- Хорёк, - бросил Эгето. - Его младшего брата, офицера, хотели повесить на заводе М. Потом расстреляли.
- Во время обыска этот Рохачек свирепствовал больше всех, то и дело поминал ревтрибунал и раскидал все вещи. А тетушке Терез пригрозил: мол, велит вздернуть ее за то, что она несколько лет держала на квартире такого коммуниста. Тут вмешалась Юлика и говорит: "Моя мама - вдова контролера железной дороги и сдает квартиру тому, кто ей платит". Ну а Рохачек всех и каждого готов отправить на тот свет, чтобы отомстить за смерть брата. На улице людей полным-полно, и все с железными палками. Книги Маркса тетушка Терез припрятала; она сказала, если вам нужна одежда, дядя Фери, пожалуйста, известите ее. "Я не знаю, где он", - сказал я. А тетушка Терез говорит: "Так и надо, правильно!" Сегодня в полдень вас, дядя Фери, искал господин учитель Маршалко.
- И он тоже? - поразилась тетушка Фюшпёк.
- Чего он хотел? - помолчав, спросил хрипло Эгето.
- Этого тетушка Терез не знала, - пожимая плечами, ответил парнишка. - Лицо у господина учителя было очень красное и смущенное. Он заикался и все время потел. Наконец он спросил, не знает ли она, где дядя Фери. Тут тетушка Терез как закричит! Она, мол, никакого отношения к делам квартиранта не имеет. Тогда господин учитель стал еще больше потеть и запинаться. Он, дескать, не желает ничего дурного. И опять допытывался, где вы. Потом сказал: "Я хочу только помочь!" - и ушел. Тетушка Терез мне и говорит: "Боюсь я этого полоумного, он еще притащит ко мне…" А я ей говорю: "Он меня в гимназии учил и совсем не был полоумным". Тут тетушка Терез и на меня как закричит: "Мне-то лучше знать, полоумный он или нет! Ты уж помолчи!"
Паренек умолк.
- Чего же он все-таки хотел? - опять спросил Эгето.
Ответа не последовало.
- Вот и все, - сказал Йошка. - В пивной Хорна нельзя было играть в бильярд. Компания каких-то христиан-социалистов устроила там свое собрание, и приходский священник Верц сказал: "Наступила пора взяться наконец за евреев".
- Ну и люди, - задумчиво проговорила тетушка Йолан. - Избить ни в чем не повинную двенадцатилетнюю девочку…
- Да еще после мировой войны! - иронически, заметил Йошка. - Не надо придавать значение затрещине, мама.
- Нет, надо, - твердо сказал Эгето. - Надо возмущаться.
- Почему? - удивленно спросил Йошка. - Зачем?
- Изверги! - продолжая думать о своем, кипятилась тетушка Йолан. - Бьют стекла в буфете!
- Тебе это хорошо известно, - сказал Эгето.
- Когда идет борьба, - возразил Йошка, - нет времени возмущаться.
- Есть время. Человек борется не одной винтовкой, человек еще борется сердцем. Тот, кто прислушивается лишь к зову своей винтовки, не кто иной, как наемник или анархист. Кто прислушивается только к зову сердца, тот моралист или мечтатель. В целом свете лишь мы одни, коммунисты, прислушиваемся к голосу и того и другого.
Кто-то постучал в стекло кухонной двери. Тетушка Йолан вздрогнула.
- Кто там? - спросила она.
- Я, - послышался за дверью незнакомый голос.
Тетушка Йолан сделала знак Эгето, потом чуть-чуть приоткрыла дверь, но тут же поспешно распахнула ее - Эгето едва успел выскользнуть в комнату. Причиной столь лихорадочной поспешности тетушки Йолан было изумление.
- Господин Дубак! - воскликнула она и всплеснула руками.
- Собственной персоной, - входя, проговорил Лайош Дубак.
Тетушка Йолан от неожиданности на мгновение утратила дар речи и молча смотрела на вошедшего. Что говорить, за минувшие два года Лайош Дубак отнюдь не стал выглядеть моложе, костюм висел на нем как на вешалке, черты исхудалого лица заострились и почему-то тряслась голова.
Дубак сообразил, что оба они, женщина и мальчик, глядят на его трясущуюся голову.
- Остановись же наконец, голова-голубушка, ведь ты в гостях! - пошутил он и схватил себя за затылок. Голова и в самом деле перестала трястись. - Небольшой нервный шок, - пояснил он, махнув рукой. - Это пройдет. Я не помешаю?
- Конечно, нет, - сказала тетушка Йолан. - Присаживайтесь, господин Дубак.
На спинке стула висел серый китель Эгето.
- У вас гость? - спросил Дубак. - Все-таки я помешал! - Он взглянул на дверь, ведущую в комнату, ручка которой еще поворачивалась.
- Не-ет, - протянула женщина. - То есть… - добавила она в замешательстве.
Вдруг из комнаты донесся шум - это полетела на пол гладильная доска. Днем тетушка Йолан гладила и, как обычно, окончив глаженье, прислонила доску к косяку двери, а когда пришел Эгето, она попросту забыла о ней и не убрала на место. Стоило сделать в темноте один-единственный шаг, и человек неминуемо должен был на нее наткнуться.
