- Мыться, Вась, вредно. Умные люди вон чего пишут. Мол, надо только ноги мыть ежедневно и гениталий. А какой там у русского человека гениталий?.. Так… Не в этом дело. На пенсию надо идти… пораньше… А чего вы разлеглись-то все? Белить приступать надо. Сейчас расчешусь временно.
- Мол, - передразнил его Билов.
Васька подошел к ящику с гашеной известью, помешал.
- На кой хрен его белить? Так серый, будет белый - ну и что!
- У финнов коровники разноцветные, между прочим, я на выставке видел, - подал голос Юля.
- В отношении? - спросил Глеб, пряча расческу с выломанными зубьями в карман. - Каких цветов?
- Расчесочку забыли вернуть, Глеб Федорович.
- Да она, Вась, уже недействительная. Я тебе с денег новую подарю. Каких цветов-то, Юль?
- Да там разные: розовые, голубые…
- А голубеньким, прямо сказать, неплохо, гм… - задумался Васька и посмотрел в небо. - Неплохо…
- Думай, Ананий, думай! - пророкотал Билов. - "Голубой коровник" - Агата Кристи, не иначе.
- Черт его знает… - Васька почесал бороденку. - Белила-то белые…
- Пацаны неумные, - сказал Глеб. - Чернил вон синих в сельпо купи, добавь в известь - любой колер будет временно. Я когда смолоду по строительству халтурил в Ногинске, всегда в побелку или чернила, или синьку для цвета.
Васька уставился в ящик с известью:
- Сколько ж сюда надо?
- Да сколько не жалко. И коровничек будет - любо-дорого!
- Черт! - Васька посмотрел на часы. - В магазине-то перерыв.
- Пока дойти - кончится, - сказал Юля.
- Деньги гони, пацан корыстный.
- Червонец остался…
- Вот и гони. Не жмись для животных.
В ящике цвет побелки получился лазурный, но когда начали белить, Васька сморщился:
- Псивый цвет какой-то. Надо вылить - да по-нормальному… Без экспериментов. Тоже - послушался идиотов!
- Да поверь ты на слово, - взмолился Глеб. - Высохнет - не узнаешь.
- Вась, раз Глеб говорит…
- Тебя не спрашивают, - обрезал Васька Билова.
Глеб постучал себя по груди:
- Раз человек говорит, врать не станет, давай голубым.
Васька сплюнул:
- Черт с вами! Давай!
- А ты, Вась, меня послушаться не хотел, - сказал утром Глеб, выходя из интерната. - Где коровничек-то? Коровник за ночь высох и исчез. Слился с небом. Такой же голубой.
- Лепота-а! - пробасил Билов, и Васька впервые его не окоротил.
- Крышу поставим, и уезжать не стыдно. А то - белый, - сказал Глеб, поднимая воротник штормовки.
Возле коровника бродила Зинка.
- Кто додумался?
- Глеб, - сказал Васька и зло посмотрел на него. - Голубой, голубой…
- Чего ты, Василий, испугался? - улыбнулась Зинка. - Молодцы! Баран с меня. Чернилами или гуашью?
- Чернилами, - пробормотал Глеб.
- Баран с меня, - повторила Зинка и подняла с земли велосипед. - Михайлов!
- Я, - почему-то испуганно отозвался Юля.
- Я на мосту была у Кареева. Там, значит, такое Дело… Там сварщик, ну, этот, который упал… Умер он…
- Иван Егорыч?! - вскрикнул Юля.
- Плохо-то как… - по-бабьи запричитал Глеб. - Думал: оклемается… Ой-ей!.. Когда ж помер?
- Не спрашивала, позавчера вроде… Ханку меньше жрать надо!.. Михайлов должен объяснительную написать, что пьян он был…
- Он не пьяный был, - пробормотал Юля. - Он так…
- Ну, не знаю. - Зинка досадливо поморщилась. - Кареев говорит, пьяный… А тебе-то не все равно: пьяный, не пьяный… Напиши - и все. Богдышев! - Она поманила Глеба в сторону. - В одиннадцать к коровнику подойдет машина. За сайгаками поедешь, понял?..
- Понял… - непонимающе глядя на нее, пробормотал Глеб.
- Чего смотришь? Не хочешь, что ли? Так и скажи! - Зинка повысила голос. - Мне эти сайгаки сто лет не нужны!..
- Хочу… - Глеб тупо смотрел в землю.
- Ну и все! - Зинка недоуменно взглянула на него и укатила сердитая.
…В интернате Егорыча не касались. Будто он и не помер. Васька тренькал на гитаре: хоть он уже и доходит, но Асадова поклялся выдолбить и каждый день хоть двадцать минут, но тренькал. Юля лежал на койке, не двигаясь. Каждый раз, когда доплетались до интерната, он залегал, не раздеваясь и не моясь, минут на сорок, лежал с закрытыми глазами и только потом рассупонивался, мылся, подлечивал руки - мазал, массировал…
Билов наконец написал письмо матери: мать заваливала его слезными письмами и даже прислала две телеграммы на имя Васи: что с ее сыном, почему не пишет.
- "Не пишет…" - бормотал Билов, заклеивая письмо. - Тут - еле ноги волочишь… Глеб, ты-то хоть не бухти, чего сопишь?..
- Пыжи забыл. - Глеб вывернул на постель мешочек с охотничьим припасом, ковырялся в нем и ворчал: - Надо-то всего ничего, а нет… А без пыжей как? И сделать-то, главное дело, не из чего, картонки нет… - Он сунул руку в рюкзак. - Реликвию раскурочить временно?.. - Он вытянул из рюкзака солидную синюю книгу в тисненом переплете, повертел ее в руках, прикинул толщину обложки. - Некрасиво, конечно, но чего ж теперь?..
Достав из охотничьего хлама специальный дырокол, Глеб заломил переплет, сунул его в машинку и даванул со злостью. Переплет хряпнул.
- Рехнулся?! - Билов потянулся к изуродованной книге.
На титуле изящным неторопливым почерком было написано: "Глебу Федоровичу Богдышеву, талантливому теоретику и зятю". Дата и фамилия знаменитого академика.
- На столе в кухне оставил… - переживал Глеб. - В целлофан склал, в суете забыл… Это разве пыж?! - Он вертел в руках синий кружочек из-под дырокола.
- Глеб, - сказал Билов, завороженно разглядывая надпись, - ты какое-нибудь открытие сделал?
- Он пулю изобрел. - Васька чуть заметно усмехнулся.
- …Это не охота с таким пыжом! Ну что это! Тьфу!
- Правда пулю? - не отставал Билов. - Какую?
- …Пуля как пуля… - бормотал Глеб. - Стрелять… для охоты. Ее украли временно… Дай книгу-то…
- Украли? - Билов протянул ему книгу.
- Ага… Я лет через пять журнал американский по охоте читал: там моя пуля, в журнале…
- Как же это?
- А кто знает… Я с американцами не выпивал, значит, не рассказывал. Может, сами доперли, а может, кто из наших проболтал, каким я говорил… А этот, кто ее запатентовал, небось миллион получил. Такая, главное дело, простая пуля… для охоты…
- А по науке-то ты открыл что-нибудь? - Билов никак не мог успокоиться.
- Открыл… - пробормотал Глеб. - Брату потом подарил. Он докторскую писал по твердому телу.
- Какое "тело"?
- Твердое…
- Ва-а-ась! - послышалось в темноте шипение Глеба.
- Ну-у? - тяжело отозвался Васька.
- Сайгак в кузове… Чего с ним?
Васька вздернулся.
- Билов! Глеб, пихни его. Подъем. Сайгака обдирать!..
- А? - очумело отозвался Билов и глубже зарылся в постель.
- Не буди, давай я, - дневным голосом сказал Юля и начал одеваться.
- А чего не спишь? - удивился Васька.
Юлька мрачно натягивал штаны.
- Сколько сайгаков? - спросил Васька.
- Один. Другие - ребятам: шофер и с фарой который… светил… Я это… постель смотаю, раз уж машиной… - Глеб смахнул с тумбочки ерунду на пол, кинул туда же сандалии, примял подушку и свернул тюфяк. - В коровнике постелюсь…
В кузове лежали три сайгака: два с рогами, один - без.
- Козлы, - Глеб показал на рогатых и стукнул по кабине. Машина дернулась. Глеб шлепнулся на куль с постелью. - Три выстрела - мертвобитые.
- Угу, - кивнул Юля.
Он молча глядел на сайгаков, мотавших рогатыми головами по доскам кузова.
- Двух сразу, а третьего долго искали… - Глеб закурил. - Эти уж припухли временно… - Сайгаки тряслись, из них выкатывались черные горошины помета. - Подсолить надо получше, чтоб не тронулись…
У коровника они скинули на землю сайгака, куль с постелью. Машина укатила, номер ее был тщательно заляпан грязью.
- Его надо за передние ноги повесить, - хлопотал Глеб, оглядываясь в проеме. - Веревки забыл!..
Юля снял с себя ремень.
- Точно! - Глеб полез под свитер за своим. - Маня то как теперь?.. Надо ей соболезнование… Помоги-ка… Ага…
- Кареев хочет, чтоб я объяснительную прислал, как он упал…
- Так ведь ты писал… Чего же опять…
- А Васька говорит: пиши… Понимаешь, он же поддатый был… - Юля с надеждой взглянул на Глеба.
- Похмеленный, а не поддатый, - уточнил Глеб.
- Васька говорит, тогда Кареев наряды нам закроет… Егорыча-то нет… какая разница?..
- Есть разница! - твердо сказал Глеб, надрезая шкуру на брюхе. - Один трясет, другой дразнится. То пьяный, а то, можно сказать, трезвый… Чего врать то, мол!..
- Так ведь не закроет наряды…
- Ну и хрен с ними! - равнодушно сказал Глеб, ковыряясь у сайгака в брюхе. - Тебе не закроют, зато Мане пенсию дадут!.. Не пиши. Бога побойся, как верующие говорят… На, зарой временно…
Глеб протянул Юле завернутые в целлофан сайгачьи внутренности.
- А Билов чего?
- Сначала, как ты, говорил: не пиши, а как Васька про наряды сказал, сразу - пиши.
- Понятно… Во, в шею!.. - Глеб протянул Юльке на ладони картечину. - И чисто!
- Маленькая…
- Хва-а-а-тит… А из головы чучелу сделаю для дома. Или в подарок кому… Сколько Кареев может дать?
- Васька говорит: тыщи полторы.
- Правильно говорит: на полторы наработали. Закури мне, только фильтру оборви. - Юля прикурил сигарету, всунул ему в рот. - Я бы не писал… Все пропито, кроме чести!..