Он открывает парадную дверь на вой сирен сквозь бурю. Две полицейские машины тормозят у подъезда, за ними "Скорая помощь". Полицейский инспектор, полицейский детектив, двое в штатском, трое в полицейской форме, полицейский фотограф входят в холл. Команда "Скорой помощи" высаживается и тоже спешит укрыться от дождя.
- Вот эта дверь, инспектор. - Листер его ведет в сторону библиотеки.
Инспектор крутит ручку, трясет, колотит в дверь, прислушивается.
- Да это точно, что там кто-то есть?
- Мы опасаемся. Свет все еще горит, как с вечера горел. Барон велел их не беспокоить, - объясняет Листер. - Я уже заказал разговор с братом барона, что-то мне подсказало, что так нужно.
- Открывайте, - приказывает инспектор.
Двое дюжих полицейских взламывают дверь. Инспектор и его люди вваливаются в библиотеку. Листер следует за ними, остальные домочадцы топчутся на пороге. Шелкает фотоаппарат мистера Сэмюэла. У мистера Макгира на запястье болтается легонький диктофон. Тело баронессы распростерто на полу, возле окна. Тело Виктора Пассера скрючено у книжной полки. Труп барона лежит на круглом столе, недалеко от пальцев - пистолет.
Визжат женщины.
- Девушек уведите, - приказывает инспектор тому, кто в штатском. - На кухне их поместите, пусть поуспокоятся.
Кловис направляется к служебному крылу, инспектор же тем временем спрашивает у Листера:
- И всю ночь вы ничего не слыхали? Выстрелов? Или там криков? Стонов?
Ветер кружит над домом Клопштоков, хлопают ставни.
- Нет, инспектор, - отвечает Листер. - Ночь бурная была.
По въезду чередой ползут машины.
Доктор осмотрел тела, полиция сделала свои предварительные выводы, библиотеку осмотрели и сфотографировали. Изъяли записку барона о том, что он застрелил жену и секретаря, сейчас сам застрелится и просит никого не винить. Инспектор разрешил Листеру прочесть записку, но отказал в этом репортерам, которые сейчас толпятся в парадном холле и галдят ужасно.
Женщины выпущены из кухни, дав краткие, сбивчивые показания, и теперь присоединяются к остальным у порога библиотеки.
- Нет, я должна бросить последний взгляд, - заявляет Элинор.
Элоиз скорбно смотрит в телевизионную камеру, которая спешит ее запечатлеть. Гул репортерских голосов еще нарастает, когда, одно за другим, на носилках выносят из библиотеки прикрытые тела.
- Вернемся, - Листер поворачивается к своей компании, - к нашим баронам.
Тела кладут в машину "скорой помощи". Полиция опечатывает парадные покои, прогнав репортеров под убывающий дождь, а слуг попросив разойтись по своим помещениям.
Доктор предлагает увести дам, помочь им, сделать, может быть, укол, но те мужественно отказываются.
- Жене швейцара, - советует инспектор, - той не мешало бы помочь немножко. Эту лучше бы увести.
- Я бы и его увел, сэр, - рекомендует Листер.
Репортеры толкутся у черного хода.
- Инспектор, - говорит Листер. - Я сам с ними разберусь и быстренько их спроважу. Мы все потрясены. Если вам понадобится еще информация, мы к вашим услугам.
- Спасибо вам, да, что ж, так будет очень даже хорошо, - говорит инспектор. - Парочку своих людей я оставляю для охраны дома. В библиотеку, наверх, никого не пускать, никого.
Элоиз говорит:
- Никто наверх и не сунется, будьте уверены. Наверху мой Матисс, мой Гойя. Не шутка, понимаете.
- Прошу прощения? - недоумевает инспектор.
- Она переутомилась, - объясняет Листер и шепчет на ухо инспектору несколько слов.
- О как. - Инспектор оглядывает Элоиз.
Листер шепчет еще несколько слов, пальцем указывая на потолок.
- Ух ты! Н-да. - Инспектор поднимает взгляд. - Нам про него известно. Родственник баронессы.
- Нет, барона.
- Да ну? Дела. Несчастная семья.
Листер, понизив голос, добавляет еще одно сообщение.
- Ну-ну, раз он отец, вы все по справедливости решили, - заключает инспектор, торопясь присоединиться к своим людям в полицейской машине, которая ждет у черного хода. Пробравшись сквозь толпу, не отвечая на вопросы, он уезжает.
Очень скоро четверо преданных Листеру журналистов идут к своим машинам с портфелями под мышкой и отбывают тоже.
