– Его подданные, кто принадлежит ему! – заметил отец Николай и подозрительно посмотрел Налимову в глаза. – Или ты, раб Валентин, хочешь сказать, что видел его, а?
– Ни разу! – ударил себя кулаком в грудь, Налимов.
– А тогда пошли к реке, жир стрясать!
Легкая рябь поблескивала на спокойной поверхности маленькой, но глубокой речушки, по обоим берегам высокие камыши спускались к самой воде; желтые кувшинки ласкали зрение своими яркими нарядами.
Налимов с чувством вдохнул чистый, пропитанный цветочными ароматами луговых трав воздух, разделся и нырнул. Отец Николай присоединился к нему, борода его намокла, толстые щеки сделались, хорошо видны.
– Эх, Расея, – взволнованно произнес Налимов, шлепая руками и ногами по поверхности воды, – хорошо-то как, живи и радуйся!
Отец Николай тепло улыбнулся ему и поплыл, загребая руками, оставляя после себя широкие круги.
– Отец Николай, – прокричал ему вслед, Налимов, – я пожалуй, послушаю тебя, возьму и женюсь на Валентине, ей богу, женюсь!
– Хорошее дело! – ответил ему отец Николай и перешел на подводное плавание.
7
– А может не стоит жениться, подумал Налимов, когда дом гостеприимного священника, отца Николая, остался позади.
Чего ради? Готовит еду, он сам, стирает в стиральной машине, костюмы отдает в химчистку, пыль и полы в квартире убирает два раза в неделю с помощью моющего пылесоса. Тогда, зачем? Даже остановился Налимов.
Вокруг его автомобиля шумела жизнь. Волновалось поле пшеницы, звенели невидимые кузнечики, порхали птички и где-то высоко в небе заливался жаворонок.
Но с другой стороны, думал Налимов, глядя на дрожащую от зноя линию горизонта, Валечка хорошо готовит, вкусно. И Валентин Михайлович сглотнул, вспоминая наваристые борщи и нажористую картошку с мясом, приготовленные умелыми ручками подруги.
И опять-таки, если женится, не придется со стиркой возиться, чистоту в квартире наводить, все будет делать жена.
Однако у нее есть дочь, вздохнул Налимов. Проблема!
Валентин Михайлович вышел из машины, покачался с каблука на носок, уперев руки в бока, посвистел сквозь зубы и придумал:
– А чего я парюсь, – воскликнул он так громко, что в пшенице замолчали кузнечики, – дочь у нее большая, сама проживет! Опять-таки, квартира есть, денег на месяц я ей оставлю, так и быть, а там сама как-нибудь проживет, не маленькая, работать устроится!
И приняв решение, Налимов прыгнул за руль.
Валентина оказалась дома, и Валентин Михайлович отодвинув ее в сторону, деловито прошел на кухню.
– Все великие дела у русских людей решаются на кухне! – заглядывая в кастрюлю, объявил Налимов.
И потер руки.
– Ну-с, может, покормишь жениха?
– А вот с этого места поподробнее! – потребовала Валентина.
Но Налимов, вдохновленный своей идеей, не слушал бормотания, пускай даже будущей жены, а усевшись за стол, отдал должное фантастически вкусному рассольнику.
Хлопнула входная дверь, дочь Валентины, протянув матери, прозрачный пакет с шоколадным тортом, уставилась на Налимова.
– А этот боров уже обжирать нас приперся?
– Как ты разговариваешь! – хлопнул ладонью по столу Налимов. – Немедленно извинись перед будущим отчимом!
– Кем? – одновременно воскликнули мать и дочь.
– Я извиняюсь, перед кем я должна извиниться? – наклонилась к Налимову, чтобы заглянуть ему в глаза, девочка.
– Я все решил, – подскочил Налимов и в два прыжка пронесся от кухни до входной двери и обратно, задевая локтями стены маленького коридора, – мы поженимся и переедем в мою квартиру, а тебе!
Ткнул он пальцем в дочь Валентины:
– Останется эта квартира! Не хило, да?
С завистью посмотрел он на девочку и пощелкал пальцами:
– Напомни, как бишь, тебя зовут?
– Это надо было узнать в первую очередь! – язвительно заметила девочка и присела в реверансе. – Разрешите представиться, Хавронья!
– Хавронья? – переспросил Налимов и покрутил головой. – Ну и ну! Как ты ее назвала?
Накинулся он на Валентину, но не получив ответа, махнул рукой:
– Впрочем, чего от тебя было ожидать!
И продолжил, возбужденно притоптывая:
– На медовый месяц мы съездим к моим родственникам, на Украину. Они славно кормят! У них свой дом, куры, свиньи.
– Свиньи? – спросила девочка, озорно подмигивая Налимову.
– Не перебивай, Хавронья, – категорично велел Налимов.
– Мою дочь Мариной зовут, – сухо заметила Валентина, – и как ты собираешься жениться, если сегодня меня даже с днем рождения не поздравил?
– А у тебя день рождения? – с воодушевлением воскликнул Налимов. – Что же ты не сказала?!
– Я должен купить тебе подарок, говори, в чем ты нуждаешься?
