиридову пришлось задержаться надолго - следовало отремонтировать поврежденные корабли, дать отдых совершенно измотанному личному составу, а также выгрузить полтысячи больных, из которых за три недели пребывания в Гулле умерло 83 человека.
Обсудив с капитанами сложившееся положение и учитывая, что на некоторых кораблях ремонт может затянуться, Спиридов принял решение выходить в дальнейшее плаванье небольшими отрядами.
Первыми покинули Гулль "Святой Евстафий", на котором держал свой флаг адмирал, "Северный орел" и фрегат "Надежда". Они благополучно прошли Английский канал, но в Атлантическом океане были далеко рассеяны налетевшей с запада бурей. (Получивший сильную течь "Северный орел" контр-адмирала Елманова с трудом отошел в Портсмут, где простоял на ремонте почти полгода.)
Двенадцатого ноября, выдержав все невзгоды, флагманский корабль прошел Гибралтар и спустя шесть дней прибыл в Порт-Магон на острове Минорка. Сюда же, отчаянно борясь с бушующими зимними волнами и ветрами, поодиночке стали приходить остальные корабли эскадры. Но не все - к концу декабря у Минорки собрались только 4 линкора и 4 вспомогательных судна.
Здесь же, в Порт-Магоне, Спиридов получил высочайший рескрипт из Петербурга, доставленный среди прочих бумаг прибывшим с континента почтовым пакетботом. В своем послании Екатерина сообщила Спиридову, что назначила главнокомандующим всеми морскими и сухопутными силами на Средиземном море графа Алексея Орлова.
Поначалу адмирал огорчился, справедливо полагая, что при всей важности личности Орлова, его заслуг и близости к государыне, командовать эскадрой все-таки должен опытный моряк. Однако, поразмыслив, успокоился.
"Орлов - не капитан, - здраво рассудил Григорий Андреевич. - И в море бывал токмо на прогулках. А воевать с турком - это не селедку рыбалить. Без меня ему все равно не обойтись…"
Тем временем в Порт-Магон стали приходить известия о других кораблях эскадры, отставших от основных сил. И известия весьма неутешительные.
Линейный корабль "Европа" был посажен около Портсмута английским лоцманом на мель, потерял руль и несколько обшивных досок. Его поставили на ремонт в местный док, из которого он вышел в море только одиннадцатого февраля уже под командованием капитана Федота Клокачева, поскольку прежний капитан линкора Корсаков, проболев несколько недель, скончался на лазаретной койке.
Другой корабль - "Ростислав" - зашел в Лиссабон, чтобы выгрузить 200 больных, простоял там более месяца, а когда в январе стал подходить к Минорке, попал в жесточайший шторм. Сломав обе задние мачты и фор-стеньгу, он был вынужден уйти к Сардинии. А когда, после завершения ремонта, покинул остров - ураганный ветер загнал его в Геную.
Не менее сложным был путь в Средиземное море и у второй эскадры, командование которой Екатерина поручила контр-адмиралу Джону Эльфинстону, английскому уроженцу, принятому на русскую службу тридцатого мая 1769 года.
Из Кронштадта эскадра вышла девятого октября в составе трех линейных кораблей - "Тверь", "Саратов" и флагманского "Не тронь меня", фрегатов "Африка" и "Надежда", трех транспортных судов и одного пинка, на которых находились 2328 человек личного состава и пехотный десант - 595 офицеров и солдат.
Но уже при переходе к Копенгагену линкор "Тверь" капитана Игнатьева потерял во время шторма грот-мачту, отвернул в Ревель и выбыл из состава экспедиции.
(Когда Екатерине доложили об этом происшествии, раздосадованная потерей императрица приказала судить Игнатьева. Выполняя ее волю, суд приговорил капитана к лишению чина за дурное утверждение мачты и за неупотребление подсобных средств, чтобы дойти в Копенгаген с "фальшивым" сооружением. Правда, затем, прочитав приговор, Екатерина выказала царскую милость - просто уволила Игнатьева со службы.)
Один из фрегатов - "Африка" - получил сильную течь, отстал от эскадры и, после длительной борьбы экипажа за корабль, без устали откачивавшего помпами заливавшую трюмы воду, прибыл в Копенгаген спустя восемнадцать дней. Еще печальнее оказалась учесть транспортного судна "Чичагов", которое было выброшено волнами на Поркалаудский риф и разбилось о камни.
Эти достаточно ощутимые для небольшой эскадры потери в некоторой степени компенсировал линейный корабль "Святослав", закончивший ремонтные работы в Ревеле и пришедший в Данию второго ноября.
Из Копенгагена эскадра Эльфинстона вышла первого декабря и на переходе в Англию испытала те же невзгоды, что и эскадра Спиридова. Бушевавшие яростные штормы повредили все без исключения корабли, для починки которых английский адмирал был вынужден зазимовать в Портсмуте и покинул порт только второго апреля 1770 года.
Прибытие в Средиземное море главной эскадры адмирала Спиридова действительно активизировало боевые действия на Балканах. Высадив на берегах крупные десанты, к которым присоединились восставшие греки, русские взяли несколько турецких крепостей, в том числе и Наварин. Капитулировавший после шестидневной бомбардировки и штурма. Взятие этой мощной прибрежной крепости позволило Спиридову перевести сюда восемнадцатого апреля свои корабли и объявить Наварин базой русского флота.
Первые впечатляющие успехи на некоторое время затуманили разум легкостью нынешней кампании. Однако тяжкое похмелье поражения под Модоном отрезвило горячие головы. После неудачной, с изрядными потерями осады крепости стало ясно, что ожидать быстрой и решительной виктории не приходится. Малочисленность русских войск и плохая воинская подготовка греческих повстанцев не позволяли Орлову развернуть широкие наступательные операции, которые могли бы существенным образом повлиять на общий ход войны.
Он так и написал Екатерине в своей реляции:
"Хотя вся Морея и очищена от турок, но силы мои так слабы, что я не надеюсь не только завладеть всею, но и удержать завоеванные места".
Однако отправляя курьера в далекий Петербург, Орлов еще не знал, что к Морее подошла эскадра Эльфинстона. А между тем английский адмирал не только удачно высадил свой десант, но и попытался атаковать семнадцатого мая стоявший в бухте Наполи-ди-Романья турецкий флот Гассан-бея.