"ПОВЕСТИ БРИГАДИРА СИНИЦЫНА"
Летом 1921 года, по предложению M. И. Ульяновой, работавшей тогда в "Правде", я поехал в Поволжье, которое поразил страшный голод. Вернувшись оттуда, я напряженно работал недели две над очерками и над статьями, - и у меня ничего не получилось. Тогда я пошел в "Правду" и сказал, что я не могу выразить пером все то, что видел. Меня поняли, Марья Ильинична мягко сказала:
- А может быть, вам написать рассказ? Попробуйте. И не приукрашайте жизнь, пишите искренне все, что видели.
Я написал рассказ "Полая Арапия". Когда я писал его, я был убежден, что, чем чаще литератор будет смотреть правде в глаза, чем бесстрашнее будет говорить об этой правде, тем героичнее и возвышеннее будет обрисован человек нашей страны. Однако рассказ этот даже после напечатанья его в "Правде" издатели брали неохотно.
Некоторое время спустя, тоже по заданию "Правды", я ездил в агитоблет на первых советских самолетах по маршруту: Москва - Царицын - Астрахань - Гурьев - Уральск - Оренбург - Москва. Агитоблет был очень интересным, яркие сцены наполняли мою голову, но стоило. мне подойти к столу, чтобы писать очерк, эти яркие сцены точно кто накрывал тусклой бумагой. Под конец я стал даже испытывать возле стола страх и стыд. Я написал несколько рассказов о виденном: "Яицкие притчи", "Гафир и Мариам", - и, однако, очерки и статьи по- прежнему не получались.
"Нельзя же так! Надо учиться, раз не получается. Какой же ты писатель, если не в состоянии создать статью? - думал я с раздражением. - Будешь учиться дома, а если не сможешь, - пойдешь в учебное заведение".
По-видимому, идти в учебное заведение мне очень не хотелось, потому что я стал учиться на дому крайне усердно"
Что такое газетная статья? Это умело составленная речь в защиту или в порицание какого-либо общественного явления. Речь эту записывают на бумаге, а затем печатают. Значит, для того, чтобы уметь писать статью, надо уметь говорить речи.
Я стал много читать - историков, критиков, ораторов. После этого я выбирал какую-нибудь тему и пытался выразить ее своей речью вслух. Сначала я смущался и бормотал непонятное, опустив глаза. Затем постепенно привык, стал говорить смелее, возвысив голос и пристально глядя в глаза воображаемому слушателю.
Когда речь казалась мне готовой и я начинал испытывать некоторое успокоение, я придвигал к себе бумагу. Записывание иногда шло довольно легко, и, чем чаще я стал записывать таким способом свои речи, тем реже ко мне приходил страх и стыд.
На первый взгляд, все это мелочи, о которых, быть может, и не стоило бы говорить. Но это не мелочи, если книги по теории прозы или учебники ораторского искусства, сколько их не изучай и какими бы великолепными примерами они не были напичканы, вам почти ничего не дают.
Мне больше была по душе речь адвоката на каком-нибудь процессе. Я слушал ее жадно и, придя домой из суда, повторял эту речь, а иногда записывал на бумаге. Историк, доказывающий свою точку зрения на то или иное историческое событие, тоже мог вдохновить меня. Я повторял письменно его доводы. Критик, разбиравший творения Пушкина, Толстого, Тургенева, подталкивал мою руку, чтобы возразить ему или поддержать его.
Так, мало-помалу я стал овладевать искусством писать статьи.
Я писал их карандашом - карандаш создает настроение стремительности, непосредственности, непринужденности, - и писал несколько вариантов. Написав один, я отодвигал его в сторону и спустя несколько часов, не заглядывая в первый, писал второй, - так иногда до пяти или шести. Множество вариантов позволяет вам не стеснять своего воображения. Кроме того, есть с чем сражаться, - имеешь много мусора, который спокойно можешь выбросить.
Три-четыре дня спустя я писал уже окончательный вариант статьи, и только после этого позволял себе заглядывать в прежние варианты, чтобы взять оттуда то или иное удачное выражение, сцену, которую наблюдал на улице, в поезде, на заводе или на рынке.
Затем я опять откладывал статью в сторону и перечитывал ее через несколько дней, чтобы узнать, гневно или радостно она написана. Это главное условие хорошей статьи. Читатель должен быть уверен, что писатель, говорящий с ним, крайне взволнован.
Тусклая бумага, покрывавшая дотоле яркие сцены виденной мною жизни, сцены, которые я прежде тщетно пытался поместить в свои неудачные статьи, постепенно делалась прозрачной. Сердце мое билось радостно. Я был счастлив, сам того не замечая.
Полторы тысячи лет тому назад на бескрайних пространствах Азии и Европы, которые мы ныне называем своей родиной, жили народы, история которых нам плохо известна. Мы часто даже не знаем, как назывались эти народы. Быть может, какое-то продолжительное время в степях Азии были большие урожаи трав, наплодилось много скота и лошадей. Урожаи эти сменились засухой, - и вот кочевники пустились на поиски новых пастбищ. Так, возможно, началось великое переселение народов.