- …то есть родственник! - быстро нашелся Йошка.
Воцарилась мучительная тишина. Эгето слышал каждое слово, произносимое в кухне; он стоял вплотную к двери, а на его ноге лежала гладильная доска.
"Неплохое начало", - подумал он и вышел в кухню.
- Ференц Ланг, - назвался он, обмениваясь рукопожатием с Лайошем Дубаком.
- Сколько процентов? - тут же осведомился гость.
- Сорок, - ответил Эгето. - Ведь я был ручным наборщиком. В Сербии…
- Осколок? - снова спросил Дубак.
Эгето кивнул.
- А я у Пьяве, - со слабой усмешкой сказал Дубак. - У меня контузия. Говорят, что я могу рассчитывать на двадцать пять процентов. Должен явиться в какое-то ведомство по опеке инвалидов войны.
Эгето кивнул. Женщина и мальчик в разговор не вступали, инстинктивно ощутив ту незримую связь, которая мгновенно возникла между этими двумя совершенно незнакомыми друг с другом людьми; в кухне чужой квартиры в какую-то долю секунды некий стремительный импульс передался от одного к другому, от человека с двумя оторванными пальцами к человеку с трясущейся от нервного шока головой, и теперь для этих двоих из всех проблем вселенной самой важной являлась одна: увечье обоих.
Все сели.
- Вы изволите быть из Будапешта? - поинтересовался Дубак.
Эгето промолчал.
- Нет, - вдруг сказала тетушка Йолан.
- Откуда же?
- Комитата Веспрем, - сообщил Эгето. - Из Кетхея.
- Одним словом, не из одного места, - улыбнулся Дубак, - а сразу из двух. А зачем изволили прибыть в Будапешт?
- Для исследования в госпитале.
- Вы серьезно больны?
- Еще не знаю, - ответил Эгето.
- Желудок? - Дубак с участием смотрел в изможденное лицо Эгето.
- Полагают, что печень, - сказал Эгето. - Мне нельзя подолгу ходить.
- Это у вас фамильная болезнь, - сказал Дубак. - Ведь и у господина Фюшпёка…
- Он не родственник мужа, - перебила тетушка Йолан.
Эгето предостерегающе кашлянул.
- Он мой двоюродный брат, - заключила тетушка Йолан. - Расскажите же, господин Дубак, как вам удалось вернуться домой.
- Боже мой, - пробормотал вдруг Дубак, - какой же я осел, сижу и болтаю тут всякий вздор… а господин Фюшпёк… - Он судорожно глотнул и умолк.
- В августе мы получили извещение от его командира, - промолвила тетушка Йолан, - в августе прошлого года.
Дубак положил свою руку на руку тетушки Йолан.
- Он погиб на моих глазах, - сказал он.
Тетушка Йолан смотрела в сторону.
- На моих глазах, - повторил Дубак с печальной и виноватой улыбкой, - на моих глазах, на горе Монтелло.
- Как? - спросил Йошка.
- Рикошет! Прямо в голову. Пуля сплющилась о скалу и отскочила рикошетом, это так называется. В июле восемнадцатого года.
Тетушка Йолан тяжко вздохнула.
- Мама… - сказал Йошка.
- Он не страдал, - продолжал Дубак. - Совсем не страдал. Сразу…
Глаза тетушки Йолан наполнились слезами.
- Если бы я мог быть таким достойным человеком, каким был Болдижар Фюшпёк! - вдруг воодушевился Дубак. - Вот это был храбрец, он ничего не боялся. Он бежал совсем не от страха. Бывало, сидит под ураганным огнем и с аппетитом уплетает холодные консервы. А когда его поймали да разжаловали и со штрафной ротой вернули на фронт, он, думаете, опечалился? Нет, извините, нет, он ни минуты не горевал об утраченных капральских нашивках. Собрались тогда наши старики, солдаты да унтер-офицеры, а он и говорит: "Черт подери, против кого я должен здесь воевать? На этой ли стороне, на той ли - все равно палить из винтовки надо не тут". Капрал и спрашивает: "А где же?" Он огляделся и ответил: "Нам - в Будапеште, а итальянскому пролетариату - где-нибудь в Риме!" Так и сказал.
Эгето одобрительно кивнул.
- Я тогда спросил у него, - продолжал Дубак, - разве не гордится он своей серебряной медалькой? Тут он сощурил глаза. Дня за два до его гибели это было. "Я горжусь, - сказал он, - я и вашей медалькой горжусь, боевой товарищ Дубак; я горжусь всей австро-венгерской армией, даже орден Железной короны первой степени генерала от инфантерии барона Артура Арца мне доставляет удовольствие. Мы все здесь герои, все до одного… Покорнейше прошу… А вот поручик Виктор Штерц ошивается в тылу и жрет салями своего папаши".
- Верно, - с ненавистью сказал Йошка.
Дубак вдруг как-то сразу приуныл.
- Время… - наконец проговорил он и погладил руку тетушки Йолан, - время и вашу рану… госпожа Фюшпёк…
- А вы, - спросила тетушка Йолан, - как вы, господин Дубак, вернулись домой?