Васька не слушал, оглушенный приливом сил, который у него всегда случался от такой работы. Он курил, поднося сигарету к губам подрагивающей рукой, и озирался по сторонам, смотрел, сколько сделали. Стены коровника были похожи в лунном свете на крепостные, проемы между стопок кирпичей напоминали бойницы.
- Как в замке, - пробормотал Васька.
- Завтра кончу, - сказал Юля.
Коробка - четыре стены - была почти готова. Мауэрлат уложен. Можно кран заказывать: стропила ставить. Глеб всю деревяшку уже напилил, сейчас скобами шьет. Стропила поставить, обрешетку и шифером покрыть - неделя, не меньше.
Зинка еще велела побелить, но думать про побелку Васька не стал. Потому что точно знал: под завязку Зинка еще работенки подкинет. Деньги-то у нее!.. Хозяин - барин.
- Перекур! - скомандовал Васька, взгрустнув от этих дум. - Расскажи, Глеб, чего-нибудь…
- Да уж все пересказано по сто раз.
Глеб сел на доски, повел головой от дыма и наткнулся взглядом на Билова. Билов улегся на песок в плавках, потный, правда, уже не такой толстый, и чистым платком протирал очки. В волосах на груди у него застрял клочок газеты. Весь он был ярко-розовый: загорать у него не получалось, обгорал, шелудился и снова розовел.
- Э-это… Я иной раз отдыхаю и думаю: может, и мне в Бога заверить…
При слове "Бог" Билов откашлялся и весь подобрался.
- …У меня тем более и протекции есть в религии… Парень с Цветного в Загорске монахом служит. Он меня к себе звал… Да некогда временно…
- Да, Глебушка, дел у тебя, конечно… - Билов снисходительно усмехнулся и даже не окончил фразу из-за очевидной нелепости возражения.
- Вот у Билова к Богу, любовь какая-то несерьезная: то он буддист, то, наоборот, христианин, то он этот… Чем так - уж лучше и вовсе не верить. Гарик тоже хреново верит…
- Этот-то еще откуда вылез? - поинтересовался Васька.
- Гарик? Монах, какой в Загорске. Он там и учился на холяву - в армию даже не сходил. А сейчас ему в келью велят прописываться, а он - наотрез: в Москве тогда прописка теряется, а у него на Цветном трехкомнатная, там только бабушке помереть осталось, и его целиком квартира… Все ко мне лезет: как быть? Склоняется уйти из религии… Вот я его место и заступлю… Коровник с вами дострою и определюсь туда. Спокойно, тихо, хорошо…
- А выпить?
- Поднесут. Мир-то небось не без добрых людей… Не все, Вась, жлобы, как ты… Я у них буду там на территории по хозяйству починять, то-се, мол, по плотницкому…
- Ты стропила-то к завтрему добьешь? - перебил его Васька.
Сказал вроде так, одному Глебу, а всем ясно: подъем!
Билов со вздохом встал. Васька удовлетворенно посмотрел на него. Билов сперва ершился, не слушался с первого раза, советы давал. И обалдел, когда Васька ему прямо заявил: мнений твоих не нужно, твое дело раствор месить. Ясно? Не согласен - будь здоров. И Билов смолк. Оскорбился и смолк.
О штукатурке разговора не было. Это Зинка по ходу пьесы выдумала. Васька в общем-то и не разозлился: ждал, что под занавес она им сюрпризик устроит, так, поворчал для вида…
- Интересное кино! - возмутилась Зинка. - А ты как белить собрался: по голым кирпичам?
- А почему бы и нет? Делают…
- А ты будешь делать как надо!
Сказала и укатила на своем велосипеде.
- Штукатурить велела! Сволочь!.. А этот ей: ушки!..
- Пойду терок сделаю… - сказал Глеб, не обращая на Ваську никакого внимания. - А Билов пусть раствор заведет… совсем тонкий - штукатурить легче…
Глеб выстрогал две метровые терки. Из совковой лопаты сделал особую - обрезал ручку и развалил пошире сам совок.
Он загрузил раствором тачку, подкатил к стене, набрал полную лопату и с кряхтеньем шмякнул раствор на стену. Потом взял терку обеими руками и сверху вниз по стене, волнируя, провел по расплеснутой массе. Из-под терки вышла чистая, гладкая полоса штукатурки шириной больше метра и высотой два с половиной.
Васька молча подошел к стене и недоверчиво потыкал штукатурку пальцем.
- А верха - с подмостей, - пояснил Глеб. - Встаньте поврозь, пошире друг от друга. А я вам накидывать буду.
Глеб выплеснул на стену весь раствор, впрягся в тачку и, вспахивая ржавым колесом землю, покатил ее к мешалке. Васька с Юлей взяли терки. Через пару часов Васька попробовал сменить Глеба, но у него ничего не вышло. Раствор или выплескивался из лопаты, не долетая до стены, или шлепался, как не надо.
В час ночи коровник изнутри был готов. Васька этого не ожидал. Теперь ему было тошно, что так по-бабьи сорвался. Главное, под самый конец. Завтра снаружи оштукатурят, потом побелить, крышу покрыть - и гуляй, Вася, - по домам.