В эпоху Октября мы видели, - более того, мы сами помогали создавать, - новое переселение народов. Народы нашей страны хлынули в необжитые места - в степи Казахстана, Южного Урала, сибирскую тайгу, чтобы искать руды, плавить металл, чтобы создавать колхозы и совхозы, чтобы строить новые или перестраивать старые города, чтобы создавать заводы, рудники, рыть огромные каналы, соединяющие моря. Труд поднял народы нашей страны на великие подвиги. Партия повела их. Народы наши влюблены в труд, в его благородное и очищающее значение.
Пятилетки!
Какие великолепные книги были написаны в эти дни, - и какие еще напишутся!
Союз писателей с помощью общественных организаций и предприятий устраивал нам много поездок на различные строительства. Поездки эти свершались обычно группами писателей, их тогда называли "бригадами". Таким образом я побывал на Урале, в Туркмении, на Украине - в Макеевке и на строительстве Новокраматорского завода, на Беломорканале.
Особенно памятно создание книги о Беломорском канале. Эта толстая книга писалась целой группой писательских бригад, которой руководил Горький. Алексей Максимович редактировал всю книгу от начала до конца, разрабатывал вместе с нами план книги и правил наши писания. План был и хронологический, то есть рассказывалось последовательно, шаг за шагом, как строился канал, и были введены в книгу отдельные новеллы - очерки о жизни некоторых строителей канала. Такие рассказы писали, помнится, А. Толстой и М. Зощенко.
Беломорканал, как известно, строился руками заключенных, которых перевоспитывали или, по тогдашнему выражению, "перековывали" трудом. Это была благородная воспитательная задача, и Горький горячо поддерживал ее. Мы писали не только по документам, мы беседовали с бывшими ворами, грабителями, взломщиками - со всеми теми, кто был рожден мировой войной и беспризорностью. Из этих бывших преступников вышли хорошие рабочие, инженеры, умные, способные строители нового государства.
Странно, конечно, что не появилось еще большого и талантливого романа о строительстве Беломорканала, но несомненно такой роман появится. А когда писатель будет создавать эту эпопею, он, перелистывая страницы тома "Беломорканал", пусть почувствует дух благородства, которым были охвачены люди, создававшие эту книгу, дух благородства и веры в человека.
А весной 1930 года бригада писателей - Тихонов, Леонов, Павленко, Санников и я - направились в Туркмению, Никто, кроме, кажется, Тихонова, не был из нас прежде в этой обширной и жаркой стране. С огромным наслаждением странствовали мы - с наслаждением и тревогой. В Туркмении шла коллективизация и шла не совсем мирно.
Возле города Керки - недалеко от тех мест, где сейчас ведут каракумский канал, - мы подъехали к Узбою, старому руслу Аму-Дарьи. Вода прошла в пустыню не то на восемьдесят, не то на сто километров, Кто-то предложил плыть на лодке по Узбою.
Мелиоратор, ведавший, по его словам, водой пустыни, сказал предостерегающе:
- Я могу предложить вам винтовки, но, пожалуй, лучше плыть без винтовок, а того лучше - совсем не плыть. Баи гонят свои стада в Афганистан. Конечно, вдоль границы - пограничники, есть они и в пустыне, выходят и к Узбою, но пограничники могут не присутствовать, когда вы столкнетесь с баями.
Мы еще не решили, плыть нам или не плыть, когда получили приглашение в кишлак, откуда все баи ушли в Афганистан, но где остались подкулачники, которые довольно энергично выступают против создания колхозов, и где середняки, бедняки и партийцы еще более энергично кричат "за"! От нас там ждут веского слова о пользе колхозов.
Мы приближались к шумящему кишлаку в грузовике, обитом фанерой, который районные власти с гордостью называли автобусом. Грузовик осторожно вступил на мост через глубокий, сорока, или пятидесятиметровой овраг, заросший лесом.
Не знаю, то ли одно из бревен, поддерживающих мост, сгнило, то ли было подрублено, во всяком случае мост затрещал именно тогда, когда мы въехали на него. Мост повалился в одну сторону. Грузовик покатился в другую.
Нам, однако, повезло. Перевернувшись в воздухе, автобус упал боком, прямо на средину огромного дерева, которое, дрожа всеми ветвями, удержало нас.
Мы лежали на боку автобуса. Сквозь разбитые стекла окон одна за другой лезли к нам ветви. Конечно, на них приятно смотреть, но они слишком тонки, для того чтобы задержать автобус. Одно неловкое движение, и мы полетим на дно оврага!
Тут мы услышали ровный голос Тихонова:
- Товарищи, спокойствие. Сейчас выберем точку, окно, и будем вылезать по одному. Если мы двинемся все сразу, автобус потеряет равновесие, и мы, к сожалению, устремимся вниз.