И Налимов пустился в долгие объяснения о том, как ему дарят ненужные подарки, и он просто вынужден эти самые подарки передаривать.
– А вы подарите ей кастрюлю! – съязвила Марина.
– Хорошо, – и Налимов, не заметив язвительного тона девочки, выскочил за дверь.
В гипермаркете он с удивлением обнаружил, что качественные кастрюли стоили довольно дорого, дешевые же покупать ему было как-то неудобно, что о нем подумает невеста. И рассудив разумно, Валентин Михайлович купил торт и бутылку шампанского.
– А где кастрюля? – сразу же спросила Марина. – О, и торт йогуртовый, мама такие терпеть не может, а шампанское, конечно же, кислое!
На что Налимов не ответил, а одарив девочку злобным взглядом, заметил, сквозь зубы:
– А все-таки, это подарки!
И расплывшись в льстивой улыбке, направился к Валентине.
Но не успел и пары слов сказать, как она указала ему на дверь:
– Уходи!
– Как понять? – растерялся Налимов.
– Уходи, пожалуйста, и больше не приходи! – настаивала Валентина.
– Но, я принял решение, – недоумевал Налимов, отступая, – мы поженимся и переедем ко мне, а Хавронью, то есть, Марину…
Быстро поправился он и, сложив губы трубочкой, свистнул:
– На фиг! Она останется здесь!
– Это моя дочь! – рассердилась Валентина. – Она школьница, пошла в девятый класс! И, что значит, на фиг? Бессовестный ты человек, я люблю свою дочь, она – моя семья! А ты, на фиг?
– У нас еще и кот есть! – сунула под нос Налимову пушистого кота, Марина.
– Кошек не люблю, они гадят и противно пахнут! – отшатнулся Налимов.
– И кота на фиг? – поинтересовалась Марина.
– На фиг! – свистнул Налимов, упираясь спиной в двери.
– А может, это вас надо послать на фиг? – спросила серьезно девочка.
Налимов растерялся и поглядел на девочку. Она не преминула насмешливо высунуть язык:
– А торт у нас уже есть и, между прочим, мамин любимый, шоколадный! И разрешите полюбопытствовать, мистер обжора, на сколько лет вы старше моей матери?
– На сколько? – машинально переспросил Налимов, прижимая к груди йогуртовый торт и бутылку шампанского. – Если тебе лет сорок.
– Сорок исполнилось сегодня, – кивнула Валентина.
– То, – он неуверенно взглянул на женщину и выскочил за дверь.
Вслед ему раздался насмешливый хохот Марины:
– Очнись, дедуля!
Налимов прыгнул за руль своей иномарки, но торт с шампанским не позабыл аккуратно положить на соседнее сидение автомобиля.
Долго глядел на ярко освещенные окна квартиры Валентины и наконец, фыркнул:
– Вот и ладно, вовремя ситуация разрешилась.
В тот же день, у себя дома, он съел йогуртовый торт и выпил все шампанское.
8
Ночью Налимову снился сон.
Ему снилась полутемная контора, где он за гроши вкалывал обыкновенным писцом. Тщательно выводил буквы и слова, переписывая набело чьи-то каракули.
Почерк у него был каллиграфический. Он использовал остро заточенное перо и чернильницу. Отец Николай Проскудин был тут же. Добродушный и веселый управляющий, однако, какой-никакой, но начальник над Налимовым, не успел Валентин Михайлович удивиться этому обстоятельству жизни, как дверь распахнулась и вошла она, Валентина, одетая весьма элегантно и богато. В глазах ее блестела гордость и понимание всей значимости своего положения.
– Эй, человек! – властно позвала она, указывая кружевным зонтиком на Налимова. – Ступай во двор, помоги барину, живо!
И Налимов, чувствуя робость и одновременно восторг в душе, склонился в низком поклоне перед красивой хозяйкой, послушно выскочил прочь, из конторы.
На улице, узкой и окаймленной с обеих сторон белыми трехэтажными домами, он огляделся. Дамы, вышедшие на прогулку, в строгих длинных платьях, прикрываясь легкими зонтиками от солнца, парами, неторопливо прогуливались по деревянным тротуарам.
Мимо пронеслась карета с откидным верхом и два господина, приподняв над головой шляпы, поклонились хозяину Налимова и мужу хозяйки.
– Долго ли ты собираешься, рот разевать? – спросил он у Налимова и указал на корзинки, аккуратно прикрытые крышками.
Корзинки, одна подле другой, громоздились у его ног.
– Погрузи-ка все это! – и указал на место позади кареты.
– Смотри, укрепи, как следует! – раздраженно велел хозяин, он же Щербаков Павел Иванович.
Налимов бросился исполнять.
– Папенька, – выпорхнула с крыльца конторы Марина, она же Хавронья и засмеялась, демонстрируя отцу перепачканные чернилами пальцы, – полюбуйтесь, как я ручки свои испачкала.
– Милая ты моя! – залюбовался Щербаков, разнежившись, но заметив остолбеневшего Налимова, строго прикрикнул:
– Человек, знай свое место!
И Налимов, поспешно поклонившись, взялся за корзины.