- Теперь насчет мелкой сволочи, - говорит Листер присным. - Элинор и Кловис часть публики берут на себя и ведут в гостиную. Мы с Элоиз проводим пресс-конференцию в буфетной. Адриан, Айрин могут провести круглый стол на кухне вместе с Пабло, олицетворяя точку зрения молодежи. Мистер Сэмюэл, мистер Макгир - вы можете курсировать.
Все располагаются соответственно его указаниям. Вспышки камер. Микрофоны перебрасываются из уст в уста, как раздаваемые оголодавшим паломникам горячие хот-доги.
Все голоса заглушает дикий вопль: это наверху приступает к завтраку молодожен.
Элинор говорит:
- Как конь - понес и мчится, без седока, неведомо куда.
Адриан говорит:
- Бегство педераста.
На что интервьюер, не расслышав из-за шума, отзывается:
- Бегство целой расы?
- Нет, - отвечает Адриан.
Листер рассказывает:
- ...и вот, значит, одно время, в юности, я был профессиональным клакером. Аплодировал самым знаменитейшим певцам в мире. Оплачивалось это прилично, но ведь и то сказать, аплодисменты требуют умения - это искусство, тут важно чувство времени...
- Чувство локтя... - говорит Элинор.
Адриан рассуждает:
- Смерть - уж такая штука, не протрезвишься, не проспишься...
Вклинивается голос Пабло:
- ...раскладывать по полочкам. Квадраты, кубы. Это развивает...
Элинор говорит:
- Как дети, играют на свадьбах и на похоронах. Я играла вам на свирели, и вы не плясали, я пела вам печальные песни, и вы не рыдали.
Поворотясь на стуле к вопрошателю у себя за спиной, Листер говорит:
- Он сам себе не стряпал, не утюжил собственных штанов. Так с какой же радости он стал бы сам, извините за выражение, вступать в сношения с собственной женой?
Кловис говорит:
- ...нет, не на машинке, так весь дом перебудишь, верно? То, что я называю полночным трудом литературы, творится только от руки. Это искусство. Да, о нет, спасибо, относительно публикации у меня другие планы.
Айрин говорит:
- Нет, по-моему, это его вполне устраивало, пока она не стала из себя корчить леди Чаттерли... Викторианский такой роман, не знаете? В общем-то, конечно, она вполне типичная была, когда дошло дело до Виктора.
Слышно, как Листер цитирует:
- "Ибо ужасное, чего я ужасался, то и постигло меня; и чего я боялся, то и пришло ко мне. Нет мне мира, нет покоя, нет отрады".
Элинор говорит:
- Нет. С ее стороны из живых родственников никого.
Пабло говорит:
- Фантазии и бред на почве подавленного секса.
Кловис говорит:
- Ведут свой род от крестоносцев.
- ...как боевой конь, - говорит Листер, - из книги Иова: "При трубном звуке он издает голос: "Гу! гу!" - и издалека чует битву, громкие голоса вождей и крик..."
- ...редко когда увидишь, - говорит Элинор. - Одет в комбинезон, с застежкой-молнией, вдобавок на замочке. Застежки-молнии изобрела Швейцария...
- Вот именно, - говорит Пабло. - Если дружбу закладываешь, под проценты...
Его преподобие меж тем спустился к завтраку и, потрясенный, стоит в дверях гостиной, где проводят свою многолюдную пресс-конференцию Элинор и Кловис. В руке у него вырезка.
- Ваше преподобие! - кричит, пробиваясь к нему, Элинор.
- Там, на площадке, какой-то господин возле моей комнаты. Погнал меня вниз по черному ходу. Где Сесил Клопшток? Мне надо ему это показать.
Элинор оттирают от его преподобия, вместо нее вырастают сразу пять репортеров.
- Ваше преподобие, не можете ли вы развить свои показания относительно таблеток антисекс? Случалось ли барону...?
Элинор, уже сама снова тесно окруженная, говорит:
- ...кипит, бурлит, как стиральная машина на полной мощности.
Листер, рядом, обращается к другому микрофону.
- Кровь древняя, - он говорит, - и предков трон -
Лишь мнимость, тень, не боле;
И нет доспехов, нет препон
От смерти грозной воли.
И не уйти нам от молвы,
И не сносить нам головы.
Все минет - и мечта и быль,
И меч и шлем - все рухнет в пыль.
- Ой, пожалуйста, вот это, последнее, не повторите ли, сэр, - слышен голос репортера.
Кловис через тесную толпу пробивается к Листеру.
- Звонили из Бразилии. - Он говорит. - Дворецкий не хочет звать графа Клопштока к телефону. Отказывается наотрез. Мол, граф заперся в кабинете кое с кем из друзей и велел ни под каким видом не беспокоить.
- Передай этому дворецкому, что у нас печальные новости и мы, несмотря ни на что, надеемся связаться с графом, когда рассвет взойдет над Рио.
Адриан говорит: