- Нет, почему, он довольно долго не уходил. Все говорил: хоть бы дождаться мистера Дугласа, вдруг бы, говорит, я бы ему чем пригодился. Очень себя вежливо держал, ничего не скажешь. Потом он спросил, сколько времени, а потом рассказал, что его папа раньше жил на нашей улице, дом номер восемь. Ну, я и провела его на кухню. Отчего, думаю, мальчика не побаловать, и дала ему пончик. Он рассказал, что его сестра только и думает о том, как они с Хамфри поженятся в сентябре. Рассказал, что она все свои заработки откладывает на книжку, а ее отец из Америки шлет деньги ей на тряпки. Он рассказал...
- Он, наверно, долго вам тут зубы заговаривал, - сказал Дугал.
- Да я была не против. Даже как-то отдохнула с ним. Он парень-то хороший. По воскресеньям ходит за город в походы с ровер-скаутами. А я тогда как раз только зашла в дом и была немного не в себе, потому что со мной на улице кое-что приключилось, так вот...
- Он не спрашивал, нельзя ли ему пойти наверх и посидеть у меня в комнате?
- Нет, зачем же так уж сразу. Да я бы и не пустила его в вашу комнату, тем более раз вы просили туда не пускать. Не беспокойтесь вы за вашу комнату. Кому она нужна, ваша комната, хотела бы я знать.
Дугал сказал:
- Вы слишком невинны для нашей грешной земли.
- Я и всегда была слишком невинная, - сказала мисс Фрайерн. - Поэтому-то я так и растерялась в тот день на Горе с шотландцем Гордоновского полка. Выпейте чашечку чаю.
- Спасибо, - сказал Дугал. - Я сначала забегу на минутку к себе наверх.
В его комнате, конечно, кто-то похозяйничал. Он выдвинул ящик туалетного столика и увидел, что два блокнотика исчезли. Его портативную пишущую машинку раскрывали и не сумели толком запереть футляр. Однако тот тип, который орудовал у него в комнате, пока Лесли занимал беседой мисс Фрайерн, не тронул десяти пятифунтовых бумажек в другом ящичке.
Он спустился на кухню, где мисс Фрайерн вздыхала над чашкой чаю.
- В следующий раз, когда Лесли явится к вам с черного хода, поглядите, кого он там оставил возле парадного, хорошо? А то мне его отец говорил, что он болтается после школы невесть с кем.
- Он только хотел узнать, нет ли у вас каких поручений. Видно, чтобы помочь матери, такой умница. Я ему сказала: что, небось бекона за завтраком мало достается? Он еще придет. Неиспорченный мальчик, это я сердцем чувствую, а сердце, оно всегда подскажет. Вот, например, сегодня со мной был один случай. - Она замолчала и отхлебнула из чашки.
Дугал тоже отхлебнул.
- Давайте, - сказал он, - вам же до смерти хочется рассказать мне, что у вас случилось.
- Вот как бог свят, - сказала она, - я повстречала сегодня в Кэмберуэлл-Грин своего брата, который ушел из дому в девятьсот девятнадцатом. И все эти годы от него не было ни слуху, ни духу. А сейчас он шел от вокзала.
- Вы подошли и заговорили с ним?
- Нет, - сказала она, - не подошла. Он был так плохо одет, у него был ужасный вид. И что-то остановило меня. Это заговорило сердце. Я не смогла к нему подойти. Он тоже меня увидел.
Она вытащила из рукава платок и вытерла глаза под очками.
- Надо было подойти, - сказал Дугал. - Надо было сказать: "Это ты..." - как его звали?
- Гарольд, - сказала она.
- Надо было сказать: "Это ты, Гарольд?" - вот что вам надо было сделать. А вы, наоборот, не подошли. Вы возвратились домой и угостили пончиком этого маленького паскудника Лесли.
- Не тычьте в меня пальцем, Дугал. В моем доме это никому не позволяется. Вы можете подыскать себе другое жилище, если вам вздумается, когда вам вздумается и как только вам вздумается.
Дугал встал и прошелся по кухне, едва волоча ноги и ссутулившись под гнетом старости и болезней.
- Похоже на вашего старшего брата? - спросил он.
Она закатилась нервическим смехом.
Дугал сунул руки в карманы и уныло посмотрел на свои туфли.
Обильные слезы заструились из-под ее очков.
- А может, это был вовсе и не ваш брат, - сказал Дугал.
- Вот я и думаю, сынок, вдруг это все-таки не он.
- Лучше пощупайте-ка мою голову, - сказал Дугал, - вот эти две небольшие шишечки.
- В Пекхэме имеется четыре типа морали, - сказал Дугал мистеру Друсу. - Первая категория...
- Дугал, - спросил тот, - вы сегодня вечером заняты?
- Как обычно, привожу в порядок свои записи. Представляете, ведь Оливер Голдсмит, оказывается, преподавал в пекхэмской школе? Он систематически прогуливал, уезжал из Пекхэма в Темпл и околачивался в кофейне. С чего бы это он?
- Мне нужен ваш совет, - сказал мистер Друс. - Есть одно местечко в Сохо...
- Терпеть не могу ездить через реку, - сказал Дугал, - на помело надо садиться.
Мистер Друс подпер рукой подбородок и с любовью посмотрел на Дугала.
- Есть одно местечко в Сохо...