Васька осатанел: переставил будильник на пять. Глеб, конечно, поддержал: спать - дело поросячье, трудиться надо. Билов, который уже ополовинел и анфас и в профиль, закряхтел, забурчал, но в голос высказаться не посмел. Васька и сам уже на ночь седалгин стал глотать - руки ломило, заснуть не мог. В Москве запасся медициной на всю команду, знал, что к концу понадобится. Видел Васька, что Билов при последнем издыхании и у Юльки пальцы растрескались в кровь, хоть и мажет их все время кремом. И знал, что темп нельзя сбросить - добить надо коровник, чтоб в запасе еще хотя бы пара дней оставалась… Мало ли что… Так и вышло: подсуропила Зинка штукатурку напоследок. Зараза!
…Билов сидел напротив Васьки с пустой тарелкой и ждал, пока Васька доест и скажет, что делать. А Васька не спешил: во-первых, сам не знал еще, как быть, а во-вторых, ему действительно пережевывать все нужно аккуратно. Что-то живот у него этой ночью вдобавок ко всему заболел по-нехорошему, по-язвенному. Не дай-то бог! Люське он больной - не очень-то, да и вообще…
- Дай спичку…
Билов протянул ему коробок.
- Так… - сказал Васька, ковыряясь в зубах. - Чем же белить-то будем? - И сам себе ответил неприлично.
- Вася! - устыдил его Юля. - Люди…
- Чем белить, говорю? - со злостью повторил Васька.
- Вот чего… - заторопился Глеб, - ты сейчас, это, поедим когда, ящик сколоти побольше. На полозьях…
- Дальше, дальше! Белить чем? Мазать?!
- Гашеной известью, - всунулся в разговор Билов.
- У-у-у!.. - Васька сморщился, как от зубной боли.
- Вася имеет в виду орудия, - перевел Билову Юля. - Квачи, кисти…
- Билов! - Глеб высвободился из-за стола. - Я котлету есть не хочу, скушай… Вы ящик путем сделайте, а побелить - побелим. - Глеб успокаивающе махнул рукой и болезненно поморщился.
Васька встревоженно взглянул на него.
- От лопаты, - заоправдывался Глеб. - Перенапряг вчера… Пройдет временно. Вы ящик-то сколотите, а я сейчас квачи…
У бани, возле самой помойки, Глеб стирал мочалки. "На четыре квача хватит". Отжал их, как белье, положил рядом с шайкой.
- Ты хоть бы в тень встал…
- Зинаида Анатольевна?!
- Голову напечет… Чего это ты? - Зинка удивленно смотрела на мокрые мочалки.
- Для квачей, вот… мочалки… пользованные. - Глеб ногой ковырнул помойную кучу. Из нее фонтаном брызнули мухи. Зацепил одну мочалку и показал Зинке: - Полно…
- Ты еще в нос мне сунь! - отдернулась Зинка. - Оштукатурили?
- Как велели. Теперь белить…
- Васька меня материл?
- Не-е-е, не особенно. Хорошо отзывается. Положительная, говорит, женщина.
- Так уж и положительная? - Зинка тихонько засмеялась. - Глеб, слушай… - медленно сказала она, ковыряя босоножкой песок. - Что, если… Да нет, ничего!.. И шоркнула по песку ногой, стирая наковырянное.
- Опять за мочалками? - спросила бабка-истопница, когда через час Глеб снова появился у бани.
- Нет, теперь по делу - руку парить.
Парить руку послал его Васька. В бане Глеб был один. Минуя ненавистное мытье, он сразу сунулся в забитую влажным серым паром парилку. Сырой, почти на ощупь обжигающий пар шел из трубы под потолком. Глеб, насколько мог выдержать, подобрался поближе к шипящей дыре, пристроил плечо поудобнее и замер, обхватив голову ладонями.
В парилке он продремал с небольшими перерывами три часа. Напоследок решил даже помыться чужим обмылком и постирать трусы. На стирке трусов в мыльную влетела бабка.
- Живой?! Думала, задохся. Вылазь давай. Стирает, главное дело. И там стирал, и здеся!..
- Сейчас я… - Глеб прикрылся шайкой.
- У тебя ведь переодежи-то не было, - сказала бабка, когда он вышел из бани, держа в руках постиранное, и подозрительно посмотрела на него.
- Да я так одел.
- С легким паром! - крикнул Васька весело, потому что и ящик сколотили на полозьях, и известь нашли, и квачи получились - лучше не надо.
- Расческу возьми в джинсах!
Глеб засадил расческу в темя, рванул вперед и начал терзать задубелые пряди, не промытые баней. После каждого чеса он рассматривал расческу, забитую волосами, и с удовлетворением приговаривал:
- Массаж им, а которые слабые, так и не надо. Новые нарастут…
- Какие новые, Глебушка? - иронически заметил Васька. Он лежал, заложив руки под голову, готовясь к последней атаке - побелке. - Тебе жить два понедельника осталось…
- Ничего, - обрывая на себе волосы, приговаривал Глеб. - Я еще молодых обживу… На болоте у себя - на даче сяду на пенсии - лук продавать стану, баню построю… Полешек надолбал - и парься. Я трудовую свою как-то читал: у меня стаж почти к пенсии набран - морские-то год за два идут, - только возрасту не хватает временно…
- Ты хоть помылся, Глебушка? - спросил Васька.