- Пару часов я вам смогу уделить, - сказал Дугал. - Можем повидаться в девять вечера в Далуиче, в пивной "Дракон".
- Знаете, хотелось бы посидеть целый вечер, Дугал: пообедать в этом местечке в Сохо.
- В девять в "Драконе", - сказал Дугал.
- У миссис Друс в Далуиче масса знакомых.
- Тем лучше, - сказал Дугал.
Дугал прибыл в "Дракон" ровно в девять. В ожидании мистера Друса он выпил джина с мятным тоником. В половине десятого появились две девушки с фабрики Дровера и Уиллиса. Дугал подсел к ним. Мистера Друса все не было. В десять они поехали автобусом в "Розмариновую ветку", на Саутгэмптонское шоссе. Здесь Дугал растолковывал девушкам, что все должны через раз прогуливать утром в понедельник. Когда они вышли из пивной в одиннадцать, Нелли Маэни кинулась к ним через улицу.
- Хвала Господу, - заорала она, - ибо воистину провидит все на свете...
- Привет, Нелли, - сказала ей мимоходом одна из девиц.
Нелли повысила голос и возгласила:
- Богу нашему хвала, ибо горек ему грех, Тревор Ломас, Колли Гулд в "Слоне" с юным Лесли, и сладка епитимья, вознесет же смиренных и укрепит мышцу праведным.
- Ну-ну, Нелли, - сказал Дугал.
Глава 7
- Да, Чиз? - сказал Дугал.
- Слушайте, Дуг, по-моему, ни к чему нам с вами этот эпизод в далуичском "Драконе", он неприличный. И потом - это же неправда. Я в этом возрасте и не бывала никогда в Сохо. Я в жизни не встречалась ни с каким управляющим.
- Надо обеспечить распродажу книги, - сказал Дугал. Он подышал на дубовую панель холла мисс Фрайерн и свободной рукой нарисовал на запотевшей туманной поверхности чей-то профиль.
- И еще, Дуг, дорогой, - сказал голос из-за реки, - как вы узнали, что моя трудовая жизнь началась на обувной фабрике? Ведь я-то вам этого не рассказывала. Откуда же вы это знали?
- Я не знал, Чиз, - сказал Дугал.
- Наверняка знали. У вас расписано все, вплоть до подробностей, только это было не в Пекхэме, а в Стретхэме. Когда я читала, прошлое оживало передо мной. Прямо мороз по коже. Вы обо мне наводили справки, да, Дуг?
- Ага, - сказал Дугал. Он подышал на панель, написал какое-то слово, потом стер его.
- Дуг, так нельзя. Как подумаешь, что люди о тебе все узнают, так просто ужас берет, - сказала мисс Чизмен. - Ну зачем это все надо - про обувную фабрику и так далее. И там угадывается время. Это выдает мой возраст.
- И выходит, что вам всего-то шестьдесят восемь, Чиз.
- Но, Дуг, надо постараться, чтобы мне выходило еще меньше. Приезжайте, Дуг, умоляю вас. Мне прямо-таки нездоровится.
- Ввиду моего рокового недостатка, - сказал Дугал, - я терпеть не могу, если кому нездоровится. Кроме того, по субботам я беру отгул, и вообще - жаль губить такой прелестный летний день.
- Дорогой Дуг, я обещаю вам, что поправлюсь. Только приезжайте. Меня так волнует моя книга. Она написана как-то... как-то слишком...
- Вразброс, - сказал Дуглас.
- Да, вот именно.
- Буду у вас к четырем, - сказал Дугал.
В закусочной "Слон" к Залу холлисовских шницелей сзади примыкала комнатка, застланная синтетическим ковром серого цвета и обставленная современной мебелью в красных тонах. Здесь были тахта, два кубических кресла, телевизор на светлой деревянной подставке, низенький кофейный столик со стеклянной крышкой, столик с портативным проигрывателем и магнитофоном, секретер светлого дерева, торшер и несколько пепельниц на треножниках. Две стены были оклеены обоями в серую полоску. Две других были выкрашены под накат: золотые звезды по красному полю. К стенам крепились многочисленные кронштейны, а на них - кашпо с "бабьими сплетнями". Полосатые красно-белые шторы были задернуты. Два темно-красных стенных светильника озаряли этот веселенький интерьер. В одном кресле сидел Лесли Кру, чья шея как бы одеревенела от напряженного внимания. На нем были темно-синий костюм стандартного покроя и персиковый галстук, и выглядел он куда старше своих тринадцати лет. В другом кресле развалился восемнадцатилетний Колли Гулд, признанный негодным к несению воинской службы: у Колли были не в порядке легкие, и он состоял под медицинским наблюдением. В настоящее время он обвинялся в краже автомобильных моторов и был условно освобожден на поруки. Он был в темно-сером двубортном пиджаке и узких черных брюках. Тревор Ломас, весь в серо-голубом, возлежал на тахте посредине. Все трое курили американские сигареты. У всех троих был плаксивый вид, но не потому, что они собирались плакать: так у них выражалась инстинктивная готовность к чему угодно и на что угодно.
Тревор держал в руке тонкий черновой блокнотик, один из тех двух, которые он стащил из дугаловского столика. Другой блокнотик лежал возле него на ковре.
- Послушайте, - сказал Тревор. - Называется "Фразы для Чиз".